Страница 56 из 109
– Здесь у меня Полина, забыл? – заметил Цеста.
– Ты серьезно? – Павел вздохнул. – Значит, я перестарался. Полина, которая удивительно похожа…
Издали донесся рокот приближающегося поезда, между темными холмами заскользил подвижный свет.
Штольц бросил окурок в мокрую траву и быстрым шагом подошел к ним.
– Удачи тебе, Павле, – тихо сказал Цеста.
– Будь счастлив, – Павел резко подался вперед, опрокинув чемодан, и стиснул узкие плечи Цесты в крепком и торопливом, отчаянном объятьи. Отпустив его, он обнял Олдржиха, их лица соприкоснулись, и теперь уже Цеста отступил в сторону, глядя на растущий в темноте белый круг фары и снова нащупывая в кармане ключ.
Поезд замедлил ход у станции, Цеста успел, подойдя к Павлу, ободряюще сжать ему плечо, тот неуверенно ухмыльнулся, подхватил свой чемодан и быстрым шагом направился куда-то в хвост состава, к последним вагонам, стоявшим дальше слишком короткой платформы.
– Мне будет его не хватать, – произнес Штольц, доставая из мятой пачки очередную сигарету.
– Мне тоже, – кивнул Цеста.
– Надеюсь, там ему будет лучше, чем здесь, – Олдржих с отвращением посмотрел на мокрую сигарету – дождь припустил сильнее – и бросил ее в траву.
– Хорошо бы, – вздохнул Цеста. – Едем?
Темно-синий автомобиль Цесты стоял позади пустого заброшенного вагона. Несколько минут спустя он уже мчался на рискованной скорости к городу.
– Высади меня здесь, – попросил Штольц, высмотрев в окно госпудку. – Выпьешь со мной?
– Нет, благодарю, – мотнул головой Цеста. – Меня ждут.
– А! Спешишь в уютное гнездышко, к подруге жизни? Ну, бывай, – Штольц захлопнул дверцу машины.
Цеста пожал плечами и тронулся с места. Возможно, предложение выпить было не лишним, но Цеста не верил, что водка заполнит распахнувшуюся где-то внутри пропасть. Он и не знал, сколько на самом деле значили для него почти обязательная на всех столичных концертах высокая фигура, взгляд больших темных глаз, смотревших с жадностью и заботой. Абсолютная уверенность в переменчивом и опасном мире. А теперь Павел все равно как если бы умер. Внезапно, от несчастного случая, например. Или покончил с собой. Вряд ли доведется увидеть его снова и услышать, как он сам – как никто другой – исполняет свои завораживающие, мрачные, но прекрасные песни. Оставалось только приложить все усилия, чтобы память о нем не осквернили.
Уютно и знакомо шурша шинами по асфальту, автомобиль въехал в ворота Фэзандери. В окнах дома виднелся свет: его ждали. Гибкая темная фигурка скользнула с крыльца – наверно, стояла у окон, высматривала его машину, вслушивалась в ночь.
– Полинько, – прошептал Цеста, вылезая из машины.
Молодая женщина, как-то настороженно оглянувшись на дядю Иштвана, спешившего к ним, чтобы отвести автомобиль в гараж, тихо спросила:
– Проводил?
– Да. Сакра! Как это… странно.
– Я боялась, что он уговорит тебя… тоже.
– Он сделал большую ошибку, – усмехнулся Цеста, обнимая ее за талию и целуя в густые волосы, светло-каштановые, без малейших признаков рыжины. – От тебя я никуда не уехал бы.
Пройдя в комнату, Цеста разулся, бросил на кресло пальто, замер на мгновенье, словно не зная, что делать дальше, потом пробормотал:
– А все-таки насчет выпить мысль была правильная.
Полина нахмурилась, и Цеста сразу насторожился – запретная тема еще не поднималась ни разу, но ведь Павел сказал, что она знает… Женщина слегка дернула уголками рта, словно хотела что-то сказать, но передумала, кивнула и направилась к бару, вмурованному в стену.
* * *
Цеста старательно всматривался в останки лестничной площадки высоко над головой, пытаясь разглядеть точку белизны среди рыже-серой массы обнаженного кирпича, присыпанной бурыми осенними листьями. Тщетно. Цеста помнил: когда они с другими подростками, сбежав из интерната, вволю фантазировали здесь, у уютного костерка, мячик лежал на самом краю повисшей в воздухе лестничной площадки. Наверно, откатился от края и его засыпало листьями. А может быть, упал? Цеста осмотрелся, но если мячик и валялся где-то рядом, среди сгнивших останков мебели и обвалившейся штукатурки, его накрыл толстый слой мусора. Мог кто-нибудь прибрать теннисный мячик, пролежавший под дождем и снегом черт знает сколько лет? Да здесь никто и не бывает. Или он сам прогнил насквозь? Павел его как будто разглядел, но ведь и это было почти десять лет назад…