Сумеречная мелодия

Цеста разорвал слипшиеся губы, но предпочел промолчать, и, с усилием оттолкнувшись от пола, поднял тело, ставшее за эти часы словно вдвое тяжелее. Пришлось снова опереться о стену, но его терпеливо и вроде бы с пониманием ждали, а тело, как ни удивительно, более-менее слушалось, вот только конечности затекли почти намертво. И незачем было объяснять охраннику, что его слабость не была результатом страха и психического истощения: в прошедшие часы все его члены постепенно отходили от кратковременного паралича.

Путь по коридорам и комнатам не отпечатался в его сознании, и даже неопределенное и вероятно угрожающее будущее находилось где-то по ту сторону реальности. Цеста с изумлением прислушивался к собственным ощущениям. Стоило начать двигаться, и тяжесть ушла, сменившись неестественной легкостью, как будто от него осталась только пустая оболочка, способная оторваться от пола при малейшем сквозняке. Цеста инстинктивно чувствовал, что смерть в этот раз была более чем вероятна и все же снова отступила. Он опять пересилил ее и вроде бы – без потерь. Остальное в данный момент значения не имело.

Вальденфрост ждал за столом с самым меланхоличным выражением на бульдожьей физиономии. Проницательные желтые глаза расширились, когда он взглянул Цесте в лицо.

Цеста промолчал и, не дожидаясь разрешения, опустился на стул:  он не был уверен, что удержится на ногах, если перестанет двигаться.

Несмотря на легкую дурноту, которая то и дело давала себя знать, он не без интереса разглядывал сидящего перед ним за столом человека. Он сам не знал, что ищет в тяжеловесно-породистых чертах: признаки склонности к садизму, или абсолютного бездушия, или всепоглощающего честолюбия. А может быть, что-то другое – то, за что и этого человека можно любить?

За восемь лет, минувшие с их прошлой встречи, Вальденфрост изменился несильно. Светлая кожа, натянутая на широкие скулы и края мощной челюсти, имела вид чистый и гладкий, морщин было немного. Немец несколько пополнел, крепкие плечи словно еще раздались вширь – или такое впечатление создавалось из-за более скромного, чем на загородной вилле, рабочего стола. Коротко, по-военному, стриженные волосы приобрели серебристо-стальной оттенок седины, над верхней губой красовалась темная полоска усов.

– Не думал, что доведется встретиться при таких обстоятельствах, – зазвучал его все такой же приветливый, полный доброжелательности глуховатый голос. – Никак не ожидал, пане певец, – он потянулся к коробке сигар, спросил: – Закурите? – и тут же извинился, увидев, как Цеста резко мотнул головой. – Да, я забыл, ваш голос… – Вальденфрост растянул узкие губы в белозубой, красивой улыбке.

Цесту передернуло.

– Мне полагалось бы спросить, кто предложил вам исполнять эту злосчастную песню… – начал Вальденфрост, и Цеста хрипло произнес:

– Пан президент.

Немец посмотрел ему в глаза долгим немигающим взглядом.

– Это правда, – произнес Цеста просто, без вызова или стремления оправдаться.

– Дикость какая-то, – выразил свое отношение к происходящему Вальденфрост. – А если я спрошу, что вам известно о местонахождении Иеронима Хрдлички, музыкального интенданта нашей столицы?

Цеста пожал плечами.

– Или лучше спросить, что вам вообще о нем известно? – На мгновенье снова блеснула яркая улыбка. – Когда вы видели его в последний раз?

«Почему Вальденфрост и Хрдличка улыбаются одинаково?» – подумал Цеста и ответил:

– Кажется, он был на празднике годовщины победы. Вроде я его видел…

– И вроде даже о чем-то беседовали в зимнем саду, как со старым другом и коллегой!

Вальденфрост встал, обошел стол и присел на его краешек прямо перед Цестой, нависая над ним широким, плотным торсом, прочно сидевшим на коротких, кривых ногах прирожденного кавалериста.

– Разбираться с мистикой я считаю бессмысленным. Я в нее не верю, – отчеканил он, снова пронизывая Цесту своим острым желтым взглядом. – И мне очень хотелось бы думать, мой мальчик, что вас просто использовали. Хотелось бы верить. Вы ведь должны понимать, что многие будут не так доброжелательны к вам, как я, а ваше поведение… Ситуация в стране меняется, советую вам не забывать об этом, – повернувшись назад, он взял со стола какие-то бумаги, лежавшие в раскрытой серой папке. – Пора бы уже вырасти и забросить детские шалости, а я очень надеюсь, что это – не более чем детские шалости… Да уж! – Вальденфрост издал короткий лающий смешок, просматривая содержимое дела. – О! Плес… – он нахмурился. – Вы поддерживали его жену после его самоубийства?

– Она нуждалась в деньгах.

– Что вами двигало?

– А вы как думаете? – устало огрызнулся Цеста.

– Вы спали с ней?

Цеста приоткрыл рот, собираясь ответить еще более резко, но промолчал. Певца охватила всепоглощающая усталость, и ему было совершенно безразлично, что с ним будет.