Страница 67 из 109
Когда Цесту высадили из служебной машины перед распахнутыми воротами Фэзандери, он увидел Яглу, сидевшего на бортике ограды у решетки. Очевидно, тот встречал все проезжающие машины.
– Господи! – севшим от волнения голосом произнес ударник и вдруг обхватил огромными лапами Цесту и на мгновенье притиснул к широкой груди. – Мы не знали, что делать, куда звонить, куда идти… Полинька сидит у телефона, а я тут – на всякий случай… Не знаю какой.
– Все нормально, отпусти! – Цеста направился к дому.
– Ты паршиво выглядишь. Что они с тобой делали?
– Ничего, не говори глупостей. Я цел и невредим. Устал, вот и все.
– Это из-за… Иеронима, да? – неуверенно спросил Ягла. – Или потому что…
Цеста остановился и посмотрел на него снизу вверх.
– Не знаю, о ком ты.
– Понятно, – кивнул Ягла после паузы. – А… работа?
– Пока побудем в отпуске. Не думаю, что в нынешней нашей ситуации кто-нибудь предложит нам ангажемент. Но все будет в порядке, – Цеста на мгновенье сжал его плечи и улыбнулся. – Мы им нужны, Хонзо. А сейчас, извини, мне нужно в ванную. Хочу отделаться от этого… – он оглянулся на ворота, где на асфальте, еще можно было разглядеть следы влажных после недавнего дождя шин.
– Йирка! – донесся от дома высокий, отчаянный крик, Полина одним прыжком слетела с крыльца и бегом бросилась им навстречу.
Цеста молча развел руки в стороны, чтобы тут же сжать их, обхватив узкую стройную спину, и с силой притиснул женщину к себе, жадно и крепко впился губами в ее нежные губы, как изголодавшийся бросается на пищу.
Ягла понимающе усмехнулся, хлопнул Цесту по плечу и повернул к воротам.
Миновали бесконечные мгновенья, и Цеста отпустил ее.
– Я цел и здоров. И все нормально, – доложил он, не дожидаясь вопросов, которые, впрочем, Полина как будто и не собиралась задавать. Она просто смотрела на него, и глаза у нее были огромные. Опустив взгляд, Цеста заметил, что она стоит босиком, в одних шелковых чулках на гравиевой дорожке – выскочила из дома, как была, – и никак это не комментируя, быстрым шагом пошел к крыльцу.
– Где Иштван и его жена? – на ходу спросил он.
– У себя. Они напуганы…
– Ну и черт с ними, – у Цесты мелькнула мысль, не они ли донесли про Хрдличку, и он не без удивления отметил, что ему это в общем-то безразлично. По крайней мере, сейчас.
Напомнила о себе мучившая его уже около часа боль в животе, как и странная слабость, причиной которой мог быть и голод. Цеста стал подниматься по ступеням в дом. Перед глазами все еще стояли уставленные стеллажами с какими-то папками тусклые стены кабинета Вальденфроста, нечетко, как в дымке, – по той простой причине, что он толком не рассмотрел помещение. Куда четче помнились холодные светлые глаза, запах сигары, глухой голос: «Моя жена – ваша поклонница», и жесткая, уверенная и холодная ладонь в его руке.
Войдя в дом, он разулся, наступив ногой на задник каждой туфли, чтобы не наклоняться, зачем-то взглянул на собственную ладонь, все еще помнившую это ощущение холодного пожатия. А ведь на самом деле у Вальденфроста, наверно, не холодные руки? Это ему, как всегда, так кажется…
Внезапно Цеста сдернул куртку, бросил ее на пол, и, идя дальше по коридору, продолжал раздеваться на ходу, роняя вещи на паркет.
– Сожги это все. Выброси в саду, чтобы Иштван сжег, – бросил он Полине. – Ни к чему из этих вещей я не прикоснусь.
Он запнулся, начав возиться с застежкой часов, снял их, взвесил в руке тяжелый круглый корпус и положил на стол, мимо которого как раз проходил.
– А это отдай Иштвану, – и снова подумал: а если правда? Если это он? Ну и что? Пусть получает свои сребреники.
И Цеста вошел в ванную.
Когда на пустынный сад мягко надвинулся вечер, они лежали рядом в постели и Полина прижималась к нему так, словно боялась, что он куда-то исчезнет. Или ей просто было холодно? Сумерки одели их тела сероватым, мертвенным цветом. Цеста приподнялся, пододвинул сбившуюся в сторону простыню и накрыл их обоих. В полутьме глаза Полины казались огромными черными провалами, сливаясь с густыми тенями ресниц.
– Все обошлось, – напомнил Цеста, почему-то бросив быстрый взгляд на маленький теннисный мячик, лежавший на тумбочке с его стороны кровати. – Почему ты так смотришь?
– Я должна тебе кое-что сказать, – ответила Полина.
[1] Черт побери! (нем.)