Страница 59 из 109
– Создание обстановки не входило в мои задачи, – непонятно ответил Хрдличка, следя прищуренным взглядом за Полиной. – У меня задача другая. Но… были проблемы, и я едва не опоздал. Значит, ты сегодня будешь петь… Наверно, так и должно быть…
Хрдличка явно о чем-то напряженно размышлял. В задумчивости он отщипнул лист ближайшего куста, разорвал его на мелкие лоскуты, уронил на пол и машинально отряхнул руки в перчатках.
– А что твое легкое? – внезапно спросил он. – Не беспокоит?
– Ты что, смеешься? – поразился Цеста. – Все зажило давным давно.
– Ну не знаю, могла же рана открыться… Я всегда говорил тебе: не умеешь им подыгрывать – держись от них подальше. И никакой там головной боли не предвидится?
– Не предвидится. Разве что ты объяснишь.
– Да ладно. Все равно уже поздно, – улыбнулся Хрдличка своей быстрой и яркой улыбкой, касавшейся только губ и мгновенно исчезавшей, будто ее и не было. – Если Ворон обратится к тебе лично, следи за словами, вот и все. Твоя подруга скучает. Это все та же русская?
– Все та же, – сухо ответил Цеста и закрыл за Хрдличкой дверь сада. – Конспиратор хренов, – поделился он со столиком, взял использованный стакан, отыскал штопор, пошарил в ряду бутылок и налил себе белого вина.
Цеста, посмеиваясь, разглядывал огромный стенд. В центре его среди разнообразных защищенных сигнализацией реликвий ушедшей эпохи красовалась посмертная маска последнего короля маленькой европейской страны. На торжественно-пурпурном фоне маска смотрелась необычно и неестественно: Цеста привык видеть ее в захламленном книжном шкафу, опасно накренившуюся на неровной горке канцелярских принадлежностей, покрытую густым слоем пыли, от которой ее поверхность выглядела мягкой и чуть ли не пушистой. Дирекция резиденции сумела вовремя прибрать ее, уведя у Национального музея, где уже имелась аутентичная копия. Цеста не сомневался, что маска – та самая. Он узнал желтоватое пятно на виске короля Ладислава – выцветший след разлитых чернил или еще чего-то трудносмываемого.
– Пане Цесто! – Певец обернулся и увидел человека во фраке, но с откровенно военной выправкой. – Извольте следовать за мной.
Цеста кивнул Полине и уверенным шагом вышел за своим проводником из парадного зала.
Пан президент оккупировал на этот день королевский кабинет со старинным дубовым столом, за которым прежде решали вопросы войны и мира представители правящей династии. Мучительно сощурившись, он читал с листа бумаги напечатанный на машинке текст.
– А, пане певец, – оторвав глаза от листа, Хавран добродушно улыбнулся и произнес, даже не взглянув на провожатого: – Оставьте нас.
Охрана вышла. Повинуясь жесту Хаврана, Цеста присел на стул напротив стола. Он с любопытством разглядывал первое лицо страны, ощущая, что где-то внутри легко трепещет мелкими крылышками не страх, а скорее легкая тревога, вроде той, что охватывала его перед каждым важным выступлением. Но это возбуждение не имело отношения к предстоящему концерту.
Черты лица президента были хорошо знакомы каждому жителю страны по зернистым газетным иллюстрациям, ретушированным фотографиям и телевизионной хронике, при которой, надо думать, использовали не меньше грима, чем на выступлениях самого Цесты. Теперь певец убедился, что смутное юношеское впечатление той поры, когда Хаврану еще далеко было до поста главы государства, его не обманывало: пан президент был куда старше, чем считало большинство жителей страны. На краю стола лежали очки с сильными стеклами.
Пан президент отложил лист бумаги, выключил настольную лампу, оставив только тусклое свечение приглушенных абажурами настенных бра, и слегка искривил сухие узкие губы. Морщинистое лицо Хаврана покрывала нездоровая бледность, а глаза заметно слезились.
– Я рад, – сообщил пан президент рокочущим басом, тоже хорошо знакомым по радиопередачам, но глуховатым, словно от бесконечной усталости, – что мы вместе с зарубежными гостями и выдающимися людьми страны в столь знаменательный день будем слушать ваши песни. Ваш уникальный голос и талант много значат для нашей родины. Я хотел лично сообщить вам, что после концерта ваши заслуги будут отмечены высокой наградой.
«Не знал, что он мой поклонник, – подумал Цеста, рассыпаясь в благодарностях. – Лично хотел сказать… Видимо, сам решил в последний момент, поэтому мне не сообщили…»
Президент одобрительно кивал, слушая благодарственную речь Цесты, которую предполагалось произнести со сцены. Холодные черные глаза с белками в розовой сетке лопнувших сосудов смотрели куда-то поверх Цестиной головы. И певец вдруг с изумлением отметил, что не испытывает больше никакого страха, даже никакого возбуждения. Несколько иррациональная боязнь, преследовавшая его с подростковых лет, внезапно развеялась, стоило только взглянуть ей в слезящиеся больные глаза и обнаружить, что казавшийся необоримым и всесильным монстр – всего лишь обычный усталый старик.