Сумеречная мелодия

– Мои пластинки выпускала до сих пор студия «Рассвет». Она небольшая, но… – начал Цеста, но Хрдличка снова воровато оглянулся, как будто кто-то мог материализоваться в тупиковом коридоре за закрытой дверью, по-птичьи мигнул и сообщил:

– Я об этом не должен, рано еще, но… учтите, грядет крупная национализация подобных организаций. Через полгода – не больше, я полагаю – на рынке грамзаписи останемся только мы. Для вас обоих было бы выгоднее всего обратиться к нам первыми.

Певец и композитор переглянулись.

– Мне не нравится тенденция, – пробормотал Цеста, и Хрдличка снова быстро огляделся. – Но, собственно, у нас нет никаких причин… – Цеста вопросительно посмотрел на Павла, и тот пожал плечами. – Почему бы и нет?

– Тогда вот что, парни… Вас желает видеть пан Вальденфрост. Ну так – побеседовать, – Хрдличка развел руками. – Без этого я теперь шагу не могу ступить.

– Это еще зачем? – холодно спросил Цеста.

– Интендант по культуре? Отделение министерства внутренних дел, которое заведует вопросами искусства? Это цензура, что ли? – заинтересовался Павел. – Он что, со всеми общается, чьи пластинки вы собираетесь выпускать?

– Далеко не со всеми, – с нажимом произнес Хрдличка. – Это твой успех, Цесто, его заинтересовал. Его, знаешь ли, волнует, что происходит в головах честных тружеников, из-за чего люди льют слезы или бросаются в Дунай.

– В какой еще Дунай? – нахмурился Цеста.

– Szomorú vasárnap[2], – усмехнулся Хрдличка. – Это я так… шучу. Короче говоря, без его согласия я не могу ничего – мы у него полностью под контролем. Он предложил, чтобы вы оба приехали к нему на виллу.

– Если иначе никак… – вздохнул Цеста.

На улице по ним сразу ударил ветер, растрепал волосы, задергал полы фраков. Цеста поежился, искательно оглядываясь.

– Ищешь кого-то? – поинтересовался Павел, но Цеста покачал головой.

На небольшой площади было совершенно пусто: видимо, пронизывающий ветер с реки сдул даже самых упорных охотников за автографами. Цесту их отсутствие отнюдь не расстроило, но ему смутно хотелось, чтобы где-то здесь стояла одна-единственная зрительница. Та самая девушка из первого ряда. Ему было бы как-то спокойнее, если бы он увидел ее еще раз.

– Тебя продует, нельзя же так одеваться! – заметил Павел, достал из кармана плоскую фляжку и сделал глоток. Он уже знал, что предлагать выпивку Цесте бесполезно. Кто бы мог подумать после их первой встречи?

– Ты одет точно так же, как и я, – заметил Цеста.

– Я пью и тем согреваюсь, – гордо ответил Павел.

Цеста направился через дорогу к набережной Дуная, встал у парапета, глубоко вдыхая речной воздух.

– Почему ты не поешь в опере? – вдруг спросил Павел.

– Консерваториев не кончал, – напряженно-ровным голосом ответил Цеста. – После войны не до того было.

– Но ты ведь учился петь. Твоя техника…

– У меня был частный учитель… – конец фразы повис в воздухе, и Павел вдруг обратил внимание, как в свете фонаря натянулась кожа на худых руках Цесты, сжимавших перила, блеснула желтоватой белизной полированной кости.

– Похоже, придется ехать к этому Вальденфросту, – попробовал Павел сменить тему.

Цеста скривился.

– Почему ты этого так не хочешь? У тебя с ним… с ними что-то?..

– Думаешь, я бы тебе сказал? – усмехнулся половиной рта Цеста. – Нет, просто я этого вообще не понимаю. Одно дело – искусство, другое – политика. Почему мы должны перед кем-то отчитываться? Достаточно тяжело было при оккупации, а теперь… Сменились только имена, даже национальность та же… Вальденфрост. Он, кажется, родом из Вестфалии и даже не скрывает этого.

– Я думаю податься на Холм, к «Максу», – объявил Павел. – И отметить твой успех. А ты как?

– Почему мой успех? Он и твой в такой же мере, – возразил Цеста.

– Люди запоминают тех, кого знают в лицо, – с философской покорностью судьбе сообщил Павел.

– Твои песни будут петь и другие исполнители, когда меня уже не станет, – ответил Цеста, с напряженным вниманием глядя на текущие внизу воды.

Павел ухмыльнулся и провел рукой по Цестиному плечу.

– Ладно, поехали, – Цеста оторвался от парапета.

– Ты со мной? Или ты… Ты здоров вообще? Выглядишь как-то…

– Просто устал. Я тебя подвезу. И когда ты своим транспортом обзаведешься? Неприлично же…

– Когда машины упразднят и вернут лошадей, – с достоинством ответил Шипек. – Меня в детстве учили ездить верхом. Водить машину меня не учили!

*  *  *

– Были свидетели… Да, это произошло сразу после концерта!

В студии стоял возбужденный гул, когда вошел Цеста и удивленно оглядел встревоженные лица вокруг.

– В чем дело? – спросил Цеста, снимая легкую курточку и вешая в шкаф.

– Самоубийство, – нехотя ответил высокий рыжеволосый звукооператор.

Цеста резко остановился, и звукооператор вздрогнул, ощутив на себе его тяжелый взгляд.

– Как? – едва слышно спросил Цеста.

– Шел с концерта, говорят, напевал как раз Umsonst, а потом вдруг громко сказал: «Да» и сиганул в Дунай с моста. – Звукооператор передернул плечами. – Его пытались вытащить, но он знал, чего хочет…