Немые

Китаец-лоточник носил большой крест и короткую косицу. Очевидно, успела отрасти с тех пор, как ее владелец ради мелкой торговой выгоды перешел в православие.

Полицейские с самого утра разыскали его на рыночной площади и привели в мертвецкую, где уже дожидались Куликов и Свиридов.

Гость долго осматривал банку, выставленную на столе. Предпочел обойти вокруг пару раз, но и пальцем не прикоснулся.

По-русски китаец говорил довольно бегло и чисто:

– Хорошо умереть, когда ты молодой.

– Да ему уж шестой десяток. Дайте-ка покажу… – Морозов шагнул к столу, но Свиридов вмешался:

– Так ты его знал, Афоня?

– Не, – лоточник энергично покачал головой. – Не видел. Написано так. На руке.

– Жаль. Других поспрашивать можешь?

Китаец кивнул.

– На это надежды нет, – заметил Свиридов, когда коса качнулась в двери. – Придется брать фотографа, а после самим обойти базары да курильни…

Куликов хмуро угукнул. Его занимал личный вопрос, и переход к рабочим давался совсем непросто. А их число, как назло, все росло и росло.

Проснувшись под утро в участке, сыщик поспешил в свои комнаты. Хоть и жил всего в нескольких кварталах – четверть часа пешком – взял пролетку. Но увы, там ничто не изменилось. Сетовать и задумываться некогда – нужно было обратно. И участок, в отличие от дома, на перемены не поскупился. Хотя Куликов отсутствовал не более часа, на столе уже лежала заботливо подложенная Свиридовым газета со свежей статьей про кровавые похождения Расчленителя при бездействии полиции. Сверху на ней кто-то из полицейских оставил записку: «К Ерохину».

– Господина Демидова, как и общество, волнует сегодня один общий вопрос, – постукивая по столу пальцами, начальник следил, как дым его папиросы поднимается к потолку. – Кто вопиюще нарушает закон и нормы морали?

Куликова Ерохин словно не видел.

Однако теперь тот мог официально считать себя ответственным за расследование. До сих пор никаких распоряжений напрямую от руководства не поступало. В менее нервный день это могло стать причиной для сетований об укладе участка.

– Вот и меня этот вопрос тоже весьма волнует. А особенно потому, что прошло уже почти пять дней – а мне до сих пор известно не больше, чем в понедельник.

Ерохин выпустил очередную сизую струю, а потом гаркнул, заставив подчиненного вздрогнуть от неожиданности:

– Это мне и сказать голове?

Куликов, совершенно разбитый за последние сутки, взъерошенный и не выспавшийся, растерялся.

– У нас есть версии.

– И какие же?

– Есть основания думать, что плотник, убитый накануне, мог оказаться исполнителем преступления против порядка, то есть, именно он и закинул первую руку в окно управы.

На это в среду вечером намекал бывший сыщик, а ныне агент Червинский, услуги которого нанесли удар по кошельку Куликова. И пока что никаких подтверждений его версии не было. «Загляните ко мне на днях – тогда найдется, что показать» – вот и все доказательства.

– Почему вы мне не сказали?

– Мы хотели сначала удостовериться.

– А не надо хотеть. Вам что тут, бордель? Ваша задача – немедленно ставить руководство в известность о том, как идет следствие. Удостоверяться потом будете, – Ерохин выдохнул дым через ноздри. – Ровно в пять чтобы у меня на столе лежал отчет с именами подозреваемых. Свободны!

С Червинским можно было встретиться только вечером – рассчитывать на него не приходилось. Стало быть, нужно снова посетить дом плотника и, уповая на невероятное везение, попытаться самому найти там улики. А для этого нужно убедить в необходимости повторного визита и Свиридова, иначе потом у начальника могут возникнуть неприятные подозрения, которые работе совсем не помогут. На то, что подробного рода проблемы – не редкость, намекал и Червинский. Он не вызывал доверия, но тут вряд ли обманул.

Только с учетом того, что накануне полиция детально осмотрела место убийства, это, очевидно, будет непросто. Вряд ли то, что Куликов помнил его туманными урывками, станет хорошим аргументом.

Размышления прервал сам Свиридов, позвавший в мертвецкую. Теперь он, снова глядя в банку, планировал дальнейшее опознание:

– Надо сперва спросить у Ерохина, сколько нам выделят. Хорошо, если на газетчика хватит, а то базарный в прошлый раз все запорол.

Приоткрыв дверь, но не заходя, дежурный громко и без интонации оповестил:

– Труп в квартале мастеровых. Без головы, без рук. Ерохин велел бросить все и немедленно двигать туда.

Пока шли к полицейской повозке, следом за которой уже стояла в ожидании и телега, привозившая новую работу Морозову с его Германом, Куликов невольно порадовался. Благодаря невеселым обстоятельствам, теперь наверняка выпадет случай без уговоров зайти в дом плотника.

Убитой оказалась Наталья, вдова Павлинова – владелица номеров, где проживал Червинский.

Хотя труп успел пролежать всего несколько часов с ночи, в комнате смердело.  

– Добрая душа Наталья, хоть и не без греха, – перекрестился коренастый жилец. Он назвался Пафнутьевым.

Именно он вдвоем с соседом выломал дверь, когда поутру никто не смог дозваться хозяйку, а снаружи оказалось, что окно ее отдельных комнат на верхнем этаже разбито и чем-то вымазано.

Дверь, по его словам, была заперта на замок и защелку, и, вдобавок, подперта тяжелым шкафом. С учетом хрупкости Павлиновой, ею, очевидно, двигал нечеловеческий страх, если она сумела переместить его из дальнего угла, в котором белело пятно.

Вряд ли в этом вдове помог тот, кто после ее смерти покинул комнату через окно. Через него же внутрь и попали: вероятно, некто довольно ловкий смог запрыгнуть на крышу со старого тополя в паре метров, и уже с крыши разбил окно. Других вариантов пока не видели ни Свиридов, ни Куликов.