Страница 62 из 109
– Сначала займемся этим, – Цеста кивнул на его плечо. – Только не здесь. Сможешь идти?
– Искренне надеюсь!
Через несколько минут они перебрались в студию. Цеста запер дверь и стал осторожно снимать с Хрдлички пиджак.
– Твоя знаменитая студия?
– Можешь остаться здесь.
– Нет. К тебе могут заявиться. Не хочу подвергать тебя лишней опасности.
Цеста фыркнул, невольно дернув рукой. Хрдличка зашипел от боли, потом повернул голову, пытаясь заглянуть певцу в глаза.
– Ты мне веришь?
– Я помню: ты как будто пытался меня предупредить, но потом передумал. Конечно, интересы дела важнее, чем какой-то там певец, какой-то там друг… Мне ведь казалось… – Цеста резко мотнул головой и сухо сообщил: – Придется шить. Терпи.
– Послушай, я был уверен, что тебе это ничем не грозит…
– Я понять не могу, вы рассчитывали, что моя песня обеспечит вам алиби? И кто-то специально навел старика на мысль…
– Это был просто лишний штрих. В общей картине. Ни у кого не должно было возникнуть сомнений, что он совершил самоубийство.
– Не сердечный приступ?
– Наша пресса не может написать прямо, что президент покончил с собой. Но все, кто должен это знать, – будут знать.
– Сомнения будут в любом случае.
– Доказать никто ничего не сможет. А причины у него, поверь, были. Ну и ты – для полноты картины… Сосредоточься, пожалуйста, на том, что ты делаешь. Мне еще пригодится это плечо, – Хрдличка сделал глоток из принесенной Цестой для дезинфекции бутылки с водкой.
– Штрих! И что теперь – тебя тоже использовали, и ты стал мешать? Ведь, как я понимаю, это твои друзья пришли теперь к власти?
– Неправильно понимаешь, – вздохнул Хрдличка. – Мы проиграли. Сделали всю грязную работу, а потом нашелся кое-кто пошустрее. Вот и…
– Кто?
– Увидишь.
Цеста аккуратно перевязал плечо Хрдлички.
– А ты здорово заштопал. Спасибо. Я не рассчитывал.
– Ты мало что обо мне знаешь, – с горечью сказал Цеста. – А я о тебе, оказывается, еще меньше. Скажи мне одно, – даже находясь в собственной подземной студии с полной звукоизоляцией, Цеста невольно оглянулся через плечо, прежде чем задать вопрос: – Это ты его убил?
Хрдличка молча смотрел на него несколько мгновений, потом опустил глаза под пронзительным взглядом Цесты и поднял стиснутый правый кулак.
– Вот это, – он расправил пальцы, – сделал Хавран. Вернее, это было сделано по его приказу. Личному.
Цеста кивнул. Хрдличка помолчал еще, потом внезапно блеснул своей белозубой улыбкой.
– Да, это должен был сделать я. Но, представь себе, не пришлось. Он уже был мертв, когда я пришел.
Цеста моргнул.
– Не понимаю. Так он все-таки умер естественной смертью?
– Вполне. Когда у человека в сердце сидит пуля, пущенная с хорошим знанием анатомии, смерть более чем естественна!
Цеста выпрямился.
– Посиди здесь, я принесу еды.
Поднявшись наверх, в комнаты, Цеста первым делом подошел к окну и внимательно прислушался. Ничего, кроме плеска дождя. Кто знает, может быть, за домом следят, может быть, уже подбираются по лужайкам огромного сада среди разросшихся кустов?
Сторожка совсем пропала в темноте за стеной дождя, как будто ее и не было. Весь мир исчез, снаружи хлестал бешеный ливень, смывая запахи, пригибая уже примятую чьими-то шагами траву. Хорошо бежать от чего-то в такую ночь. И прятаться, наверно, тоже хорошо.
Из предосторожности Цеста не стал включать свет, переждал, пока глаза привыкнут к темноте, чтобы найти все, что ему было нужно, в залитых мраком комнатах.
Когда он вернулся в студию, Хрдличка спал, съежившись в кресле и прижимая к груди раненую руку. Цеста поначалу хотел уйти, оставив рядом со спящим поднос, но по размышлении подошел к Хрдличке и осторожно тронул за плечо. Тот вскинулся, диковато озираясь.
– Все тихо, – успокоил его певец.
– Ч-черт! – Хрдличка погладил правой рукой больное плечо. – Ты же, как… Будто каленым железом прижег. Может, поэтому девки у тебя надолго не задерживаются? С тобой, наверно, спать – как у печки, – он подхватил бутылку.
– Лучше поешь, – напомнил Цеста. – Если думаешь уходить сейчас, не стоит медлить. Ночь темная, дождь усилился. Сможешь убраться незаметно.
– Ха, – оскалился Хрдличка. – Значит, все-таки боишься, маленький певец? А говорили, будто это чувство тебе вовсе не знакомо.