Страница 54 из 109
– Мадам Ламье уже здесь. Она ждет вас на террасе, – без всякого выражения сообщил метрдотель. Говорили, что он служил у «Макса» еще до войны, и никакие смены режима не могли поколебать его флегматичное спокойствие и заставить хоть на мгновенье приоткрыть, что он на самом деле думал о своих посетителях – нацистах, коммунистах или кем они были.
Она смотрела на змеиный изгиб Дуная внизу, опершись бедром о балюстраду, придерживая рукой тонкую трубочку сигареты. Цеста на миг замер в дверях ресторанного зала, невольно любуясь ее стройной фигурой. Сейчас, когда она стояла, полуотвернувшись, ее поза, округлое плечо, завиток локона, правда, чересчур светлого, затенявшего мягкую линию щеки, до боли напоминали другую…
Цеста тряхнул головой с мгновенной злостью, чуть ли не до хруста стиснув зубы, и направился к ней.
Заметив его, Полина сразу же погасила сигарету в мраморной пепельнице, вероятно, заботливо поднесенной кем-нибудь из официантов. Вторую точно такую же Павел когда-то умудрился расколоть, выясняя отношения с официальным критиком. Или это она и была, просто ее сумели незаметно склеить?
– Ты с кем-то поссорился, – заметила Полина. – Что случилось?
Цеста невольно оглянулся, словно ожидая, что в дверях мелькнет серая тень шпиона.
– У тебя всегда губы так кривятся, когда ты сердит, – улыбнулась Полина.
* * *
– Что у тебя с Полиной? – словно бы между делом поинтересовался Павел, не отрывая взгляда от нотного листа.
Цеста, стоявший перед окном, оглянулся, помолчал несколько мгновений, потом произнес:
– Раньше тебя мои подруги не интересовали.
– Полина – другое дело, – ответил Павел. – И это же я вас познакомил.
Он встал из-за рояля, подошел к столу – прежний стол выбросили после пожара и теперь его сменил другой, на четырех ножках в форме львиных лап. Павел переложил несколько листов бумаги, взял в руки череп.
– Полина живет у меня, – сообщил Цеста. – Кстати, где ты ее все-таки взял?
– В Польше. В киностудии. В первый же вечер привез ее в свою гостиницу, и мы провели шикарную ночь…
Цеста вздернул бровь.
– …за роялем в ресторане, – улыбнулся Павел. – Я сыграл ей чуть ли не… все. И Umsonst тоже. Она еще попросит тебя спеть ей нашу песню. Полина очень тонко воспринимает музыку… и не только. По правде, она мне очень помогла в тот момент, потому что я как раз опять начал… Ну знаешь… Тосковать.
– От невозможности превзойти самого себя? – усмехнулся Цеста.
Павел скорчил гримасу.
– Я подумал, что она тебе подойдет.
Он взял с кресла бутылку, вопросительно взглянул на Цесту, и тот мотнул головой. Композитор плеснул водки себе в стопку и снова посадил бутылку в кресло – на этот раз там разместилась кроме нее пара лакированных туфель.
– Она знает, – прибавил Павел, поднося стопку к губам.
Цеста сдвинул прямые брови.
– Что знает?
– Все знает. Про тебя. Так что ты не попадешь в неловкое положение, если…
– Какого дьявола? – еще больше нахмурился Цеста, делая шаг вперед. – Что это значит? Что еще за сводничество?
– Извини, – вздохнул Павел, ставя пустую стопку на незахламленный краешек стола. – Я хотел… Ну, оставить тебя в надежных руках, что ли? Видишь ли, я уезжаю из этой страны.
– Ты имеешь в виду?..
– Да, – Павел подошел к окну и закрыл его, словно кто-нибудь мог взлететь на высоту третьего этажа и подслушать его из сада. – В съемках участвует одна итальянская фирма. Они помогут мне уехать на Запад. Я не могу здесь больше, Цесто.
– Вот как, – пробормотал певец, растерянно глядя на Павла.
– Ну что я могу создать, когда вынужден отвлекаться на такое дерьмо? – Павел выудил из-под кучи бумажек и двух грязных стаканов розовато-коричневую папку. Один из стаканов покатился по краю стола, но Цеста успел перехватить его и поставить в безопасное место.
Павел покачал папку в руках, не зная, что с ней делать, схватил обеими руками за края и потянул в разные стороны, выкручивая, но разорвать не смог и, обреченно опустив руки, уронил ее на пол.
– Тебе как-то удается не делать то, что от тебя требуют, – вздохнул он. – Тебе Вальденфрост покровительствует. Чем-то ты его сразу покорил. Или это все твое легендарное бесстрашие. А я так не могу. Ты считаешь, что это трусость и надо быть патриотом?
– Я знаю, что сказал бы Хрдличка, – заметил Цеста, возвращаясь к закрытому окну и усаживаясь на подоконник. – И ты это знаешь. У нас маленькая страна, и выдающихся талантов в ней не слишком много. А ты лишаешь ее себя.