Сумеречная мелодия

…В студии звукозаписи столичного радио был подписан контракт

между популярнейшим исполнителем нашей страны Йиржи Цестой и представителями фирмы «Вагабонд рекордз» из США. Выступления в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе,

а также выход альбома, записанного частично на английском, частично на родном языке, позволят познакомить заокеанский рынок с нашей национальной культурой

и искусством. Глава делегации фирмы мистер Хенри Колдвуд сказал нашему корреспонденту, что не сомневается в успехе предприятия и предвкушает посещение завтрашнего грандиозного концерта в Большом зале Народного собрания, на который приглашены наши американские гости…

«Новины главниго мнеста» от 5 мая 1974

Легкой, упругой походкой Цеста направился на свое место за столом. Американцы что-то запаздывали. Что с того? Теперь уже заключение контракта не сорвется. Поначалу – он знал это – даже члены капелы сомневались, что у него хватит пороху, однако они слишком хорошо знали своего шефа, чтобы осмелиться сказать хоть слово поперек. И вот через каких-то три месяца им предстоит выступать за океаном.

Цесте пришлось собрать воедино всю волю и энергию, еще сохранившуюся в его сухом, худощавом теле. Он устроил и себе, и подчиненным бешеную гонку и не мог позволить себе не выдержать. И результат не заставил себя ждать, хоть и не совсем тот, что предсказывали, – не только его голос осваивал уже, казалось бы, недостижимые высоты, но и трость валялась ненужная где-то на чердаке. Если только его новый садовник – пожалуй, слишком ушлый молодой парень –  еще не загнал ее каким-нибудь поклонникам, – Цеста только изумлялся тому, какие желания возникают порой у этих людей.

Даже головная боль, уже было привыкшая напоминать о себе ежедневно, как будто отступила, ослабла, может быть, затаилась хищным зверем, ожидая возможности ударить наверняка. Цесте было все равно. Умереть на сцене, работая с полной отдачей, – это решение он принял еще двадцать два года назад, вдохновленный таинственным и безжалостным музыкальным шедевром, а значит, отступать не следовало. Цель была видна, оставалось только взять ее. Для того лишь, чтобы тут же наметить следующую.

Теперь оставалось только разобраться, как устроить, чтобы Магдаленка поехала с ним – ей бы так этого хотелось… При мысли о Магдаленке Цеста невольно улыбнулся и заметил, что продуцент-директор Национальной фирмы звукозаписи – уже третий по счету со времен Хрдлички, – уловив его выражение, покачал головой. Пусть думает, что хочет.

Магдаленка была дома, или на занятиях, или гуляла в своей молодежной компании. Цеста старался не слишком часто мелькать на публике в обществе столь юного существа. Так повелось с тех самых пор, как он увидел Магдаленку во второй раз в жизни – она сидела на карнизе ограды Фэзандери, держа на коленях школьную сумку, и лучезарно улыбалась. Поклонницы нередко поджидали его вот так, в надежде перекинуться парой слов. Некоторые – понаглее – пытались даже набиться в гости, и он привык вежливо избавляться от них, но увидев Магдаленку, он открыл ворота, поцеловал ей руку и пригласил в свой маленький эклектично-фантазийный дворец, и девушка на мгновенье залилась очаровательным румянцем.

Довольно долго – очень долго, на его взгляд – их отношения оставались платоническими.  Цеста изо всех сил старался воспринимать ее как собственную дочь, и каждая прогулка, прослушивание музыки или приятная беседа на вилле – она была умная и начитанная девочка – завершались одинаково: «Ну мне пора, а то тата будет сердиться!» И после ее ухода оставалась странная пустота и виноватая мысль – а знает ли Олдржих? Цеста искренне надеялся, что Штольц смирился – Магдаленка наверняка могла добиться от него всего, чего ей хотелось.

Цеста взял ее в последнюю поездку в ФРГ, смущенно увиливая от вежливых расспросов: мол, дочка? С чувством некоторого дискомфорта он ждал после выступления букета белых роз с запиской, но его не было. Впрочем, заветные букеты все реже приносили ему во время заграничных турне, и их отсутствие вызывало ощущение легкой фаталистической грусти: все хорошее когда-нибудь кончается. У Катаржины теперь была другая жизнь, и, кажется, более счастливая, чем в бытность баронессой…

В тот раз обошлось, но всего несколько дней назад он повстречал Катаржину в родном городе. Она все-таки приехала – не то на какую-то научную конференцию, не то для работы в фондах Национального музея. В последнем случае она приехала надолго, а в столице, хоть в ней и без малого миллион населения, иногда бывает до невозможности тесно. Они встретились почти случайно, и Цеста представил их с Магдаленой друг другу, чувствуя, что едва не краснеет, и злясь на себя самого. Дамы, впрочем, вели себя корректно и невозмутимо и даже, кажется, пришлись одна другой по душе. Но брошенный на него насмешливо-понимающий взгляд Катаржины до сих пор ощущался как пощечина.

Американцы наконец прибыли, и начались заранее дословно расписанные переговоры. Цеста наизусть декламировал свою часть, почти не отвлекаясь от раздумий – в последнее время ему все чаще случалось несколько отдаляться от реальности.