Страница 63 из 73
- Отстань от него, Суржак, - хозяин трактира подошел, переваливаясь с боку на бок, как большой толстый гусь, - он в самом деле ничего не просит, только сидит в своем углу и играет. Гости не против. А по мне, так пускай.
- Давно сидит? - счел долгом службы поинтересоваться Суржак. Трактирщик задумался. Делал он это весьма примечательно, одой рукой почесывая плешь, и загибая на другой пальцы.
- Дней десять уже будет, - неуверенно произнес он. - Пришел неизвестно откуда, да вот как раз на исходе праздника, вроде слегка навеселе, здесь немедленно добавил, сколько не хватало, и почитай с того дня так и не протрезвел. Да мне то что, он тихий, не буянит, только играет, песни иногда бормочет, да еще смешные загадки задает. Музыка хорошая. Людям нравится. Пускай сидит, а?
Стражник не был злым человеком. Не был он и упрямым человеком. Пошумев еще немного для острастки, он похлопал хозяина по плечу, а его не первой молодости, но бойкую, родственницу по заду, и, прихватив с собой кувшин вина, наконец, оставил и гостей, и владельцев кабачка в покое. Двое стражников с арбалетами последовали за ним. Певец не шелохнулся. Йонард поднял голову, он и не думал спать. Варвар отлично видел все, что произошло в трактире, и теперь с любопытством оглядывал нищего бродягу. Германцу случалось видеть смелых людей. Он и сам был не из робких, но знал, что всегда, пробуждаясь, отвага должна победить страх. В светло-серых глазах Певца, в его глубоком голосе Йонард не заметил никакой борьбы. Певец, похоже, просто не знал, что такое страх, и с чем его едят. Хрофт! С таким парнем стоило познакомиться поближе.
- Хозяин! - рявкнул Йонард. - Еще вина.
Хороший совет Дзигоро разделил судьбу всех остальных хороших советов.
Певец был не то чтобы пьян, но все-таки не сказать, чтобы трезв. Серо-стальные глаза его лучились добром и любовью ко всему живому и неживому. Он сходу приметил вино, которое так и не пригубила Айсиль, осушил ее кружку и улыбнулся девушке. А та невесело улыбнулась ему в ответ. Йонард хотел, было, еще навести разговор на стражников с арбалетами, но певец беспечно махнул рукой с зажатым в ней эльдузом.
- Один раз, дело было в Хорезме. Ты, приятель был в Хорезме? - бродяга почувствовал в Йонарде какое-то подобие интереса. - Значит, был. Ну, так вот. Был я еще молод. И написал как-то песню для одного скупого господина по случаю торжества в его доме, спел ее, но никакого вознаграждения не получил. Ждал несколько дней. Ничего. Тогда я написал просительную песню и передал ее господину. Тот снова не проявил никакого интереса. Еще через несколько дней я написал песню, где зло высмеял его. Господин и виду не подал. Тогда я пришел к его дому и уселся у дверей. Вышел хозяин, увидел меня удобно расположившегося у его порога.
- Эй, неисправимый наглец, - закричал он мне, - ты восхвалял меня, я ничего не дал тебе, просил - я не обратил внимания, высмеял меня - я не показал виду. С какой надеждой ты сейчас явился сюда и уселся у дверей?
- С надеждой, что ты умрешь, и я с легким сердцем напишу тебе похоронную песню.
Скупой господин разгневался, а был он далеко не последним человеком в Хорезме, и велел выгнать меня из города. С тех пор и брожу по свету. Но на него я не в обиде. Спасибо ему, сам бы долго еще собирался.
- Хотел бы вернуться? - спросил Йонард, невольно задетый рассказом. Он тоже с детства бродил по свету, но сам себя никогда не спрашивал, хотел бы он сейчас оказаться на родине или вернуться в одну из тех прекрасных и удивительных стран, в которых успел побывать. Певец лишь пожал плечами, и тотчас озадачил варвара и, как он произнес с теплотой в голосе, "прелестную спутницу".
- Как положить лошадь в сундук в три приема?
- Дохлую? - уточнил Йонард.
- Зачем дохлую? - удивился вопросу на вопрос певец. - Живую.
- А зачем живую?
- А затем, зачем и дохлую, - ответил певец, - только сделать это надо в три приема.
- Ну и как? - заинтересовался германец.
- Очень просто, - в глазах певца ожил и засиял серебристый свет, - надо открыть сундук, положить лошадь, закрыть сундук. А как положить в тот же сундук верблюда в четыре приема?
Йонард задумался, не замечая, как вино из его кувшина как-то незаметно переместилось в кружку Айсиль, а из нее, сопровожденное глубокомысленным напутствием: "Если хочешь петь - пей!", в желудок певца, который был, вероятно, бездонным. Но тут девчонка рассмеялась тонким смехом, похожим на звон хрустальных капель родника.
- Я догадалась. Открыть сундук, вынуть лошадь, положить верблюда, закрыть сундук. Правильно?
- Правильно, - бурно обрадовался певец. Видно, Айсиль была первым человеком, который отнесся так серьезно к его глупым загадкам. Йонард не собирался мешать им развлекать так друг друга хоть до рассвета. Он собирался заказать еще вина и попытаться позабыть о своих бедах, хоть ненадолго. Но сегодня судьба была против него. Вместо третьего кувшина за столом возник призрак Дзигоро. С ним определенно что-то случилось. Слова, которые он произнес, объяснили Йонарду все.
- Учитель мертв. Бутылка пропала.
Дзигоро становился настоящим призраком и вестником смерти.
Дзень Сю лежал на своей циновке, раскинув руки, и лицо у него было такое, словно в последний миг своей жизни он увидел самого Таната, или еще что-либо подобное, большое и мерзкое. Айсиль опустилась перед ним на колени и осторожно закрыла старчески бесцветные глаза учителя. Случилось то, что должно было случиться. Так говорил и сам старый китаец. Он все-таки выполнил то, что считал своей главной целью на этом пути. Дыхание Смерти запечатано вечной печатью. Все силы, вся уходящая жизнь старика достались проклятой бутылке. По щекам Айсиль бежали слезы, но она не утирала их и не прятала, они текли из самого сердца. Чистая печаль о том, кто прожил свою жизнь так, чтобы уйти не жалея о тех, кого оставляешь. Чуть подрагивающие губы Айсиль раскрылись, произнеся, словно в полубеспамятстве: