Высокие небеса Тулузы

Ос­та­вив апар­та­мен­ты пре­ос­вя­щен­но­го и ки­пя гне­вом на мон­сень­ора, Ла Кар­валь ре­шил, что Ра­туша с ее зак­лю­чен­ны­ми впол­не мо­жет обож­дать ча­сок. Ко­ли да­ма Изоль­да скон­ча­лась, ко­ролев­ский про­курор уже ни­чем ей не по­может.

«Не муд­ре­но, что с эда­кими пас­ты­рями пас­тва сов­сем рас­пусти­лась, - с юно­шес­кой са­мо­уве­рен­ностью ду­мал мо­лодой про­курор. - По­теря­ла страх Бо­жий и выт­во­ря­ет черт зна­ет что! Нет, пра­виль­но го­ворят, от рас­путных гу­ляк в ря­сах на­доб­но из­бавлять­ся, да пос­ко­рее. Ес­ли бы де Лан­саль­як так не на­поми­нал мэт­ра Тар­нюлье, я бы рас­по­рядил­ся взять его под до­маш­ний арест и го­ворил бы с ним сов­сем по-дру­гому…»

Ла Кар­валь на­мере­вал­ся сме­нить одеж­ду, по­зав­тра­кать, мо­жет, заг­ля­нуть к Фран­суа и удос­то­верить­ся, что у ак­те­ра все в по­ряд­ке - и от­пра­вит­ся с ви­зитом к арес­то­ван­ным. Ко­торые уже дол­жны про­ник­нуть­ся сво­ей го­рес­тной участью и сде­лать­ся шел­ко­выми. С Шос­се­леном, ко­неч­но, при­дет­ся труд­нее все­го, ну да ни­чего, и не с та­кими справ­ля­лись. Жаль, что млад­ший Эша­вель пре­быва­ет без соз­на­ния. Ес­ли вы­караб­ка­ет­ся, бу­дет еще один по­лез­ный сви­детель.

- Ар­ман! - ок­ликнул про­курор, вле­тая в от­ве­ден­ные ему ком­на­ты. - Го­рячей во­ды, зав­трак, чис­тую одеж­ду. Кста­ти, как вы се­бя чувс­тву­ете? - он в не­до­уме­нии ог­ля­нул­ся, ибо ти­хий и бе­зот­казный месье Шап­ри не ки­нул­ся при­выч­но ему навс­тре­чу. - Ар­ман?

Пол­ностью оде­тый Ар­ман нич­ком ле­жал на ди­ван­чи­ке, где обыч­но про­водил ночь, ут­кнув­шись ли­цом в ди­ван­ный ва­лик. Су­дя по нер­вно­му по­дер­ги­ванию спи­ны и плеч, мо­лодой че­ловек горь­ко пла­кал.

- Ар­ман? - ото­ропел про­курор. - Что с ва­ми? Все в по­ряд­ке, ва­ши бедс­твия за­кон­чи­лись. Зло­умыш­ленни­ки арес­то­ваны и на­ходят­ся за ре­шет­кой. Вы мо­жете воз­вра­щать­ся в ваш те­атр.

- Ме­ня выг­на­ли от­ту­да, - глу­хо отоз­вался Ар­ман, не под­ни­мая ли­ца. Кан­тен ощу­тил силь­ней­шее же­лание не­до­умен­но пос­крес­ти в за­тыл­ке - да что та­кое слу­чилось с маль­чиш­кой? Пе­репу­гал­ся вче­ра, что ли?

- Ар­ман, - сде­лал он вто­рую по­пыт­ку до­гово­рить­ся, при­сев на та­бурет ря­дом с ди­ван­чи­ком. - Пос­лу­шай­те, у ме­ня вы­далась от­вра­титель­ная ночь, а впе­реди ждет не ме­нее от­вра­титель­ный день. Мне жаль, что вы под­вер­глись опас­ности, но все за­вер­ши­лось бла­гопо­луч­но. Боль­ше здесь ни­кого не убь­ют… Ес­ли вы пре­быва­ете в уд­ру­чении и не в си­лах вы­пол­нять свои обя­зан­ности, то я все пой­му. По­лежи­те и от­дохни­те. Зав­тра вста­нете и…

- И вы то­же ме­ня уво­лите, - про­рыдал Ар­ман, на­конец-то при­под­няв го­лову и взгля­нув на Ла Кар­ва­ля блес­тя­щими гла­зища­ми, чер­ны­ми и скор­бны­ми, как у свя­того му­чени­ка на ико­не. Сле­зы тек­ли по его ли­цу, ос­тавляя влаж­ные до­рож­ки. - Мне бы­ло так хо­рошо у вас, но те­перь вы у­ез­жа­ете, а ме­ня неп­ре­мен­но выш­вырнут на ули­цу… Я не хо­чу боль­ше жить. Не мо­гу. Я ни­кому не ну­жен! Да­же вы об­ра­ща­ете на ме­ня не боль­ше вни­мания, чем на ме­бель!

Про­курор вздох­нул, по­няв, что зав­тра­ка точ­но не по­лучит. И го­рячей во­ды то­же. Юнец не при­вык ока­зывать­ся в по­доб­ных пе­редел­ках, не­уди­витель­но, что он пар­ши­во се­бя чувс­тву­ет.

- Обе­щаю, Ар­ман, я вас не вы­гоню. Я до­волен тем, как вы справ­ля­лись с ролью ка­мер­ди­нера, и со­бирал­ся пред­ло­жить вам пос­то­ян­ное мес­то. С жа­лова­ни­ем и про­чими бла­гами. Вы еде­те со мной в Па­риж, до­воль­ны? - мыс­ленно Ла Кар­валь по­жал пле­чами. Ну что ж, од­ним ртом боль­ше, од­ним мень­ше, ка­кая раз­ни­ца. Мар­сель не го­дит­ся в ка­мер­ди­неры, быв­ший вор со Дво­ра От­бро­сов - не слу­га, но до­верен­ный по­мощ­ник, тот, кто всег­да прик­ро­ет спи­ну в дра­ке. А месье Шап­ри - са­мое оно, что­бы сле­дить за иму­щес­твом.

- Его вы то­же возь­ме­те с со­бой? - нап­ря­жен­но спро­сил Ар­ман, са­дясь.

- Ко­го? - не по­нял Ла Кар­валь.

- Фран­суа, Ли­лию…

- А Ли­лия-то здесь при чем? - ис­крен­не уди­вил­ся Кан­тен. - Мне ка­залось, вы при­яте­ли. Это он те­бя вче­ра вы­тащил из зам­ка?

- Он, - Ар­ман опус­тил го­лову, нев­нятно про­бор­мо­тав: - Он… я… я бо­юсь его… не хо­чу на­ходить­ся ря­дом с ним…

- С че­го бы это? - про­курор на­чал ис­пы­тывать раз­дра­жение. - Объ­яс­ни­тесь, Ар­ман. Знаю, у Ли­лии ос­трый язы­чок, но вас он вро­де бы ни­чем не за­девал и не огор­чал. Что слу­чилось, черт бы вас поб­рал?

- Я не мо­гу ска­зать! - вы­палил Ар­ман, блед­нея.

- Ар­ман, ра­ди всех свя­тых, не мо­рочь­те мне го­лову, - пот­ре­бовал Ла Кар­валь. - Что у вас стряс­лось с Ли­ли­ей, в смыс­ле, с месье Мо­раном? Го­вори­те же тол­ком!

- Он спас мне жизнь, я бла­года­рен ему, но… - на­чал Ар­ман и зап­нулся, вновь раз­ры­дав­шись: - Я не мо­гу го­ворить об этом! Луч­ше вы­гони­те ме­ня, выб­рось­те в ка­наву, но не выс­пра­шивай­те!

- Ар­ман, - ус­та­ло про­из­нес Кан­тен. - Я и в са­мом де­ле вас вы­гоню, ес­ли вы не­мед­ленно не пе­рес­та­нете хо­дить вок­руг да око­ло и не рас­ска­жете, в чем де­ло. Ну? - он мрач­но зыр­кнул на съ­ежив­ше­гося Ар­ма­на.

- Ког­да нас уве­ли и за­пер­ли вмес­те… - не­реши­тель­но за­гово­рил Ар­ман, сму­ща­ясь и ер­зая по уп­ру­гой мяг­кости ди­вана. - К нам вор­вался ка­кой-то че­ловек… Он вел се­бя как су­мас­шедший, одер­жи­мый… Он по­желал ме­ня - ну, как муж­чи­на хо­чет приг­ля­нув­шу­юся жен­щи­ну. Уда­рил Фран­суа и тот упал, а по­том схва­тил ме­ня, оп­ро­кинул на стол и стал… стал… - Ар­ман сглот­нул. Кан­тен обод­ря­юще пох­ло­пал его пле­чу, ура­зумев, на­конец, в чем де­ло и при ка­ких об­сто­ятель­ствах пос­тра­дал Мар­тин Эша­вель. - Я от­би­вал­ся, как мог, но… у ме­ня не хва­тило сил, а по­том… по­том… Ли­лия уда­рил его чем-то тя­желым, он упал и боль­ше не ше­велил­ся. А Ли­лия… Ли­лия ска­зал, что я - как хо­рошень­кая дев­чонка и что я дол­жен быть ему бла­года­рен… Я про­сил его по­щадить, а он был как шаль­ной, ни­чего не хо­тел слу­шать. Лег на ме­ня и сде­лал все, что хо­тел… - из глаз Ар­ма­на вновь по­тек­ли сле­зы.

Ла Кар­валь мол­чал, под смуг­лой ко­жей скул пе­река­тыва­лись жел­ва­ки. Он на­мере­вал­ся пох­ва­лить Фран­суа за не­сом­ненную от­ва­гу, про­яв­ленную ми­нув­шей ночью, мо­жет, да­же за­вес­ти раз­го­вор о том, не же­ла­ет ли месье Мо­ран вмес­те со сво­ими ба­лага­ном ос­та­вить Ту­лузу и пе­реб­рать­ся в Па­риж - а он вон что вы­кинул… Спас маль­чиш­ку - и по­поль­зо­вал­ся им, рас­счи­тывая, что ис­пу­ган­ный до­нель­зя юнец про­мол­чит. Или пре­бывая в уве­рен­ности, что Ла Кар­валь прос­тит ему лю­бую вы­ход­ку. Че­го еще ожи­дать от су­мас­бро­да с под­мос­тков? Для не­го вче­раш­ний кош­мар в заб­ро­шен­ном зам­ке, не­бось, был как пред­став­ле­ние, за­те­ян­ное спе­ци­аль­но в его честь. А он ведь меч­тал о Ли­лии, же­лал его за­вора­жива­ющей бли­зос­ти - сей­час и всег­да… Вос­поль­зо­вать­ся чу­жой сла­бостью и без­за­щит­ностью, ми­мохо­дом сло­мать че­лове­чес­кую судь­бу - как это мер­зко.

Шрам под сер­дцем бо­лел, ныл, че­сал­ся, не поз­во­ляя за­быть о се­бе.

- Я по­гово­рю с месье Мо­раном, - на­конец тя­жело из­рек Кан­тен, вста­вая. - Ле­жите, Ар­ман.

Пос­лушно свер­нувший­ся на ди­ване Шап­ри поз­во­лил се­бе ко­рот­кую тор­жес­тву­ющую улыб­ку в спи­ну ухо­дяще­му про­куро­ру. Ник­то не ве­рил в его ак­тер­ские спо­соб­ности, од­на­ко ж месье Ла Кар­валь не усом­нился в прав­ди­вос­ти его тра­гичес­ко­го рас­ска­за. Не бу­дет Ли­лии ни­како­го Па­рижа, не­чего бы­ло нос за­дирать и хвас­тать­ся. Месье про­курор еще на­вер­ня­ка и по­коло­тит его как сле­ду­ет. А он, Ар­ман Шап­ри, по­едет с гос­по­дином про­куро­ром в сто­лицу! Уж там-то он точ­но най­дет се­бе мес­то!

Од­на­ко по­гово­рить с Фран­суа про­куро­ру не уда­лось. В ко­ридо­ре его нас­тигла весть о без­вре­мен­ной кон­чи­не его пре­ос­вя­щенс­тва - и Ла Кар­валь по­нево­ле об­легчен­но вздох­нул. Смерть де Лан­саль­яка, по­жалуй, и в са­мом де­ле ста­ла на­илуч­шим ис­хо­дом из всех воз­можных. Мер­тве­цу все еди­но, что ста­нут го­ворить о нем жи­вые, Шос­се­лен от­пра­вит­ся на ви­сели­цу, ко­торая дав­но его до­жида­ет­ся, а что ка­са­ет­ся мэт­ра Рий­оля, ос­тавше­гося на сво­боде… ну и черт с ним. Пусть гу­ля­ет.

Ког­да же спус­тя па­ру дней Ла Кар­валь за­явил­ся в апар­та­мен­ты месье Мо­рана, то об­на­ружил пол­ное и во­пи­ющее от­сутс­твие жиль­ца. Ве­щи бы­ли на сво­их мес­тах, за ис­клю­чени­ем тех, что при­над­ле­жали лич­но Фран­суа, в ком­на­тах ца­рила ак­ку­рат­ная не­жилая пус­то­та. Да­же рас­ши­тые шел­ком до­маш­ние туф­ли сто­яли на по­ложен­ном мес­те. Ак­тер уда­лил­ся в не­из­вес­тном нап­равле­нии. Лю­ди про­куро­ра боль­ше не сле­дили за ним, так что ник­то не мог дать Ла Кар­ва­лю точ­ный от­вет, ку­да по­девал­ся месье Мо­ран. К от­цу д'Арнье в эти дни бы­ло не под­сту­пить­ся. Ви­карий при­нимал со­болез­но­вания от всех сос­ло­вий го­рожан Ту­лузы, ис­крен­не оп­ла­кивав­ших по­терю сво­его пас­ты­ря, ор­га­низо­вывал це­ремо­нию пыш­но­го от­пе­вания в двор­цо­вой ка­пел­ле и по­хорон - спо­кой­ный, стро­гий и воз­вы­шен­но-прек­расный в сво­ей ут­ра­те, все зна­ющий и вез­де ус­пе­ва­ющий. Он да­же прис­лал че­лове­ка - спра­вить­ся о хо­де доз­на­ния, но, как по­каза­лось Кан­те­ну, сде­лал это ис­клю­читель­но про­фор­мы ра­ди. Мон­сень­ор умер, по­ис­ки убийц и сек­тантов ус­пешно за­вер­ше­ны, че­го же еще? Су­дя по воп­ро­сам, ко­торые за­давал пос­ла­нец ви­кария, отец д'Арнье же­лал знать од­но: ког­да же гос­по­дин про­курор вку­пе с арес­то­ван­ны­ми из­во­лят от­быть в сто­лицу?

…Мон­сень­ор Ро­же де Лан­саль­як умер, а за­казан­ная им кар­ти­на так и сто­яла пос­ре­ди Цве­точ­ной За­лы на сво­ей тре­ноге. Ис­полнен­ная ярос­тной чувс­твен­ности и по­хоти, тре­воги и тай­ны, жаж­ды кро­ви и упо­ения ги­бель­ным вос­торгом смер­ти от ру­ки бо­жес­тва, она мер­ца­ла ис­кра­ми на­рисо­ван­ных ук­ра­шений, влек­ла и ма­нила к се­бе. Смот­ря на нее, Фран­суа по­нево­ле вспо­минал то, что уви­дел с чер­да­ка прис­трой­ки в бро­шен­ном зам­ке Мон­фо­ров и то, что при­виде­лось ему в дур­манном ядо­витом ту­мане над ос­тров­ком на Га­рон­не. Его ви­дение сбы­лось - но как при­чуд­ли­во и стран­но…

Мон­сень­ор умер, про­курор Ла Кар­валь за­вер­шил свое рас­сле­дова­ние, ни­кому не бы­ло де­ла до Фран­суа Мо­рана. Слу­ги по-преж­не­му при­носи­ли ак­те­ру зав­тра­ки и обе­ды с двор­цо­вой кух­ни, уби­рались в его ком­на­тах - но ник­то не по­сылал за ним, ник­то не же­лал его ви­деть. Все бы­ли так за­няты ужас­но важ­ны­ми де­лами, по­забыв о ма­лень­ком месье Мо­ране.

Мо­жет, оно бы­ло и к луч­ше­му.

Те­ло мон­сень­ора, вы­пот­ро­шен­ное, за­баль­за­миро­ван­ное и под­го­тов­ленное к пог­ре­бению, ле­жало в ма­лень­кой внут­ренней ча­сов­не двор­ца, поз­же его дол­жны бы­ли пе­ренес­ти в двор­цо­вую ка­пел­лу для це­ремо­нии от­пе­вания. Ник­то не пре­пятс­тво­вал Фран­суа, при­шед­ше­му прос­тить­ся с пок­ро­вите­лем - но месье Мо­ран не уз­нал в вос­ко­вой му­мии, втис­ну­той в тор­жес­твен­но-мрач­ный гроб чер­но­го де­рева с по­золо­той, мон­сень­ора де Лан­саль­яка. Его эми­нен­ция лю­бил жизнь и ис­крен­не вос­хи­щал­ся ее кра­сотой. Ему бы не пон­ра­вились все эти тя­желые чер­ные лен­ты, зо­лотые по­зумен­ты с кис­тя­ми, за­пах увя­да­ющих цве­тов, вкрад­чи­вые пе­решеп­ты­вания и за­уныв­ный го­лос чте­ца. Фран­суа ос­та­вил в гро­бу свое скром­ное под­но­шение, бу­кет алых роз, пос­ледних роз Ту­лузы, сре­зан­ных им в са­ду и пе­ревя­зан­ных кру­жев­ной лен­той, и ушел. Ему боль­ше не­чего бы­ло тут де­лать, не­зачем ос­та­вать­ся в зо­лотой клет­ке с рас­пахну­той двер­цей. Он дол­жен был сам пе­ревер­нуть эту стра­ницу сво­ей жиз­ни - но, преж­де чем уй­ти, месье Мо­ран хо­тел уви­деть кар­ти­ну.

А уви­дев ее вновь, он воз­же­лал унич­то­жить по­лот­но. Из­ре­зать холст в клочья, сжечь и раз­ве­ять пе­пел с мос­та над Га­рон­ной - что­бы не ос­та­лось ни­какой па­мяти о той ил­лю­зии счастья, на миг воз­никшей меж­ду ни­ми.

Ак­тер и в са­мом де­ле ра­зыс­кал нож, плос­кий нож, ко­торым мэтр Эша­вель рас­ти­рал крас­ки. Кри­вя гу­бы и гло­тая сле­зы, под­сту­пил к под­рамни­ку - и пос­ле из­рядных му­чений вы­резал ку­сок с изоб­ра­жени­ем бо­гов и их жер­твы. Ос­то­рож­но свер­нул в труб­ку и унес с со­бой, ос­та­вив на де­ревян­ной тре­ноге зи­яющий про­рехой холст.

Уй­ти из ох­ва­чен­но­го скорбью и тра­уром ар­хи­епис­коп­ско­го двор­ца ока­залось про­ще прос­то­го. Иму­щес­тва у Фран­суа наб­ра­лось не слиш­ком мно­го. Он прих­ва­тил свои за­писи, па­мят­ную пь­есу и все поб­ря­куш­ки, за­тол­кал в до­рож­ные коф­ры нес­коль­ко по­дарен­ных его пре­подо­би­ем до­рогих кос­тю­мов и пар хо­роше­го белья. Ог­ля­дел на­ряд­ную гос­ти­ную с ви­дом на об­ле­та­ющий сад, по­жал пле­чами, вне­зап­но по­няв: он рас­ста­ет­ся с этим мес­том без осо­бого со­жале­ния. Шар­лю д'Арнье те­перь не до не­го. При­шел, ушел - ка­кая раз­ни­ца… Из не­го не выш­ло кра­сивой жи­вой иг­рушки для бо­гато­го пок­ро­вите­ля. Ему луч­ше вер­нуть­ся ту­да, от­ку­да он взял­ся. Те­перь у не­го есть день­ги, мно­го де­нег - и воз­можность за­нимать­ся лю­бимым ре­мес­лом. Ког­да пыль уля­жет­ся и вер­нется мэтр Рий­оль, труп­па «Те­ат­ра Фор­ту­ны» нач­нет учить­ся те­ат­раль­но­му мас­терс­тву по-нас­то­яще­му.

Свою се­реб­ря­ную ли­лию Фран­суа тща­тель­но прик­ре­пил по­ниже уз­ла шей­но­го плат­ка. Мель­ком бро­сил взгляд в зер­ка­ло - изящ­ный мо­лодой че­ловек, фран­то­вато оде­тый и с вы­зыва­юще воль­но раз­ле­тев­ши­мися каш­та­новы­ми ло­кона­ми. Поч­ти та­кой же, как в на­чале ле­та - да не та­кой. Что-то но­вое по­яви­лось во взгля­де, и Фран­суа ни­как не мог ре­шить - нра­вят­ся ему эти но­вые чер­ты ха­рак­те­ра месье Мо­рана или нет. По ду­ше ли ему Фран­суа де Лис, Ли­лия Ту­лузы, не­пос­то­ян­ный, про­даж­ный… так и не на­учив­ший­ся лю­бить?

Рас­по­лагая средс­тва­ми, ак­тер без тру­да снял квар­тирку в пе­ре­ул­ке по со­седс­тву с ули­цей свя­того Оно­ре, не­пода­леку от те­ат­ра, ко­торый мыс­ленно уже на­зывал «сво­им». Две ком­натки с кух­ней и уз­ким бал­ко­ном, вы­ходя­щим на шум­ную ры­ноч­ную пло­щадь со ста­рин­ным по­зеле­нев­шим фон­та­ном пос­ре­дине. Впер­вые за столь­ко ме­сяцев Фран­суа вновь ос­тался один, в жи­лище, ко­торое при­над­ле­жало толь­ко ему. Сра­зу вы­яс­ни­лось, что он от мно­гого от­вык, в том чис­ле и за­ботить­ся о се­бе, но Фран­суа знал - вско­ре преж­ние на­выки вер­нутся. Глав­ное, осоз­нать и свык­нуть­ся с мыслью, что те­перь он вновь дол­жен по­лагать­ся толь­ко на са­мого се­бя. Пос­та­рать­ся не тос­ко­вать ночью от­то­го, что, про­сыпа­ясь, не при­кос­нешь­ся к ру­ке спя­щего ря­дом че­лове­ка, не ус­лы­шишь его ти­хого ды­хания. Боль­ше не бу­дет ча­шеч­ки го­ряче­го шо­кола­да по ут­рам в пос­тель… не бу­дет и про­гор­кло­го прив­ку­са чу­жого вож­де­ления во рту, и слад­ко-ярос­тной бо­ли по­роч­но­го со­ития, раз­ди­ра­юще­го ду­шу и те­ло.

«Все, что не де­ла­ет­ся - все к луч­ше­му, - убеж­дал се­бя Фран­суа, сле­дя сквозь пот­рескав­ше­еся стек­ло, как тор­говки на рын­ке уби­ра­ют лот­ки и су­дачат меж со­бой, раз­ма­хивая ру­ками. - Шар­лю бу­дет луч­ше без ме­ня. Ла Кар­валь… он силь­ный, он то­же спра­вит­ся. А я как-ни­будь вык­ру­чусь».

Он по­сетил «Те­атр Фор­ту­ны», мес­то их не­дав­не­го три­ум­фа. Труп­па пре­быва­ла в сбо­ре и не­до­уме­нии - один из ди­рек­то­ров и вла­дель­цев те­ат­ра ока­зал­ся под арес­том по об­ви­нению в ка­ких-то жут­ких прес­тупле­ни­ях, вто­рой поп­росту бес­след­но ис­чез. Мо­лодые лю­ди чувс­тво­вали се­бя по­терян­ны­ми и бро­шен­ны­ми на про­из­вол судь­бы, Ма­ри-Рай­мон гром­ко и шум­но стра­дал от пох­мелья пос­лепраз­днич­но­го бан­ке­та, в рас­те­рян­ных взгля­дах ак­те­ров и ак­трис чи­талось: «Что же нам те­перь де­лать? Не­уже­ли все по­теря­но, нуж­но опять ид­ти и ис­кать но­вое мес­то?»

Мо­ран ре­шитель­но хлоп­нул в ла­доши, прив­ле­кая вни­мание:

- Ну вот что! Хва­тит си­деть и стра­дать! Зав­тра у нас дол­жен был ид­ти вто­рой спек­такль. Не ви­жу при­чин его от­ме­нять. Арен­да по­меще­ния оп­ла­чена на ме­сяц впе­ред. Би­леты и афи­ши за­каза­ны, у нас есть, ко­му их про­давать. Ут­ром про­ведем ре­пети­цию, ве­чером вый­дем на сце­ну. В кон­це кон­цов, это не так уж слож­но! У нас всех есть опыт. По­рабо­та­ем на свой ко­шелек, по­ка мэтр Рий­оль не вер­нулся.

Сло­ва «по­рабо­тать на свой ко­шелек» ока­зались ре­ша­ющи­ми. Фран­суа вел се­бя так, буд­то мэтр Рий­оль и впрямь ос­та­вил де­ло на не­го. Эта са­мо­уве­рен­ность да­лась ак­те­ру не­лег­ко, но все же при­нес­ла нуж­ные пло­ды. Пос­ле кри­ков, вза­им­ных об­ви­нений, па­ничес­ких при­зывов бро­сить все, пой­ти в бли­жай­ший трак­тир и ус­тро­ить по­пой­ку бы­ло ре­шено пов­то­рить «Фед­ру». Ник­то не за­явил о сво­ем же­лании ра­зор­вать кон­тракт и уй­ти на по­ис­ки луч­шей до­ли, все обе­щали прид­ти зав­тра на ре­пети­цию.

Об­суждая пь­есу, труп­па не­весть ка­ким об­ра­зом пе­ремес­ти­лась из по­меще­ния «Те­ат­ра Фор­ту­ны» в ка­бачок на на­береж­ной. К об­ще­му со­жале­нию, трак­тир ока­зал­ся зак­рыт, а в от­вет на воз­му­щение по­сети­телей вла­делец раз­вел ру­ками, рас­толко­вав, что в Ту­лузе на три дня объ­яв­лен тра­ур по усоп­ше­му ар­хи­епис­ко­пу. Се­год­ня его пре­ос­вя­щенс­тво хо­ронят - слы­шите ко­локо­ла?

Бе­рущий за ду­шу пе­рез­вон мед­ленно тек над при­тих­ши­ми го­род­ски­ми квар­та­лами, то за­тихая, то вновь уси­лива­ясь. Ко­локо­ла пе­ли, тя­гуче и плав­но, рас­ка­чива­ясь на сво­их бал­ках, уда­ря­ясь бо­ками о чу­гун­ные и брон­зо­вые язы­ки. Ку­выр­ка­ясь под ку­полом хму­рых не­бес, ко­локо­ла оп­ла­кива­ли пас­ты­ря душ че­лове­чес­ких, столь­ко лет ко все­об­ще­му удо­воль­ствию пра­вив­ше­го Ту­лузой - а те­перь по­кинув­ше­го свой лю­бимый го­род на про­из­вол судь­бы.

- Он умер, тот ста­рик, для ко­торо­го мы ста­вили рим­скую пь­есу? - удив­ленно спро­сила Ни­колетт. При­под­ня­ла го­лову, прис­лу­шива­ясь к тя­гуче­му бла­говес­ту, пе­рек­рести­лась: - Жаль его. Для свя­щен­ни­ка он был очень ми­лым.

- А еще он лю­бил те­атр, - до­бавил Фран­суа, по­думав, что для пре­подоб­но­го эта не­замыс­ло­ватая эпи­тафия, про­из­не­сен­ная де­вуш­кой-ак­три­сой, бы­ла бы на­илуч­шей. Но на над­гро­бии мо­гилы пре­ос­вя­щен­но­го, на­вер­ное, на­чер­та­ют зо­лотом по мра­мору мно­жес­тво дру­гих слов. Гром­ких, пом­пезных и ров­ным сче­том ни­чего не го­воря­щих о том, ка­ким че­лове­ком был месье Ро­же де Лан­саль­як. - Мир его пра­ху.

- Ес­ли он умер, то по­чему ты здесь, а не там, на по­хоро­нах? - по­ин­те­ресо­валась Ни­колетт, ког­да они, рас­про­щав­шись с ос­таль­ной шум­ной ком­па­ни­ей, нес­пешно поб­ре­ли вдоль на­береж­ной. Мут­но-жел­тая быс­трая во­да Га­рон­ны нес­ла к да­леко­му оке­ану вся­кий сор, зак­ру­чива­ясь во­дово­рота­ми гряз­ной пе­ны.

- Ме­ня ту­да не приг­ла­шали, - по­жал пле­чами Фран­суа. - Да и не­чего мне там боль­ше де­лать. Мож­но ска­зать, ме­ня веж­ли­во поп­ро­сили уда­лить­ся и не ком­про­мети­ровать бо­лее па­мять усоп­ше­го.

- А мне ка­залось… - не очень уве­рен­но про­из­несла ма­дему­азель Го­ден, - что тот мо­лодой свя­щен­ник, ну, ко­торый учас­тво­вал в пос­та­нов­ке и иг­рал Ти­гел­ли­на… Что меж­ду ним и то­бой что-то есть, - она сму­тилась.

- Что-то и в са­мом де­ле бы­ло - а по­том пе­рес­та­ло быть, - приз­нал Фран­суа. Опав­шие листья каш­та­нов цеп­ля­лись за кру­жев­ной по­дол платья Ни­колетт, шур­ша­ли под но­гами. - Го­рело-го­рело - и по­гас­ло. Ду­маю, я боль­ше ту­да не вер­нусь.

- Так это же за­меча­тель­но! - одоб­ри­ла его пос­ту­пок Ни­колетт.

- Ну да… - как-то не слиш­ком твер­до сог­ла­сил­ся Фран­суа. По­думал и до­бавил: - Раз мы все рав­но не по­пали в ко­фей­ню… Не хо­чешь сде­лать мне одол­же­ние и заг­ля­нуть в гос­ти? Я снял квар­тирку, толь­ко в ней по­ка все вверх дном. А еще я умею ва­рить ко­фе по-ма­рок­кан­ски, чес­тно-чес­тно. И ря­дом с мо­им до­мом есть кон­ди­тер­ская, где про­да­ют уди­витель­но­го вку­са бу­лоч­ки с ко­рицей и за­вар­ным кре­мом. И с оре­хами.

Ра­зуме­ет­ся, бла­говос­пи­тан­ная ба­рыш­ня ни­ког­да бы не сог­ла­силась на­нес­ти ви­зит хо­лос­то­му мо­лодо­му че­лове­ку, к то­му же жи­вуще­му от­дель­но от семьи. К счастью для Фран­суа, ма­дему­азель Го­ден бы­ла ак­три­сой и по­лага­ла боль­шинс­тво пра­вил и пред­пи­саний, ко­торые над­ле­жит соб­лю­дать вос­пи­тан­ным де­вуш­кам из хо­роших се­мей, зам­ше­лыми, ус­та­рев­ши­ми и ско­выва­ющи­ми сво­боду че­лове­чес­кой лич­ности.

Вдо­бавок к све­жим, толь­ко что из пе­чи бу­лоч­кам они ку­пили бу­тыл­ку ви­на - и про­вели уди­витель­ный ве­чер, бол­тая, сме­ясь, им­про­визи­руя и ра­зыг­ры­вая от­рывки из чи­тан­ных ког­да-то пь­ес. Фран­суа не хо­телось, что­бы Ни­колетт ухо­дила - и он точ­но знал: ей то­же не хо­чет­ся ухо­дить, ей при­ят­но быть здесь, с ним. Без двус­мыслен­ных при­чин и слож­ных вза­им­ных обя­затель­ств, но прос­то по­тому, что воз­никшее меж­ду ни­ми чувс­тво бы­ло прос­тым, по­нят­ным и са­мым ес­тес­твен­ным в ми­ре. Он был мо­лодым муж­чи­ной, она - юной жен­щи­ной, их тя­нуло друг к дру­гу, ви­но кон­чи­лось, за ок­на­ми сгу­щалась ночь и ко­локо­ла боль­ше не ры­дали брон­зо­выми го­лоса­ми над ушед­шим из ми­ра мон­сень­ором де Лан­саль­яком.

С Ни­колетт ока­залось так лег­ко и прос­то. Она не бы­ла не­вин­ной де­вуш­кой - но Фран­суа не стал выс­пра­шивать, кто был ее пер­вым муж­чи­ной, для не­го это не име­ло ни­како­го зна­чения. Важ­но, что сей­час Ни­колетт бы­ла с ним, ее ру­ки об­ни­мали его, она да­рила ему прос­тое и бе­зыс­кусное нас­лажде­ние - мо­жет, не столь ос­трое и тер­пкое, ка­кое Фран­суа до­води­лось ис­пы­тывать с лю­бов­ни­ками-муж­чи­нами - но ее лю­бовь бы­ла ис­полне­на обыч­но­го че­лове­чес­ко­го теп­ла, ко­торо­го по­рой так не хва­та­ет лю­дям в их из­вечном оди­ноком пу­ти от рож­де­ния к смер­ти.

Они зас­ну­ли на уз­кой кро­вати, об­нявшись, вок­руг них дре­мал ог­ромный го­род - и сквозь проз­рачный, уте­ка­ющий сон Фран­суа рас­слы­шал ос­то­рож­ный, но нас­той­чи­вый стук в дверь. Спер­ва он при­нял пос­ту­кива­ния за про­дол­же­ние сна, ибо ник­то, кро­ме Ни­колетт Го­ден, не знал его но­вого мес­то­житель­ства - но стук про­дол­жался, и он был ре­аль­ным. Мо­ран ти­хонь­ко сполз с пос­те­ли, опа­са­ясь раз­бу­дить спя­щую де­вуш­ку, на ощупь ра­зыс­кал сре­ди ва­ля­ющих­ся на по­лу ве­щей кам­зол и пан­та­лоны, влез в них и поб­рел в ма­лень­кую при­хожую. Спро­сонья он ис­пу­гал­ся, что в «Те­ат­ре Фор­ту­ны» что-то слу­чилось - толь­ко бы не по­жар от упав­шей свеч­ки!

Го­лос, отоз­вавший­ся из-за за­пер­той две­ри на воп­ро­ситель­ное: «Ко­го там при­нес­ло?», при­над­ле­жал Шар­лю д'Арнье.

Фран­суа ото­ропел, ед­ва не вы­ронив све­чу и пы­та­ясь ле­вой ру­кой про­вер­нуть ключ в зам­ке. На­конец ему это уда­лось, и Шарль шаг­нул че­рез по­рог - Шарль, за­кутан­ный в длин­ный чер­ный плащ, та­кой зна­комый и од­новре­мен­но да­лекий, лю­бов­ник и нас­тавник, ко­торо­го Фран­суа де­лил с дру­гими, бо­жес­тво и жер­тва.

- Ты от­ку­да взял­ся? - рас­те­рян­но про­мол­вил Фран­суа, тут же до­бавив: - Не шу­ми. У ме­ня… у ме­ня друзья но­чу­ют.

- Хо­рошо, - по­луше­потом сог­ла­сил­ся Шарль, сбра­сывая плащ. На доб­ротной шер­стя­ной тка­ни поб­лески­вали мок­рые раз­во­ды - ви­димо, над Ту­лузой про­лил­ся дождь. - Прос­ти, я прис­та­вил к те­бе сог­ля­датая. Дол­жен же я был знать, ку­да ты зап­ро­пас­тился.

- Идем, - в рас­те­рян­ности Фран­суа про­вел ноч­но­го гос­тя в ма­лень­кую гос­ти­ную, пре­дус­мотри­тель­но прик­рыв дверь в спаль­ню. Не ве­дая о том, ка­кая боль прон­за­ла сей­час сер­дце д'Арнье - ведь все, что он ви­дел, так на­поми­нало их с Фран­суа пер­вые встре­чи. Ми­лый твор­ческий бес­по­рядок пов­сю­ду, еще не раз­ло­жен­ные по мес­там ве­щи, раз­бро­сан­ные лис­тки со сти­хами, пус­тая бу­тыл­ка на сто­ле и ви­та­ющий пов­сю­ду за­пах креп­чай­ше­го ко­фе с ореш­ка­ми кар­да­мона. Все, как бы­ло преж­де. Все, как мог­ло быть у них - в бе­зум­ных, на­ив­ных меч­тах. Ман­сарда под кры­шей и сво­бода.

- Я ре­шил, что бу­ду лиш­ним там - и уда­лил­ся, - объ­яс­нил Фран­суа. Он за­жег све­чи и ос­тался сто­ять, прис­ло­нив­шись пле­чом к стен­ке гор­ки-бу­фета, д'Арнье усел­ся на скрип­нувший под его тя­жестью про­дав­ленный ди­ван­чик. Мо­ран от­ме­тил, ка­ким ус­тавшим и опус­то­шен­ным выг­ля­дит его бы­лой воз­люблен­ный. - Что, спра­вед­ли­вость вос­торжес­тво­вала? Месье про­курор до­бил­ся то­го, че­го хо­тел? - Шарль кив­нул. - Зло­деи по­вер­же­ны, вто­рос­те­пен­ные плу­ты ус­пе­ли вов­ре­мя смыть­ся, за­навес. Мож­но вы­ходить на пок­лон. Вот все и за­кон­че­но, Шарль.

- Нич­то не за­кон­че­но, - твер­до за­явил д'Арнье. - Мон­сень­ор от­ны­не по­ко­ит­ся с ми­ром и я… - он на миг за­мял­ся, - в об­щем, у ме­ня есть все ос­но­вания по­лагать, что спус­тя ме­сяц-дру­гой мне пред­сто­ит вос­при­нять на се­бя весь груз зем­ных за­бот, что преж­де вла­чил его пре­ос­вя­щенс­тво.

- Про­ще го­воря, ты зай­мешь его мес­то, - пе­ревел Фран­суа. - Мои поз­драв­ле­ния, Шарль. Ты бу­дешь очень хо­рошо смот­реть­ся в ро­ли ар­хи­епис­ко­па прек­расной Ту­лузы. Го­рожа­не по­любят те­бя - мо­жет, не сра­зу, но по­любят.

- Мон­сень­ор ос­та­вил мне весь­ма дур­ное нас­ледс­тво, - с от­тенком за­мет­ной го­речи в го­лосе приз­нался д'Арнье. - Его об­раз жиз­ни был да­лек от бла­гочес­ти­вого, от­че­го и нра­вы в го­роде ста­ли весь­ма и весь­ма рас­пу­щен­ны­ми. Мне при­дет­ся весь­ма су­рово от­де­лять зер­на от пле­вел, и яв­лять со­бой об­ра­зец не­под­купной и не­под­властной по­рокам доб­ро­дете­ли. Да­бы на ме­ня не пал и кра­ешек те­ни пре­дыду­щего пас­ты­ря душ.

- На­де­юсь, ты не со­бира­ешь­ся зак­рыть все те­ат­ры в Ту­лузе? - ис­крен­не обес­по­ко­ил­ся Фран­суа. - Ес­ли взду­ма­ешь, то хоть пре­дуп­ре­ди за­ранее!.. И имей в ви­ду - мы бу­дем про­тес­то­вать про­тив цер­ковно­го про­из­во­ла!

- Ник­то не тро­нет твой те­атр, - вздох­нул Шарль. - Сде­лай одол­же­ние, Фран­суа, выс­лу­шай. Я при­шел сю­да, да­бы сде­лать те­бе пред­ло­жение. Ты ра­зум­ный че­ловек и по­нима­ешь: я не мо­гу ос­та­вить Ту­лузу. Да­же ра­ди те­бя. Слиш­ком мно­гое пос­тавле­но на кон, что­бы пос­ту­пать­ся этим. Но те­перь… те­перь я мо­гу ис­полнить лю­бое твое же­лание. Толь­ко вер­нись ко мне. Не сей­час, поз­же, ког­да все уля­жет­ся. Ты по­лучишь все, что за­хочешь - день­ги, дра­гоцен­ности, на­ряды. Толь­ко будь ря­дом со мной. Всег­да. Каж­дый день.

- А как же тог­да быть с тво­ей бе­зуп­речной ре­пута­ци­ей? - на­пом­нил Фран­суа.

- Я соз­дам для те­бя дол­жность при мо­ем дво­ре, - мгно­вен­но на­шел­ся с от­ве­том д'Арнье, из че­го сле­дова­ло, что он за­ранее об­ду­мал свой план бе­седы с ак­те­ром. Си­ние гла­за ис­полни­лись одер­жи­мос­ти, стрем­ле­ния лю­бой це­ной до­бить­ся сво­его. Он по­жирал Фран­суа взгля­дом - от бо­сых ног до об­на­жен­ной гру­ди и се­режек в ушах. - Ник­то ни­чего не за­подоз­рит. Я ук­рою те­бя от слу­хов и спле­тен, и ты….

- Ты бу­дешь жить где-ни­будь в зад­них ком­на­тах тво­его двор­ца, - сог­ласно по­кивал Фран­суа. - Та­ить­ся днем, вы­ходить толь­ко по но­чам, быть тво­ей же­лан­ной и по­роч­ной тай­ной за семью пе­чатя­ми. Вся­кий час опа­са­ясь быть рас­кры­тым и об­на­ружен­ным. Но - в пол­ной рос­ко­ши и до­воль­стве. Нет, Шарль. Бла­года­рю, но - нет. Да, ко­неч­но, я по­нимал: ты ни­ког­да не пос­ле­ду­ешь за мной. Это бы­ла ложь, ложь во спа­сение и ра­ди са­мо­об­ма­на. Меч­ты, кра­сивые и пус­тень­кие, как мыль­ные пу­зыри, что пус­ка­ют де­ти. Но и эта твоя идея - она то­же мыль­ный пу­зырь.

- Я мог бы те­бя зас­та­вить, - Шарль сце­пил паль­цы на ко­лене, кос­тяшки по­беле­ли от нап­ря­жения. - Мог бы зав­тра же ра­зог­нать ко всем чер­тям ваш трек­ля­тый ба­лаган и при­вез­ти те­бя во дво­рец.

- Шарль, ты ли это? - изум­ленно вздер­нул бро­ви Фран­суа. - Ко­му, как не те­бе, знать - не­воз­можно до­бить­ся люб­ви си­лой. Мо­жет, ты добь­ешь­ся то­го, что я бу­ду спать с то­бой, но я пе­рес­та­ну ува­жать те­бя. А не это ли для те­бя са­мое глав­ное? Я все еще люб­лю те­бя, Шарль, мой зо­лотой лев. Ра­ди этой люб­ви, ра­ди все­го, что бы­ло меж­ду на­ми - не пы­тай­ся удер­жи­вать ме­ня про­тив во­ли. Я мог бы встре­чать­ся с то­бой иног­да - хо­чешь? - не­уве­рен­но пред­ло­жил он.

- Нет, - су­дорож­но дер­нул го­ловой д'Арнье. - Или все, или ни­чего.

- Фран­суа, что слу… - их го­лоса все-та­ки дос­тигли спаль­ни, раз­бу­див ма­дему­азель Го­ден. Де­вуш­ка су­нулась в гос­ти­ную - об­ла­чен­ная в ниж­нюю со­роч­ку Мо­рана, до­ходив­шую ей до ко­лен, с неб­режно скру­чен­ны­ми на за­тыл­ке во­лоса­ми, не­до­умен­но мор­га­ющая и без­за­щит­ная. Бу­дучи ак­три­сой, Ни­колетт тща­тель­но про­дума­ла свой дра­мати­чес­кий вы­ход на сце­ну, бе­зоши­боч­но под­га­дав ре­ша­ющий мо­мент. Она со­вер­шенно не со­бира­лась ус­ту­пать Фран­суа это­му ле­дяно­му кра­сав­цу в ря­се - или де­лить­ся с ним. Месье Мо­ран бу­дет при­над­ле­жать ей - вку­пе со все­ми его та­лан­та­ми и про­чими дос­то­инс­тва­ми.

- И я не же­лаю до­воль­ство­вать­ся объ­ед­ка­ми с тво­его сто­ла, - Шарль рез­ко под­нялся, сде­лав вид, что ни­какой бо­соно­гой и рас­тре­пан­ной де­вицы в ком­на­те вов­се не су­щес­тву­ет. - До сви­дания, Фран­суа. Вер­нее - про­щай. Не тру­дись ме­ня про­вожать, - он про­шел ми­мо Ни­колетт, не удос­то­ив ак­три­су и взгля­дом. Хлоп­ну­ла зак­рывша­яся дверь.

- Вот и поп­ро­щались, - про­бор­мо­тал Фран­суа. Умом он по­нимал, что раз­лу­ка с Шар­лем бы­ла не­из­бежна, не сей­час, так че­рез день, не при этих об­сто­ятель­ствах, так при дру­гих, но их раз­го­вор все рав­но бы сос­то­ял­ся. Ис­ход его был бы та­ким же, как се­год­ня. Фран­суа Мо­ран не же­лал воз­вра­щать­ся в зо­лотую клет­ку. Ни на ка­ких ус­ло­ви­ях. Да­же к Шар­лю. Он не сол­гал, го­воря, что все еще лю­бит д'Арнье и не в си­лах от­ка­зать­ся от сво­его чувс­тва - толь­ко лю­бовь его ста­ла дру­гой. Хруп­кой, как лист об­го­рев­шей бу­маги, где ед­ва-ед­ва прос­матри­ва­ют­ся от­дель­ные сло­ва, го­товый при лю­бом не­ос­то­рож­ном дви­жении рас­сы­пать­ся в прах, ма­рая уг­лем паль­цы.

С этим нель­зя бы­ло ни­чего по­делать - толь­ко сми­рить­ся, по­желав Шар­лю д'Арнье уда­чи в его слу­жении Гос­по­ду.

- Фран­суа? - Ни­колетт нас­то­рожен­но смот­ре­ла тем­ны­ми гла­зами, тис­кая паль­ца­ми ба­тис­то­вые склад­ки во­рота слиш­ком боль­шой для нее муж­ской ру­баш­ки. - Все хо­рошо?

- Все пло­хо, но это не име­ет зна­чения, - от­махнул­ся Фран­суа. - Ког­да в мо­ей жиз­ни хоть что-то бы­ло хо­рошо? Идем спать. У нас зав­тра ре­пети­ция, не за­была?

- Ко­неч­но, я пом­ню, - сог­ласно кив­ну­ла ма­дему­азель Го­ден, и от рез­ко­го дви­жения узел ее во­лос рас­сы­пал­ся по пле­чам.