Высокие небеса Тулузы

В ка­рете Ла Кар­валь одел­ся в свою, по­доб­ранную на пус­ты­ре Мар­се­лем одеж­ду, быс­тры­ми, жад­ны­ми глот­ка­ми осу­шил фляж­ку с конь­яком - и при­казал ехать в Ра­тушу, где ца­рило ис­тинное стол­потво­рение и где рас­пи­хива­ли по ка­мерам арес­то­ван­ных на пус­ты­ре.

- Соб­лю­дать ус­та­нов­ленный про­токол, - рас­по­рядил­ся ко­ролев­ский про­курор, убе­див­шись, что под­чи­нен­ные и пе­репу­ган­ные та­ким нап­лы­вом за­дер­жанных слу­жащие Ра­туши справ­ля­ют­ся со сво­ими обя­зан­ностя­ми. - С да­мами вес­ти се­бя уч­ти­во, не за­пуги­вать. Ес­ли ко­го при­вез­ли го­лышом - вы­дать ка­ких-ни­то тря­пок, пусть прик­ро­ют­ся. Сос­та­вить пол­ный спи­сок всех за­дер­жанных - име­на, фа­милии, про­ис­хожде­ние, род за­нятий. Расс­про­сить, ка­ким об­ра­зом они ока­зались на пус­ты­ре, ко­го зна­ют из со­об­щни­ков. Муж­чи­нам не поз­во­лять го­ворить ни­чего, не ка­са­юще­гося де­ла, но ру­коп­рикладс­твом не зло­упот­реблять. К уг­ро­зам не прис­лу­шивать­ся. Уз­наю, что кто-то по­вел­ся на по­сулы, при­нял день­ги и пок­рыл мер­завца или мер­завку - лич­но из­рублю в кус­ки. Ура­зуме­ли? Ис­полняй­те.

Про­курор одер­жал верх - но в ар­хи­епис­коп­ском двор­це от­че­го-то не наб­лю­далось все­об­ще­го ли­кова­ния по это­му по­воду. Вер­нувший­ся бли­же к ут­ру Ла Кар­валь не об­на­ружил ни ма­лей­ших приз­на­ков тор­жес­твен­ной встре­чи. Ка­залось, во двор­це во­царил­ся тра­ур, буд­то де Лан­саль­як ра­зом по­забыл: его бы­лой сер­дечный друг Амо­ри де Вержь­ен - убий­ца, за­говор­щик и за­кос­не­лый языч­ник, и те­перь оп­ла­кивал го­рес­тную до­лю сво­его Яб­лочно­го Ан­ге­ла. Про­куро­ра из­вести­ли, что его пре­ос­вя­щенс­тво же­ла­ет не­мед­ля ви­деть его - да, имен­но не­мед­ля, как толь­ко месье Ла Кар­валь пе­решаг­нет по­рог ре­зиден­ции.

Кан­тен за­дер­жался лишь для то­го, что­бы плес­нуть в ли­цо во­ды, ми­мохо­дом взгля­нув в зер­ка­ло. Вид у не­го был - что на­зыва­ет­ся, кра­ше в гроб кла­дут. Под гла­зами выс­ту­пили тем­ные кру­ги, ли­цо осу­нулось, чер­ные гла­за по­лыха­ли нез­до­ровым, сум­рачным ог­нем, од­на­ко про­курор со­вер­шенно не чувс­тво­вал се­бя ус­тавшим.

Его про­вели не в при­выч­ную свет­лую гос­ти­ную, обиль­но ук­ра­шен­ную све­жими цве­тами, но в ра­бочий ка­бинет, где гла­венс­тво­вали па­лисандр и тем­ная брон­за. Из-за по­лураз­дви­нутых бар­хатных штор со­чил­ся блед­ный жем­чужно-се­рый свет - ночь ми­нова­ла, в не­бесах Ту­лузы раз­го­рал­ся рас­свет нас­ту­па­юще­го дня. Мон­сень­ор де Лан­саль­як вос­се­дал за сто­лом с ви­дом Пан­токра­тора, Гос­по­да Ка­ра­юще­го - хму­рого, из­рядно по­мято­го и на­вер­ня­ка про­вед­ше­го бес­сонную и край­не тре­вож­ную ночь - не­весе­ло при­ветс­тво­вав во­шед­ше­го про­куро­ра:

- Что ж, поз­драв­ляю с ус­пешным за­вер­ше­ни­ем рас­сле­дова­ния, сын мой. Уве­рен, мой пле­мян­ник вы­соко оце­нит ва­ше усер­дие и воз­награ­дит вас по дос­то­инс­тву.

- Бла­года­рю, ва­ше вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тво, - сдер­жанно пок­ло­нил­ся Ла Кар­валь. - Бла­года­ря мо­ему доз­на­нию его ве­личес­тво уз­на­ет ис­ти­ну - но, бо­юсь, ва­шему пле­мян­ни­ку она при­дет­ся весь­ма не по вку­су.

- Вы тон­кий со­фист, мэтр де Ла Кар­валь, - пре­подоб­ный груз­но от­ки­нул­ся в крес­ле, гля­дя не на со­бесед­ни­ка, но по­верх его пле­ча - на ста­рый пор­трет в рас­трес­кавшей­ся ра­ме, изоб­ра­жав­ший кры­лато­го юно­шу с кор­зи­ной яб­лок. - Мно­гое за­висит от мер­ки, с ко­торой его ве­личес­тво по­дой­дет к пос­тупкам каж­до­го из учас­тни­ков это­го за­путан­но­го де­ла, а не от пра­восу­дия. То, что шо­киру­ет мо­нахи­ню, впол­не при­ем­ле­мо для гре­наде­ра.

- Все в ру­ках Божь­их, - нах­му­рил­ся про­курор, опус­ка­ясь в крес­ло с вы­сокой спин­кой нап­ро­тив мон­сень­ора. - Мой долг - за­дер­жать ви­нов­ных и ус­та­новить факт зло­дей­ства. Де­ло ко­ролев­ско­го пра­восу­дия - при­нять ре­шение и вы­нес­ти при­говор. Бу­дет ли он за­кон­ным? Не­сом­ненно. Бу­дет ли спра­вед­ли­вым? Хмм. Спра­вед­ли­вость пос­тупков ко­роля дол­жна ос­но­вывать­ся на ин­те­ресах под­данных и под­держа­нии спо­кой­ствия в ко­ролевс­тве. Это не моя епар­хия. Впро­чем, есть на зем­ле си­ла, ко­торая спо­соб­на под­ска­зать всех­ристи­ан­ней­ше­му мо­нар­ху пра­виль­ный вы­ход из лю­бой ще­кот­ли­вой си­ту­ации. Ес­тес­твен­но, ру­ководс­тву­ясь пос­ту­латом: «Ска­жи прав­ду и пос­ра­ми дь­яво­ла». Не так ли, мон­сень­ор?

- В са­мом де­ле, дь­явол мог бы пок­раснеть, ес­ли ка­зен­ным язы­ком, из­бе­гая вся­кого упо­мина­ния о люб­ви и страс­ти, опи­сать все, про­ис­хо­див­шее ми­нув­шим ле­том в мо­ем до­ме и вве­рен­ном мо­ему по­пече­нию го­роде, - скло­нил тя­желую го­лову де Лан­саль­як. - Ну-ка, при­кинем. Ар­хи­епис­коп Ту­луз­ский - за­кос­невший в сво­ем гре­хе му­жело­жец, на про­тяже­нии со­рока лет пре­давав­ший­ся прес­тупно­му со­житель­ству с мо­лоды­ми людь­ми. Под его кры­шей без­за­бот­но оби­та­ет мо­лодой на­лож­ник, ко­торый спит со ста­риком из ал­чнос­ти, с его ви­кари­ем - из по­хоти, а с мэт­ром про­куро­ром - из тщес­ла­вия. Это ска­зано о нас, Ла Кар­валь? Мы - имен­но та­ковы? Что об­ще­го меж­ду кан­це­ляр­ски­ми обо­рота­ми и жи­вым, под­линным месье Мо­раном - ко­торый вам вро­де бы не без­разли­чен? Ко­роль не зна­ет ни Фран­суа, ни Ан­ту­ана д'Арнье, и ва­ши бу­маги не пос­лу­жат им за­щитой. Он уви­дит лишь бес­сты­жих раз­врат­ни­ков, ко­торых на­до ис­тре­бить без вся­кой жа­лос­ти - как Гос­подь не­ког­да пос­ту­пил с жи­теля­ми Со­дома.

- Без­до­каза­тель­но, - пре­неб­ре­житель­но от­махнул­ся Ла Кар­валь. - За­ин­те­ресо­ван­ные ли­ца про­мол­чат, месье Мо­рана на вре­мя бу­дет луч­ше уда­лить из двор­ца, а вы прип­рячь­те свои кра­сивые кар­ти­ны по­даль­ше. Ко­му в сто­лице бу­дут ин­те­рес­ны мо­лодой свя­щен­ник и ка­кой-то ак­тер?

- То­му, ко­му не­безын­те­рес­ны ста­рый ар­хи­епис­коп, за­сидев­ший­ся на сво­ем мес­те, и по­да­ющий на­деж­ды про­курор, - де Лан­саль­як чуть по­мор­щился. - Мо­гу я уз­нать, о чем уже ус­пе­ли по­ведать ва­ши арес­то­ван­ные?

- По­камест ру­га­ют­ся, стра­дая от пох­мелья и хо­лода в ка­мерах, гро­зят­ся страш­ны­ми ка­рами - и осоз­на­ют всю тя­жесть сво­его по­ложе­ния, - до­воль­но ух­мыль­нул­ся про­курор. - Бли­же к ве­черу я за­душев­но по­бесе­дую с ни­ми. Ду­маю, по мень­шей ме­ре по­лови­на го­ре-дру­идов к то­му вре­мени смек­нет, что луч­шим спо­собом для них вновь уви­деть сво­их род­ных бу­дет чес­тное и от­кро­вен­ное сот­рудни­чес­тво с влас­тя­ми. Что ка­са­ет­ся осо­бен­но нес­го­вор­чи­вых и гла­варей сек­ты… - Ла Кар­валь мно­гоз­на­читель­но по­жал пле­чами. - Бу­дут пок­ла­дис­ты­ми - от­не­сусь к ним со всем по­нима­ни­ем, я же не зверь. Ста­нут за­пирать­ся - что ж, у ме­ня есть пра­во при­менить к ним осо­бен­ные ме­тоды доп­ро­са. Не бес­по­кой­тесь, мои лю­ди зна­ют свое де­ло. Ник­то осо­бен­но не пос­тра­да­ет, до Па­рижа все до­едут в це­лос­ти и сох­раннос­ти, а в Шат­ле ими зай­мут­ся всерь­ез. Шос­се­лен приз­нА­ет­ся в том, что дей­ство­вал под вли­яни­ем ва­шего пле­мян­ни­ка и на его день­ги. Кня­зю Сом­брею при­дет­ся уме­рить при­тяза­ния, вы ос­та­нетесь на сво­ем мес­те, - уве­ряя мон­сень­ора в бла­гопо­луч­ном ис­хо­де де­ла, Кан­тен ощу­щал се­бя не в сво­ей та­рел­ке. Не все ни­ти доз­на­ния бы­ли увя­заны меж­ду со­бой, что-то бес­по­ко­ило со­весть мо­лодо­го про­куро­ра и не да­вало ему по­коя.

- Я бы не хо­тел, что­бы Амо­ри… что­бы месье Шос­се­лен пред­стал пе­ред ко­ролев­ски­ми доз­на­вате­лями Па­рижа, - ти­хо и пря­мо про­мол­вил его эми­нен­ция.

Ла Кар­валь по­мол­чал, за­дум­чи­во раз­гля­дывая брон­зо­вые за­вит­ки по­зумен­та на об­рамле­нии мас­сивно­го сто­ла пре­подоб­но­го и пись­мен­ный при­бор се­реб­ря­ного литья.

- По­нимаю, - су­хо про­гово­рил он. - Од­на­ко не­годяй дол­жен по­нес­ти на­каза­ние. Он - ис­тинный за­чин­щик. Ес­ли Шос­се­лен ис­чезнет, ос­таль­ные без заз­ре­ния со­вес­ти сва­лят ви­ну на не­го, вся­чес­ки обе­ляя се­бя в гла­зах пра­восу­дия. И что тог­да? Ко­го по­кара­ют за смер­ти не­вин­ных - и те, что про­изош­ли в этом го­ду, и те, что ос­та­лись не­отом­щенны­ми в прош­лом? Шос­се­лен, ваш прОк­ля­тый тем­ный ан­гел, дол­жен дать от­вет за все, что сот­во­рил.

Мон­сень­ор выд­ви­нул ящик сто­ла, по­рыл­ся в нем. По­ложил пе­ред Ла Кар­ва­лем оби­тую шел­ком ко­робоч­ку, в ко­торой по­ко­ил­ся ма­лень­кий плос­кий фла­кон ли­лово­го стек­ла, по­хожий на склян­ку до­рогих ду­хов:

- Тог­да пусть Амо­ри де Вержь­ен явит­ся сра­зу на Гос­по­день суд, не тра­тя вре­мени на че­лове­чес­кую ко­медию.

Про­курор ко­рот­ко взгля­нул на яд, по­том - на мон­сень­ора, и, не вы­неся тос­кли­во-умо­ляще­го вы­раже­ния на осу­нув­шемся и по­тек­шем склад­ка­ми ли­це пре­подоб­но­го, от­вернул­ся к ок­ну, где се­рость рас­све­та сме­нилась проз­рачной го­лубиз­ной осен­не­го ут­ра. День обе­щал быть пре­вос­ходным.

- Ес­ли бы я не знал вас так хо­рошо, как знаю сей­час… ес­ли бы не не­кото­рые об­сто­ятель­ства и не мое ува­жение к вам, мон­сень­ор… - сквозь зу­бы про­цедил он. - Я го­тов спи­сать ва­ше пред­ло­жение на тре­вол­не­ния ми­нув­шей но­чи.

- Я не ос­квер­ню ва­шу честь со­учас­ти­ем в прес­тупле­нии, - глу­хо про­мол­вил де Лан­саль­як. - Я сам дам яд Амо­ри. Ведь я то­же зас­лу­живаю ка­ры - за то, что не пре­сек все это со­рок лет на­зад. За то, что дал ему воз­можность бе­жать, не унич­то­жив его. Мне жаль не тех бе­зымян­ных маль­чи­шек и дев­чо­нок, что ста­ли его жер­тва­ми, а мо­его Яб­лочно­го Ан­ге­ла, пре­дав­ше­гося Са­тане. Дай вам Бог ни­ког­да не уз­реть в лю­бимом чу­дови­ще, Ла Кар­валь.

- Вы поз­во­лите ска­зать мне прав­ду, мон­сень­ор? - го­рячо и убе­дитель­но за­гово­рил Кан­тен, твер­до гля­дя в выц­ветшие гла­за пре­ос­вя­щен­но­го. - Прав­ду о том, что тя­готит мое сер­дце? Поз­во­лите го­ворить с ва­ми так, как я го­ворил бы с род­ным от­цом? Го­ворить так, как са­мый близ­кий че­ловек мо­жет го­ворить о чес­ти то­го, ко­го ис­крен­не по­чита­ет? Вы поз­во­лите? Ибо, ес­ли я не ска­жу вам это­го, я ни­ког­да се­бе не про­щу!

- Го­вори­те, - уд­ру­чен­но кив­нул пре­подоб­ный. - Хо­тя в об­щих чер­тах я пред­став­ляю, что вы ду­ма­ете обо мне. Ди­тя мое, я пять­де­сят лет го­ворю про­пове­ди.

- Тог­да слу­шай­те! - Ла Кар­валь су­дорож­но пе­ревел дух. - Вы пос­ту­па­ете, как пос­ледний трус. Где ва­ша гор­дость, ва­ша прос­лавлен­ная вы­дер­жка? Ва­ша из­во­рот­ли­вость и рас­четли­вость, ес­ли на то пош­ло? Мо­жет, вам жаль Амо­ри, но боль­ше все­го вы бо­итесь за се­бя, мон­сень­ор! Стра­шитесь до та­кой сте­пени, что да­же ре­шились на уго­лов­ное прес­тупле­ние! - Кан­тен вско­чил, зак­ру­жил по ка­бине­ту. Ос­та­новил­ся пе­ред де Лан­саль­яком, гнев­но раз­ду­вая ноз­дри и хму­ря чер­ные бро­ви: - О чем вы ду­мали, ког­да пред­ла­гали этот вы­ход, мон­сень­ор? Я знаю, у кня­зя есть со­об­щни­ки в го­род­ской по­лиции - они не пре­минут ус­та­новить при­чину смер­ти так на­зыва­емо­го мэт­ра Шос­се­лена. «Ста­рый хрыч уби­ра­ет сви­дете­лей сво­ей оп­лошнос­ти, бо­ит­ся, что вы­дадут его на су­де!» - вот что ста­нет на­гова­ривать ваш пле­мян­ник его ве­личес­тву.

Ла Кар­валь опус­тился пе­ред ар­хи­епис­ко­пом на од­но ко­лено, при­ложил­ся к пас­тыр­ско­му перс­тню.

- Я с ва­ми, мон­сень­ор. И вмес­те нам нуж­но… нуж­но при­думать то, что ос­та­вит не­запят­нанной ва­шу честь, не ос­корбит мою гор­дость и лю­бовь к вам, но и бу­дет бла­гоп­ри­ятс­тво­вать ва­шим ин­те­ресам.

Пре­подоб­ный ма­шиналь­но осе­нил крес­тным зна­мени­ем скло­нен­ную пе­ред ним чер­но­куд­рую ма­куш­ку сто­лич­но­го про­куро­ра:

- Это не страх, сын мой. Ус­та­лость. Стыд. По­пыт­ка под­вести жиз­ненные ито­ги, ес­ли угод­но. Я… - го­лос ар­хи­епис­ко­па пре­датель­ски дрог­нул, - я весь­ма це­ню ва­ше учас­тие и для ме­ня чрез­вы­чай­но лес­тна ва­ша при­язнь.

- Они ис­крен­ни, отец мой, - про­шеп­тал Ла Кар­валь. Он вер­нулся в крес­ло и нах­му­рил­ся, раз­ду­мывая. Мон­сень­ор, ка­жет­ся, взял се­бя в ру­ки и те­перь спо­собен рас­суждать здра­во.

- Ска­жите, ва­ше пре­ос­вя­щенс­тво, вы дав­но ли про­води­ли в сво­ей епар­хии цер­ковный суд? - Кан­тен ре­шил, что отыс­кал дос­той­ный вы­ход из зат­рудни­тель­ной си­ту­ации. - То, что тво­рил де Вержь­ен - жут­чай­шая ересь. Его ве­личес­тво весь­ма ре­лиги­озен и не по­тер­пит рас­простра­нения язы­чес­кой за­разы. Да, цер­ковные су­ды, а уж тем бо­лее на­каза­ния дав­но уже не при­меня­лись в ко­ролевс­тве, мы же не ис­пан­ские мра­кобе­сы, в кон­це кон­цов. Но со­вер­шенные Шос­се­леном прес­тупле­ния столь ужас­ны, что ко­роль пой­мет ва­ше рве­ние. Тем бо­лее, ес­ли свет­ская власть под­держит вас и ус­ту­пит Цер­кви пра­во спас­ти заб­лудшую ду­шу. Цер­ковный суд при­гово­рит ере­тика к каз­ни. Ес­ли вы ре­шитесь на этот шаг, мон­сень­ор, вам при­дет­ся при­нять на се­бя от­ветс­твен­ность, - Ла Кар­валь сжал ку­лаки. - Ведь ес­ли Амо­ри под­па­дет под юрис­дикцию свет­ских влас­тей, мне при­дет­ся вез­ти его в Па­риж. Ина­че я пос­ту­пить не мо­гу. Ста­нет ли ко­роль осуж­дать вас за слу­жение Бо­гу? Вряд ли, ибо прес­тупле­ния слиш­ком ужас­ны. За Вержь­ена ник­то не всту­пит­ся, ибо па­риж­ские языч­ни­ки, - Кан­тен смут­но улыб­нулся, - пред­по­чита­ют умал­чи­вать о сво­их не­вин­ных ув­ле­чени­ях. У вас бу­дет воз­можность про­вес­ти суд ке­лей­но, ис­поль­зуя лишь те ма­тери­алы, что под­твер­дят ви­ну Шос­се­лена. Мон­сень­ор, убий­ца дол­жен быть осуж­ден! Дол­жен!

- Пре­вос­ходный за­мысел, месье Ла Кар­валь, - чуть улыб­нулся де Лан­саль­як. - Как я по­нимаю, преж­де вам не до­води­лось стал­ки­вать­ся с тон­костя­ми цер­ковно­го су­доп­ро­из­водс­тва. Не вда­ва­ясь в под­робнос­ти, от­ме­чу ос­новное: в ос­но­ве су­да ин­кви­зиции, как это ни па­радок­саль­но для свет­ско­го слу­жите­ля за­кона, ле­жит ми­лосер­дие к об­ви­ня­емо­му. В пре­делы пол­но­мочий цер­ковно­го су­да вхо­дит зас­лу­шива­ние сви­дете­лей, про­веде­ние доп­ро­са - с прис­трас­ти­ем, ес­ли по­надо­бит­ся - и вер­дикт по за­вер­ше­нии следс­твия, об­ви­нитель­ный или оп­равда­тель­ный. В хо­де следс­твия об­ви­ня­емый мо­жет доб­ро­воль­но приз­нать свои гре­хи, пе­реда­вая тем са­мым свою ду­шу под за­щиту Цер­кви. Упор­ное от­ри­цание ви­ны да­ет цер­ковно­му су­ду ос­но­вание апел­ли­ровать к су­ду свет­ско­му, пре­давая об­ви­ня­емо­го в ру­ки ко­ролев­ско­го пра­восу­дия. Ко­торое вы­носит и со­вер­ша­ет смер­тный при­говор. Без про­лития кро­ви. Че­рез по­веше­ние или сож­же­ние, - пре­подоб­ный нер­вно дер­нул ще­кой.

- Что ж, хо­рошо, мон­сень­ор! - гла­за Ла Кар­ва­ля не­доб­ро су­зились. - Тог­да по­чему бы вам не соз­вать пас­тву и с па­пер­ти со­бора Сен-Сер­пен не объ­явить тол­пе о прес­тупле­ни­ях де Вержь­ена? Вы сла­витесь уме­ни­ем ста­вить неп­ло­хие спек­такли - так соз­дай­те еще один! С не­уп­равля­емой тол­пой, го­рящей пра­вед­ным не­годо­вани­ем, и вол­не­ни­ями в Ту­лузе. Свет­ская власть в этом слу­чае пос­пе­шит вам на по­мощь, свер­шив ут­вер­жден­ный Цер­ковью при­говор. Жизнь Амо­ри обор­вется - имен­но это­го я и пы­та­юсь до­бить­ся!

- Вы ни­чего не по­няли, маль­чик мой, - скор­бно вздох­нул пре­подоб­ный. - Я не ви­ню вас. Вы жи­вете сво­им умом и жаж­де­те спра­вед­ли­вос­ти - та­кой, ка­кой ее ви­дите вы. Я не же­лаю уби­вать Амо­ри. Я хо­чу по­мочь ему уй­ти с дос­то­инс­твом, не под свист и улю­люканье разъ­ярен­ной чер­ни. Он зас­лу­жива­ет смер­ти… и он не смо­жет ос­та­новить­ся, ес­ли ему по­везет ос­тать­ся в жи­вых. Он сно­ва ко­го-ни­будь убь­ет…. Или све­дет с ума, как он пос­ту­пил с Ра­улем. Но я - я лю­бил его. Это чувс­тво до сих пор теп­лится в мо­ем сер­дце. Оно не поз­во­ля­ет мне от­дать мо­его ан­ге­ла на по­зор и пос­ме­яние - нес­мотря ни на что.

- Из-за па­мяти о сво­ей бы­лой люб­ви вы столь­ко лет снаб­жа­ли его зо­лотом! - не вы­дер­жал Кан­тен. - Амо­ри пла­тит вам чер­ней­шей неб­ла­годар­ностью, пе­рей­дя под ру­ку ва­шего вра­га и де­лая все, что­бы очер­нить вас! Но вы про­дол­жа­ете доб­ро­воль­но лезть го­ловой в пет­лю в стрем­ле­нии за­щитить его, и вот это­го - это­го я не мо­гу по­нять! Он не­дос­то­ин ва­шего ми­лосер­дия, не­уже­ли вы это­го не по­нима­ете?

- Ка­ким зо­лотом? - не­до­умен­но воз­дел се­дые бро­ви де Лан­саль­як. - Да, приз­наю, де­сять лет то­му я спо­собс­тво­вал ус­тро­ению фаль­ши­вой смер­ти Амо­ри и его бегс­тву в Но­вый Свет, дав ему с со­бой из­рядную сум­му. Но с тех пор я боль­ше ни­чего ему не по­сылал. Не знал, чем он за­нят и где про­жива­ет. Кля­нусь, я да­же не знал, что он вер­нулся в Ев­ро­пу!

- И о том, что раз­жа­лован­ный и сос­ланный ва­шей властью ка­ноник Гий­ом Ля Миш­лен бе­жал из Кай­ен­ны и пос­ледние го­да два скры­вал­ся в Ита­лии, вы то­же не име­ли ни ма­лей­ше­го пред­став­ле­ния? - през­ри­тель­но скри­вил­ся Ла Кар­валь. - Пол­но, ва­ше пре­ос­вя­щенс­тво. Я го­тов зак­рыть на это гла­за, но за­чем же так нас­той­чи­во от­ри­цать со­де­ян­ное?

- Я не лгу, - в яв­ной рас­те­рян­ности про­дол­жал нас­та­ивать его эми­нен­ция. - Я не да­вал Амо­ри ни­каких де­нег…

- Зна­чит, их от ва­шего име­ни да­вал ваш по­кой­ный каз­на­чей, - мах­нул ру­кой про­курор. - Но месье Ла­ну мертв, он не мо­жет ни под­твер­дить ва­ши за­вере­ния, ни оп­ро­вер­гнуть их, предъ­явив сче­та и рас­писки.

- По­годи­те, - де Лан­саль­як по­дал­ся впе­ред. Вид у не­го был - как у ог­лу­шен­но­го бы­ка на бой­не. - Месье Ла Кар­валь! Как бы вы ни от­но­сились ко мне - от­крой­те, с ка­кой ста­ти вам во­об­ще приш­ло в го­лову, что я по­могаю Амо­ри день­га­ми? Кто вам ска­зал - месье Ла­ну?

- Те­перь это боль­ше не име­ет зна­чения, - про­курор над­менно вздер­нул под­бо­родок. - Амо­ри де Вержь­ен у­едет в Па­риж. Это при­каз ко­роля и ми­нис­тра по­лиции, и я его ис­полню. Со­ветую вам на­вес­ти по­рядок в ва­ших вла­дени­ях и быть го­товым ко все­му. Я сде­лаю все для то­го, что­бы оп­равдать вас во мне­нии дво­ра и Шат­ле… но га­ран­ти­ровать ни­чего не мо­гу.

- Тог­да мне ос­та­ет­ся лишь поб­ла­года­рить вас за вни­мание, с ко­торым вы от­неслись к мо­ей прось­бе, - пре­подоб­ный нер­вно дот­ро­нул­ся тол­сты­ми паль­ца­ми до ко­робоч­ки с фла­коном.

- За Шос­се­леном от­ны­не бу­дут сле­дить и днем, и ночью, - вни­матель­но гля­дя на мон­сень­ора, пре­дуп­ре­дил Ла Кар­валь. И не­ожи­дан­но для се­бя до­бавил: - Меж­ду про­чим, ка­ковы от­но­шения меж­ду ва­шим ви­кари­ем и ма­дам де Рам­си? Как вы ни пы­тались убе­дить ме­ня в ее неп­ри­час­тнос­ти и не­винов­ности, мы за­дер­жа­ли ма­дам ба­ронес­су сре­ди про­чих учас­тни­ков це­ремо­нии. Ин­те­рес­но бу­дет пос­лу­шать ее рас­сказ. Сда­ет­ся мне, ма­дам из­вес­тно ку­да боль­ше, чем она же­ла­ет по­казать.

- Меж­ду от­цом Ан­ту­аном и ма­дам Изоль­дой? - ото­ропел пре­подоб­ный. - Да нет меж­ду ни­ми ни­каких от­но­шений. Мне ка­залось, они тер­петь друг дру­га не мо­гут, уж не знаю, по­чему. Зна­чит, она то­же за ре­шет­кой? Ес­ли я удер­жусь на сво­ем мес­те, в Ту­лузе гря­дут из­рядные пот­ря­сения и пе­реме­ны…

- На­де­юсь, вы ис­полни­те свое обе­щание, - про­курор встал, су­хо и ко­рот­ко кив­нув, и по­разив­шись сен­ти­мен­таль­нос­ти де Лан­саль­яка. Он уже шаг­нул к две­рям, ког­да те са­ми рас­пахну­лись, явив сла­бо про­тес­ту­юще­го лив­рей­но­го и уд­ру­чен­но­го Мар­се­ля, с по­рога ряв­кнув­ше­го:

- Она мер­тва! А он - сов­сем плох!

- Кто мертв? - не по­нял крат­кости вер­но­го ор­ди­нар­ца Ла Кар­валь.

- Ба­ронес­са Рам­си, - уви­дев вы­раже­ние ли­ца про­куро­ра, Мар­сель за­час­тил: - Спо­заран­ку приш­ла слу­жан­ка из ее до­ма. Ска­зала, ей по­руче­но пе­редать гос­по­же одеж­ду и кор­зинку с про­дук­та­ми. Вы пе­редач не зап­ре­щали, над­зи­ратель ос­мотрел кор­зи­ну, не сыс­кал ни де­нег, ни за­писок ка­ких - ну, и пе­редал. Ма­дам по­ела чу­ток, при­лег­ла на кой­ку, вро­де как зад­ре­мала… и все. Скон­ча­лась пу­тем сна.

- Слу­жан­ку за­дер­жа­ли? - раз­дра­жен­но ос­ве­домил­ся про­курор. - Ка­кая, мать ети, слу­жан­ка? Как в го­роде мог­ли так быс­тро проз­нать, что Рам­си за ре­шет­кой?

- Нет, не за­дер­жа­ли…

Ла Кар­валь воз­вел очи го­ре.

- А плох - кто?

- Мар­тин Эша­вель, - с го­тов­ностью до­ложил Мар­сель. - Так хо­рошо ему вре­зали, что кон­ча­ет­ся вро­де… Мо­жет, тол­ко­вого ле­каря к не­му поз­вать? Ведь еще ча­сок-дру­гой - и пом­рет…

- Зо­ви, - рас­по­рядил­ся про­курор. Ор­ди­нарец то­роп­ли­во за­бухал тя­желы­ми са­пога­ми по ту­рец­ко­му ков­ру в ко­ридо­ре, Ла Кар­валь, пы­лая гне­вом, раз­вернул­ся к пре­подоб­но­му:

- На­де­юсь, смерть ма­дам Изоль­ды - не ва­ших рук де­ло?

- Не мо­их, - от­рекся мон­сень­ор. - Ла Кар­валь, ва­ши лю­ди что… доп­ро­сили с прис­трас­ти­ем Мар­ти­на и пе­рес­та­рались?

- Мы его паль­цем не тро­нули, - чес­тно приз­нался про­курор. - Ночью кто-то уда­рил его по го­лове. По­доз­ре­ваю, од­на из ве­ро­ят­ных жертв сек­тантов за­щища­лась от по­сяга­тель­ств. Ли­бо Ар­ман, ли­бо, как я скло­нен по­лагать, месье Мо­ран.

- А месье Мо­ран как там ока­зал­ся? - де Лан­саль­як схва­тил­ся за сер­дце, на­лива­ясь нез­до­ровой блед­ностью. - Вы скло­нили его к со­учас­тию в ва­шей аван­тю­ре? Гос­по­ди, Ла Кар­валь, у вас есть со­весть или вы сда­ли ее на по­дер­жа­ние, ког­да пос­ту­пили на ко­ролев­скую служ­бу?

- С месье Мо­раном все в по­ряд­ке, - от­ре­зал про­курор. - Он сам по­делит­ся с ва­ми впе­чат­ле­ни­ями от но­вого прик­лю­чения. Гос­по­ди, что та­кого мог­ла знать эта жен­щи­на, что ее уби­ли преж­де, чем я по­гово­рил с ней? - Ла Кар­валь не­воль­но скри­вил­ся, зад­рав вер­хнюю гу­бу и, слов­но ры­чащая со­бака, об­на­жив круп­ные бе­лые клы­ки. Не­уже­ли его опять пы­та­ют­ся об­вести вок­руг паль­ца? Не­види­мый про­тив­ник сно­ва на­нес удар - зна­чит, он вы­вер­нулся из рук жан­дармов, он не схва­чен на Пус­ты­ре Мон­фо­ров и ос­тался на сво­боде? Кто ты, где ты, трек­ля­тый тем­ный ан­гел? - Я… Я от­прав­ля­юсь в Ра­тушу, - Кан­тен трях­нул го­ловой, ши­роким ша­гом вый­дя из ка­бине­та и не прис­лу­шива­ясь к расс­про­сам пре­подоб­но­го.

Ког­да слу­ги ак­ку­рат­но прик­ры­ли дверь за про­куро­ром, од­на из от­де­лан­ных по­лиро­ван­ным де­ревом па­нелей в сте­не ка­бине­та бес­шумно при­от­кры­лась. В низ­кую двер­цу бо­ком про­тис­нулся Шарль д'Арнье. Он бла­гопо­луч­но вер­нулся во дво­рец с пус­ты­ря в од­ном из жан­дарм­ских фи­ак­ров, убе­дил­ся, что Фран­суа Мо­ран жив-здо­ров, при­вел се­бя в по­рядок - и те­перь явил­ся в ка­бинет пат­ро­на. Бе­зуп­речный, хо­лод­но-сдер­жанный, об­ла­чен­ный в чер­ную су­тану и с глад­ко за­чесан­ны­ми на­зад тем­но-ры­жими ло­кона­ми. Де Лан­саль­як был плох - но сер­дце по­жило­го свя­щен­нослу­жите­ля, по­хоже, бы­ло вы­кова­но из от­личной то­лед­ской ста­ли, не сдав­шись да­же сей­час. Мон­сень­ор по­луле­жал в крес­ле, тя­жело хри­пя, буль­кая гор­лом и как нель­зя бо­лее на­поми­ная ог­ромную жа­бу, по не­дора­зуме­нию об­ла­чен­ную в алый шелк. Уз­рев сво­его ви­кария, его эми­нен­ция сла­бо по­шеве­лил ру­кой:

- Ан­ту­ан, кап­ли…

- Что так воз­му­тило месье про­куро­ра? - Шарль от­ки­нул крыш­ку ящи­ка с ле­карс­твен­ны­ми сна­добь­ями, при­каса­ясь к рез­ным проб­кам мно­гочис­ленных стек­лянных фла­конов, каж­дый из ко­торых был ему хо­рошо зна­ком, и не спе­ша на­пол­няя рюм­ку ва­лерь­яно­вым нас­то­ем.

- В тюрь­ме Ра­туши от­ра­вили ма­дам де Рам­си, - пре­подоб­ный тяж­ко вздох­нул, слов­но вы­ныр­нувший на по­вер­хность кит.

- Гос­по­жу Изоль­ду сгу­била из­лишняя до­вер­чи­вость, - по­жал ши­роки­ми пле­чами д'Арнье. - Она бы­ла ум­на для жен­щи­ны, но так глу­по и на­ив­но упо­вала, что я вы­тащу ее из лю­бых неп­ри­ят­ностей. Но за­чем бы мне это де­лать? Мер­твые не бол­та­ют. Кто зна­ет, что ма­дам мог­ла бы на­гово­рить гос­по­дину про­куро­ру, приг­ро­зи он ей доп­ро­сом с прис­трас­ти­ем? Те­перь она ти­ха и на удив­ле­ние мол­ча­лива, она не вы­даст - а про­чие зна­ют лишь то, что им над­ле­жит знать.

- Ан­ту­ан, о чем ты? - умо­ля­юще ок­ликнул де Лан­саль­як. - Ан­ту­ан, маль­чик мой…

- Да-да, вот имен­но, - сог­ласно кив­нул гор­де­ливо по­сажен­ной го­ловой Шарль. - Всег­да толь­ко оно од­но: «Ан­ту­ан, маль­чик мой». Лю­ди так лег­ко ве­рят то­му, во что им хо­чет­ся ве­рить. Изоль­да вби­ла се­бе в го­лову, что ста­нет мо­ей лю­бов­ни­цей. Амо­ри - что сво­ими убий­ства­ми сва­лит вас. Кан­тен Ла Кар­валь - в то, что ге­ро­ичес­ки из­ло­вил прес­тупни­ков. Князь Сом­брей - в то, что по­лучит ва­ши день­ги и от­даст дол­ги, тя­нущие его ко дну. Вы, мон­сень­ор, столь­ко лет ве­рили в мою бе­зого­вороч­ную пре­дан­ность и вер­ность. А я ве­рю лишь в бес­ко­неч­ность люд­ской глу­пос­ти и до­вер­чи­вос­ти.

Шарль пос­та­вил на­пол­ненную сна­добь­ем се­реб­ря­ную рюм­ку ря­дом со стек­лянно блес­тя­щим фла­коном яда. Пре­ос­вя­щен­ный ос­та­вил свои без­на­деж­ные по­пыт­ки выб­рать­ся без пос­то­рон­ней по­мощи из крес­ла, прис­таль­но, с бо­лез­ненной неж­ностью сле­дя за дви­жени­ями д'Арнье. По­жирая его взгля­дом, слов­но ста­ра­ясь за­пом­нить его нав­сегда. Од­ни­ми гу­бами вы­гово­рив прос­той воп­рос:

- По­чему, Ан­ту­ан? Я лю­бил те­бя и за­ботил­ся о те­бе. Я по­такал всем тво­им же­лани­ям, пос­ле мо­ей смер­ти ты стал бы бо­гат и не­зави­сим… По­чему же ты ре­шил так пос­ту­пить со мной, маль­чик мой?

- Все эти го­ды вы ис­поль­зо­вали ме­ня, прик­ры­ва­ясь сло­вами о за­боте и дол­ге. Но я не в оби­де, та­ков весь мир, - д'Арнье отод­ви­нул тя­желый стул, на ко­тором си­дел про­курор, встав нап­ро­тив пре­подоб­но­го. - Мне на­до­ело до­жидать­ся ва­шей смер­ти, мон­сень­ор. На­до­ело быть при­жива­лом и нах­лебни­ком, под­стил­кой, на ко­торую вы ук­ла­дыва­ете тех, кто вам ну­жен. На­до­ело по­бирать­ся и красть… Да-да, имен­но красть. Год за го­дом я за­пус­кал ру­ку в ва­шу каз­ну, и Ла­ну пой­мал ме­ня на этом. Он приг­ро­зил рас­ска­зать вам, я же в от­вет по­сулил рас­пра­вить­ся с его обо­жа­емой до­чур­кой, ес­ли он вяк­нет хоть сло­во. Ла­ну мол­чал, по­ка ма­лют­ку По­летт и в са­мом де­ле не при­кон­чи­ли. Тог­да он рва­нул­ся к вам, на­мере­ва­ясь вы­дать ме­ня - ну что ж, приш­лось и его от­пра­вить на тот свет. Вы же са­ми го­вори­ли, у ме­ня нет сер­дца.

- По­чему ты не об­ра­тил­ся ко мне? Я бы дал те­бе де­нег - столь­ко, сколь­ко тре­бу­ет­ся, - про­сипел де Лан­саль­як. Цвет его ли­ца сме­нил­ся на ис­си­ня-зе­лено­ватый с баг­ро­выми пят­на­ми. - И ни­ког­да не стал бы тре­бовать воз­вра­щения дол­га…

- Вы бы да­ли мне де­нег на со­дер­жа­ние мо­ей семьи? - сдер­жанно ус­мехнул­ся Шарль. - На… на мо­его ре­бен­ка? Мой брат ока­зал­ся нес­по­собен дать про­дол­же­ние ро­ду, не мог же я до­пус­тить, что­бы на­ша фа­милия обор­ва­лась на нем? Ка­милл бо­лен, он уга­са­ет, ему ос­та­лось уже не­дол­го. Его же­на тре­бу­ет от ме­ня все боль­ше и боль­ше, а я… я не мо­гу ей от­ка­зать. Эле­оно­ра - моя сла­бость и моя ошиб­ка.

Пре­подоб­ный глу­хо всхрап­нул, жад­но хва­тая дро­жащи­ми гу­бами воз­дух. Шарль про­дол­жал, без­жа­лос­тно и чет­ко ро­няя сло­ва:

- Ког­да же судь­ба про­яви­ла ко мне снис­хожде­ние и пос­ла­ла мне Фран­суа, вы, пос­ме­яв­шись, отоб­ра­ли его у ме­ня. Пус­тяк, но этот пус­тяк стал пос­ледней кап­лей. Вы от­пра­вили ме­ня в Бор­до, я по­бывал там - но за­од­но на­вес­тил и Па­риж. Най­дя еди­номыш­ленни­ков - вер­нее, со­юз­ни­ков, чьи це­ли сов­па­дали с мо­ими. Я сго­ворил­ся с кар­ди­налом де Ро­ганом - и с кня­зем Сом­бре­ем, меч­та­ющим о ва­шей ско­рой ги­бели. Дей­ствуя от име­ни Сом­брея, я вы­тащил Шос­се­лена из его убе­жища и нат­ра­вил его на Ту­лузу, ука­зывая ему нуж­ные жер­твы. Я до­бил­ся то­го, что­бы из Шат­ле к нам прис­ла­ли имен­но про­куро­ра Ла Кар­ва­ля - чес­тно­го до моз­га кос­тей, въ­ед­ли­вого и про­ница­тель­но­го, но, к со­жале­нию, стра­да­юще­го от по­тери лю­бов­ни­ка и сво­его оди­ночес­тва. Я свел его с Фран­суа, да­бы он сыз­но­ва по­чувс­тво­вал се­бя счас­тли­вым. Влюб­ленные и счас­тли­вые глу­пе­ют - оду­рев­ший от сво­их чувств гос­по­дин про­курор с го­тов­ностью ри­нул­ся по кро­ваво­му сле­ду, что я про­ложил для не­го. Вы са­ми се­бя по­губи­ли, мон­сень­ор, так рь­яно зас­ту­па­ясь за Амо­ри. Ког­да Ла Кар­валь по­лучит не­ос­по­римые до­каза­тель­ства то­го, что вы пок­ры­ли бы­лое прес­тупле­ние де Вержь­ена, фаль­си­фици­рова­ли его кон­чи­ну, по­мога­ли ему все эти го­ды и зак­ры­вали гла­за на его ны­неш­ние прес­тупле­ния - он за­будет о сво­ем хо­рошем от­но­шении к вам. Вержь­ен на доп­ро­сах бу­дет го­ворить лишь то, что вы­год­но мне. Он не вы­даст ме­ня - по той при­чине, что не по­доз­ре­ва­ет о мо­ем со­учас­тии в де­ле, оши­боч­но по­лагая ус­тро­итель­ни­цей все­го ма­дам Изоль­ду и кня­зя Сом­брея. Ны­не по­кой­ную ма­дам Изоль­ду, - д'Арнье с по­каз­ным со­жале­ни­ем раз­вел ру­ками. - Вы­бор за ва­ми, мон­сень­ор. Вы за­пас­ли­во при­берег­ли яд для сво­его пад­ше­го ан­ге­ла. По­чему бы вам са­мому им не вос­поль­зо­вать­ся? Впро­чем, вы мо­жете ос­тать­ся в жи­вых и по­пытать­ся об­ви­нить ме­ня. Это вам не удас­тся, го­ворю сра­зу. Я ста­ну все от­ри­цать и все­мер­но по­могать слу­ге за­кона. Вас про­тащат че­рез все кру­ги ада и с по­зором выш­вырнут в от­да­лен­ный убо­гий при­ход в Се­вен­нах, до­живать ос­татки ва­шей ник­чемной жиз­ни. Я же ста­ну ва­шим пре­ем­ни­ком на пос­ту ту­луз­ско­го ар­хи­епис­ко­па. Что ска­жете, месье Ро­же? Вы бы­ли от­личным нас­тавни­ком, а я, смею на­де­ять­ся, ока­зал­ся неп­ло­хим уче­ником, осу­щес­твив дос­той­ную вас ин­три­гу.

Де Лан­саль­як поч­ти не слы­шал за­вер­ша­ющих фраз Шар­ля. Мир в гла­зах пре­ос­вя­щен­но­го мут­нел, зат­ме­ва­ясь се­рой пе­леной. Сквозь эту пе­лену он ви­дел бе­зуп­речную фи­гуру Шар­ля, объ­ятую сол­нечным пла­менем на­рож­да­юще­гося дня и осе­нен­ную ть­мой тре­пещу­щих за его спи­ной проз­рачно-чер­ных крыль­ев - в его уга­са­ющем во­об­ра­жении Шарль д'Арнье сли­вал­ся с Амо­ри де Вержь­еном, ста­новясь од­ним и тем же че­лове­ком.

- Мой тем­ный ан­гел, - Ро­же де Лан­саль­як не дер­жал зла на сво­его ви­кария. Он со­жалел лишь о том, что ухо­дит, ви­дя пе­ред со­бой Шар­ля-Ан­ту­ана д'Арнье, а не месье Фран­суа Мо­рана. Смот­реть на мо­лодо­го че­лове­ка, во­ис­ти­ну не же­лав­ше­го ему зла и скра­сив­ше­го пос­ледние ме­сяцы жиз­ни пре­подоб­но­го, бы­ло ку­да при­ят­нее. Он по­жина­ет уро­жай с тех се­мян, что сам же и по­се­ял. Мо­жет, он и в са­мом де­ле был слиш­ком су­ров и тре­бова­телен к Ан­ту­ану. Со­вер­шил неп­рости­тель­ную ошиб­ку, не по­желав чуть по­луч­ше приг­ля­деть­ся к че­лове­ку, столь­ко лет быв­ше­му ря­дом с ним - и те­перь все­цело рас­пла­тил­ся за нее. Дай Бо­же, что­бы Ан­ту­ану пос­час­тли­вилось боль­ше. Сер­дце сту­чит те­перь так ред­ко, как ча­сы с за­кан­чи­ва­ющим­ся за­водом, еще один или два обо­рота стре­лок - и все…

- Мон­сень­ор? - приг­лу­шен­но ок­ликнул Шарль. Де Лан­саль­як прис­таль­но, цеп­ко смот­рел на не­го, жизнь по­кида­ла выц­ветшие се­рые гла­за под дряб­лы­ми ве­ками. Ар­хи­епис­коп ту­луз­ский уми­рал без вся­кого яда, сдав­шись той, что в кон­це кон­цов под­во­дит окон­ча­тель­ную чер­ту под вся­кой и каж­дой жизнью. Д'Арнье при­кос­нулся к ру­ке пре­подоб­но­го - она бы­ла еще теп­лой, но тя­жело­го свис­тя­щего ды­хания бы­ло боль­ше не слыш­но, груз­ное чре­во под алым шел­ком не ко­лыха­лось от ды­хания. Шарль ис­пы­тал лег­кую до­саду от то­го, что все кон­чи­лось так прос­то и ба­наль­но: мон­сень­ор без­звуч­но ус­коль­знул от не­го. Ус­коль­знул в смерть от всех дол­жни­ков и кре­дито­ров, на­конец из­ба­вив Шар­ля д'Арнье от сво­его уг­не­та­юще­го при­сутс­твия.

По­раз­мыслив, Шарль ос­та­вил фла­кон с ядом на сто­ле. Ко­ли соч­тут, что мон­сень­ор в стра­хе пе­ред ра­зоб­ла­чени­ем сам по­кон­чил с со­бой - так то­му и быть. Он уда­лил­ся в ту же не­замет­ную двер­цу, в ко­торую при­шел, при­киды­вая, что нуж­но бу­дет сде­лать в бли­жай­шие ча­сы и дни, как ор­га­низо­вать по­хоро­ны ар­хи­епис­ко­па и как из­ба­вить­ся от про­ис­ков кон­ку­рен­тов - в гла­зах Па­рижа он дол­жен ос­тать­ся единс­твен­ным дос­той­ным пре­тен­дентом на ва­кан­тное мес­то. Впро­чем, он по­забо­тил­ся об этом во вре­мя пре­быва­ния в сто­лице, про­из­ве­дя хо­рошее впе­чат­ле­ние на его ве­личес­тво, но что не­мало­важ­но - на ее ве­личес­тво. На мгно­вение ему вспом­ни­лась Изоль­да, ее ру­ки и изу­митель­ные гла­за - но Шарль при­казал се­бе выб­ро­сить жен­щи­ну из па­мяти. Она ров­ным сче­том ни­чего для не­го не зна­чила. Все­го лишь инс­тру­мент, ис­черпав­ший свою по­лез­ность. Не за­быть бы рас­по­рядить­ся нас­чет Фран­суа. По­жалуй, на ме­сяц-дру­гой ак­те­ру на­до бу­дет пе­реб­рать­ся из двор­ца в го­род.