Страница 70 из 109
– Ты за этим приехала?
Цеста достал из бара бутылку, налил ей вина, не поднимая глаз на ее по-прежнему прекрасное маленькое смуглое лицо, обрамленное темной рыжиной волос. Лицо, которое никогда не отличалось глянцевой кукольной прелестью и не должно было утратить с годами своей странной красоты, порожденной неявным внутренним светом. Цеста слишком резко поставил бокал на край стола, пурпурная жидкость плеснулась в пузатых стенках.
– Ты за этим приехала? Поддержать в трудную минуту? И заодно поплакаться о чем-то в братское плечо?
– Нет, – кротко ответила Маргит, беря бокал. – Я пришла попрощаться.
Цеста смотрел на нее несколько мгновений, потом усмехнулся половиной рта.
– Понял. Твой Хенрик откусил кусок, который не в силах проглотить. И теперь удирает за границу?
– Можно и так сказать, – признала Маргит.
– И ты с ним.
– Да, – она посмотрела ему прямо в глаза. – Возможно… Йирко, возможно, мы видимся в последний раз.
Цеста кивнул. Посмотрел в окно – в февральском небе начинали выступать звезды, в отдалении поблескивали огни «Макса».
– Давай пройдемся, – предложил Цеста.
«Когда-то я пел только для нее. И всегда, всю сознательную жизнь любил эту женщину. И что бы там ни было, кто бы там ни был, я всегда говорил себе: я был у нее первым. Этого у меня никто не отнимет. А теперь… Теперь я знаю, что скорее всего никогда ее больше не увижу, – думал Цеста, глядя на все еще стройную фигуру Маргит, склонившейся над водой. – И она мне безразлична. Безразлична? Или я просто очень хочу себя в этом убедить?»
Он оперся о перила лестницы, сводившей с высокой набережной вниз, к самой воде. Маргит бросала крошки хлеба замерзшим ныркам, упорно державшимся в городских, согретых ядовитым дыханием цивилизации водах всю зиму. Небольшой жадной стайкой они собрались у берега. Из только что открывшейся булочной, куда Цеста и Маргит заглянули по пути, шел приятный, памятный с детства запах свежей выпечки.
Всю ночь они просто бродили по городу, пели, казалось бы, напрочь забытые песни, которых не вспоминали двадцать лет, смеялись и подтрунивали друг над другом, как когда-то, еще до войны, в далеком провинциальном городке, когда они были членами одной счастливой семьи – брат и сестра. Только один раз за всю ночь Цеста привлек Маргит к себе, отодвинул в сторону густые, совсем темные в ночном мраке волосы и, оттянув распахнутый ворот пальто, коснулся губами ее шеи над сборчатым воротником блузки… И отшатнулся, ощутив чертовски знакомый запах, который он, оказывается, не забыл за прошедшие два года. Мужской запах, в котором не было ничего необычного или неприятного – хорошая сигара, дорогой одеколон… Цесте даже померещился блестящий след чужой слюны на ее шее в свете фар проезжавшего мимо автомобиля. Он почти видел короткопалую руку, сжимавшую ее грудь как раз перед тем, как она приехала на виллу. И через час-другой она вернется к нему.
Маргит стряхнула с узких ладоней последние крошки, выпрямилась и взглянула снизу вверх на него. Даже в предрассветной полутьме ее глаза были светлы, ясны и прозрачны. Она подошла к лестнице.
– У тебя в гостиной раньше висел портрет цыганки, – вспомнила она.
«Она даже сейчас не хочет меня потерять», – догадался Цеста и ответил сухо:
– Теперь там висит портрет актрисы. Современная работа, особой ценности не представляет.
Маргит поднялась на пару ступенек, положила руку на перила рядом с его рукой. Кожа Цесты была светлее, если бы не это, их тонкие руки с длинными пальцами были бы похожи так, словно принадлежали одному человеку. Или кровным родичам.
– Ты любил ее? – спросила Маргит.
– Она меня любила, – медленно произнес Цеста и отвернулся, устремив взгляд на сероватую под медленно светлеющим небом реку, измятую колебаниями воды. – Она меня любила. Как-то вот так всегда получается. Дважды в жизни меня любили по-настоящему – искренне, преданно, самозабвенно. И оба раза я не мог ответить на это чувство как должно…
Маргит тоже отвернулась, холодно заметила:
– Ты еще молод. У тебя еще… – и замолчала, не договорив «все впереди» или другую подобную банальность. Быстро взглянув на нее, Цеста увидел, как на мгновенье пергаментно бледную в холодном утреннем свете щеку Маргит заливает румянец.
Поддавшись внезапному порыву, Цеста шагнул к ней, протянул руку, желая обнять ее стройное тело, но вспомнил про запах и только провел ладонью по ее плечу.
– Пошли до следующего моста? – предложила Маргит.
– Мы не наткнемся тут где-нибудь на Вальденфроста? – не сдержался Цеста, хотя и дал себе слово не упоминать о нем. – Вдруг он тоже бродит по городу в приступе заблаговременной ностальгии?