Высокие небеса Тулузы

Ночь пе­ред премь­ерой Фран­суа про­вел в оди­ночес­тве. Он нап­лел Шар­лю д'Арнье об ак­тер­ских дур­ных при­метах, зап­ре­ща­ющих за­нимать­ся лю­бовью на­кану­не пер­вой пос­та­нов­ки. Су­мел удер­жать­ся от ис­ку­шения по­реветь в по­душ­ку над сво­ей нес­час­тной судь­бой. Да­же по­раз­мыслил над тем, что в сво­их неп­ри­ят­ностях ви­новат толь­ко он сам. Ста­ло быть, не­кого ви­нить и не­чего расс­тра­ивать­ся.

Но снил­ся ему пол­ней­ший про­вал, во­нючие пят­на от тух­лых ово­щей на де­кора­ци­ях и Рий­оль, с мрач­ным ви­дом стро­го вы­гова­рива­ющий ему за срыв спек­такля.

Кон­чи­лось все тем, что не­выс­павший­ся Фран­суа уд­рал из двор­ца и от­пра­вил­ся ша­тать­ся по Ту­лузе, за­вер­шив дол­гую про­гул­ку по рас­свет­но­му го­роду под­ле две­рей те­ат­ра гг. Шос­се­лена и Рий­оля. У глав­но­го вхо­да сто­ял кры­тый при­лавок, где тор­го­вали би­лета­ми на пред­став­ле­ние. Оце­нив не слиш­ком бой­кую с ут­ра тор­говлю, Фран­суа юр­кнул внутрь.

Ока­залось, поч­ти вся труп­па яви­лась за­ранее. В раз­ных уг­лах сце­ны и гри­мерок впол­го­лоса ре­пети­рова­лись ду­эты и от­чи­тыва­лись мо­ноло­ги. Нас­ко­ро под­ши­вались отор­вавши­еся лен­ты и бан­ты к кос­тю­мам. Воз­дух был про­питан гре­мучей смесью па­ники и нер­вно­го вос­торга. Фран­суа не­мед­ля вов­лекли в оче­ред­ной про­гон фи­наль­ной сце­ны. Ког­да мо­лодые ак­те­ры на­чали эпи­зод по треть­ему ра­зу, явил­ся Рий­оль и ра­зог­нал всех, при­гова­ривая: «Зас­тавь ду­раков бо­гу мо­лить­ся - весь лоб рас­ши­бут!»

Месье Мо­рана он при­дер­жал, пе­рего­родив двер­ной про­ем сво­ей па­лоч­кой рас­по­ряди­теля с се­реб­ря­ным на­бал­дашни­ком.

- Я об­ду­мал твое пред­ло­жение, - без оби­няков за­явил мэтр Рий­оль. - Оно ра­зум­но, и я сог­ла­сен. За­дер­жись пос­ле спек­такля. Мне по­надо­бит­ся твоя по­мощь в од­ном де­ле, - он хмык­нул. - У нас бу­дет не­боль­шое пред­став­ле­ние на све­жем воз­ду­хе. Из древ­них вре­мен. По­ложись на ме­ня и ни­чего не бой­ся. Твоя за­дача - вый­ти и про­из­вести впе­чат­ле­ние на бла­город­ное соб­ра­ние. С этим ты спра­вишь­ся, - мэтр уда­лил­ся, ос­та­вив Фран­суа ма­ять­ся до­гад­ка­ми и пред­по­ложе­ни­ями.

Про­курор Ла Кар­валь то­же го­товил­ся к ве­чер­ней премь­ере. От­ряд жан­дармов, тай­но соб­ранный в Ра­туше, по­лучил под­робней­шие ука­зания и вы­жидал, ког­да по це­пи курь­еров, рас­став­ленных по го­роду, при­дет из­вестие о мес­те и вре­мени про­веде­ния ри­ту­ала.

Кан­тен бро­сил пос­ледний взгляд в зер­ка­ло в тя­желой зо­лотой ра­ме. Чер­ный кам­зол об­ви­вала пе­ревязь с при­цеп­ленной бо­евой шпа­гой. За по­ясом при­та­ились два пис­то­лета, за го­лени­щами тща­тель­но на­чищен­ных са­пог - сти­леты в зам­ше­вых нож­нах. Ла Кар­валь раз­мял мус­ку­лы, поб­рился, рас­че­сал гус­тую чер­ную гри­ву, на­писал ис­полнен­ное поч­ти­тель­нос­ти пись­мо мон­сень­ору де Лан­саль­яку, на­пом­нив то­му о дан­ном обе­щании выс­ту­пить ду­шеп­ри­каз­чи­ком про­куро­ра, и по­катил в те­атр. В ка­чес­тве спут­ни­ка про­курор прих­ва­тил с со­бой Ар­ма­на - ус­ту­пив роб­ким прось­бам мо­лодо­го че­лове­ка, страс­тно же­лав­ше­го уви­деть премь­ер­ную пос­та­нов­ку, и рас­су­див, что месье Шап­ри луч­ше ос­тать­ся под прис­мотром.

Ве­чер обе­щал быть дол­гим и край­не за­нима­тель­ным. Се­год­ня все дол­жно бы­ло ре­шить­ся, и Ла Кар­валь не ве­рил в свое по­раже­ние.

Вре­мя шло. В «Те­ат­ре Фор­ту­ны» заж­гли све­чи в нас­тенных жи­ран­до­лях и в боль­шой люс­тре, со страш­ным скри­пом спу­щен­ной на тро­сах вниз с по­тол­ка, а по­том под­ня­той об­ратно. Сме­нили де­кора­ции, в пос­ледний раз об­рызга­ли сце­ну во­дой. По­дож­гли фи­тили тол­стых све­чей, за­пущен­ных пла­вать в ши­роком же­лобе с во­дой, от­ра­жа­ясь в на­чищен­ных лис­тах жес­ти и ос­ве­щая сце­ну. На­чали по­яв­лять­ся и рас­са­живать­ся пер­вые зри­тели. Ак­тер­ская мо­лодежь та­ращи­лась на них сквозь про­рехи в за­наве­си и ще­ли в ку­лисах, не ве­ря сво­им гла­зам - кто-то при­шел смот­реть на них!

Ла Кар­валь выб­рал се­бе мес­то по­луч­ше: сбо­ку в од­ном из пер­вых ря­дов, пред­назна­чен­ных для бо­гатых по­сети­телей, где сто­яли не прос­тые де­ревян­ные ска­мей­ки, но оби­тые по­тер­тым бар­ха­том крес­ла. Ог­ля­дел пуб­ли­ку и по­меще­ние, за­дум­чи­во кив­нул - по воз­можнос­ти ак­те­ры при­вели зал в по­рядок. Го­род­ская знать не по­жела­ла ук­ра­сить сво­им при­сутс­тви­ем премь­еру в не­из­вес­тном те­ат­ри­ке. Оце­нить ис­кусс­тво мэт­ра Рий­оля и его труп­пы яви­лись обыч­ные го­рожа­не: ме­щане и не­бога­тое дво­рянс­тво Ту­лузы. Лю­ди, ал­чу­щие но­вых раз­вле­чений и ис­крен­не лю­бопытс­тво­вав­шие, что смо­гут им пред­ло­жить в но­вом те­ат­ре, толь­ко что рас­пахнув­шем свои две­ри. Мне­ние этих лю­дей, впе­чат­ле­ние, ко­торое про­из­ве­дет на них гря­дущий спек­такль и ко­торым они зав­тра по­делят­ся с друзь­ями и со­седя­ми, во мно­гом ста­нет ре­ша­ющим для «Те­ат­ра Фор­ту­ны». Имен­но от них за­висит, смо­жет ли труп­па ос­тать­ся в го­роде и за­во­евать се­бе мес­то под сол­нцем. Или ак­те­рам при­дет­ся, не­соло­но хле­бав­ши, уби­рать­ся прочь по раз­би­тым до­рогам про­вин­ции, выс­ту­пая в сен­ных са­ра­ях пе­ред ту­пова­тыми кресть­яна­ми, пе­реби­ва­ясь с хле­ба на во­ду и тщет­но меч­тая о воз­вра­щении в го­род.

По за­лу про­бежа­ли на­нятые маль­чиш­ки с ко­локоль­чи­ками, опо­вещая о на­чале пред­став­ле­ния. Нег­ромко, та­инс­твен­но за­пела флей­та - мэтр Рий­оль ре­шил, что спек­такль дол­жна соп­ро­вож­дать му­зыка, соз­да­ющая у зри­телей над­ле­жащее нас­тро­ение. Му­зыка из глу­бины ве­ков, под ко­торую и над­ле­жит раз­ви­вать­ся вы­думан­ной ис­то­рии о том, че­го не бы­ло - но мог­ло бы быть.

Не­из­бежное приб­ли­жалось. Чем бли­же ста­нови­лась ро­ковая ми­нута на­чала спек­такля, тем, как ни стран­но, боль­ше ус­по­ка­ивал­ся месье Мо­ран. Не­важ­но, что бу­дет по­том и в ка­кие пе­ред­ря­ги он умуд­рится влип­нуть в бу­дущем. Сей­час труп­пу ожи­да­ют два ча­са спек­такля, на под­го­тов­ку к ко­торо­му они зат­ра­тили столь­ко уси­лий - толь­ко это име­ет зна­чение.

Мэтр Рий­оль соб­рал ак­те­ров на кро­шеч­ном пя­тач­ке за де­кора­ци­ями, ог­ля­дел с ног до го­ловы и кив­нул:

- На­чали. Слу­жан­ки, во­ины, Фед­ра, Энон­на - на сце­ну. Все бу­дет хо­рошо, - пос­ледняя фра­за ни­чуть не вя­залась с при­выч­ным об­ра­зом стро­гого нас­тавни­ка, без­жа­лос­тно­го к ма­лей­шим про­махам мо­лоде­жи, и от­то­го проз­ву­чала не­ожи­дан­но при­яз­ненно. - Все бу­дет хо­рошо. Вы спра­витесь.

И де­вуш­ки пош­ли, под­хва­тив длин­ные тя­желые юб­ки, со­вер­шенно не на­поми­нав­шие лег­кие оде­яния гре­чес­ких ста­туй. Со сце­ны до­летел про­ник­но­вен­ный го­лос Фед­ры - Зи­зиль, скор­бя­щей о сво­ей зап­ретной страс­ти.

«Гос­по­ди, ну по­жалуй­ста, ес­ли ты есть! Не дай мне опо­зорить­ся у всех на ви­ду!» - Фран­суа ждал, ког­да рас­по­ряди­тель на­зовет его имя, кра­ем уха от­сле­живая реп­ли­ки со сце­ны, но все рав­но вздрог­нул, ус­лы­шав нег­ромкое:

- Ип­по­лит, Те­рамен, Ари­ция - на сце­ну!

Они под­ня­лись по трем сту­пень­кам. Влюб­ленная па­роч­ка, ца­ревич и его под­ру­га, еще не по­доз­ре­ва­ющие о сгу­ща­ющих­ся над ни­ми гро­зовых ту­чах, и их об­щий при­ятель. Фран­суа, Ма­ри-Рай­мон, Ни­колетт. Ни­ког­да не су­щес­тво­вав­шие лю­ди, ра­зыг­ры­вав­шие свою ис­то­рию на фо­не гру­бо на­мале­ван­ной на под­ранной хол­сти­не пло­щади древ­не­го го­рода. Ли­ца под мас­ка­ми, под­хва­чен­ные те­чени­ем пь­есы. Выс­тавлен­ные на­показ пе­ред глу­биной за­ла, пе­ред сот­ня­ми глаз пуб­ли­ки, шур­шавшей обер­тка­ми куль­ков с за­саха­рен­ным мин­да­лем и пе­чены­ми яб­ло­ками, сплет­ни­ча­ющей и за­иг­ры­ва­ющей с со­седя­ми по скамье, пе­рес­ме­ива­ющей­ся и ссо­рящей­ся, ко­лющей оре­хи и кра­ем гла­за ко­сящей­ся на сце­ну.

Спус­тя ка­кое-то вре­мя шо­рохи и пе­решеп­ты­вания за­тих­ли. А мо­жет, Фран­суа так по­каза­лось. Сло­ва ро­ли ли­лись са­ми со­бой, на­низы­ва­ясь на свер­ка­ющую зо­лотую нить, не пу­та­ясь и не за­быва­ясь. Сме­ялась Ари­ция, зве­нели не­види­мые стру­ны, со­еди­ня­ющие во­еди­но трех мо­лодых лю­дей, флей­те под­пе­вали две расс­тро­ен­ные скрип­ки - спек­такль шел. Шел, вов­ле­кая учас­тни­ков и зри­телей в свою не­замыс­ло­ватую мис­те­рию из под­ручных средств.

Кан­тен де Ла Кар­валь, зав­сегда­тай па­риж­ской Опе­ры, варь­ете на Буль­ва­рах и «Ко­меди», знал толк не толь­ко в кра­соте ак­трис, но и в их ис­кусс­тве. Гос­по­дин про­курор был при­ят­но по­ражен. Ни ра­зу не ви­дев месье Мо­рана на сце­не, он счел, что Фран­суа, как ак­тер, не пред­став­ля­ет из се­бя ни­чего осо­бен­но­го. Звон­кий го­лос и при­ят­ная мор­дашка при изящ­ной фи­гуре еще не де­ла­ют из че­лове­ка та­лан­тли­вого ис­полни­теля - но сей­час Ла Кар­валь был вы­нуж­ден приз­нать, что ошиб­ся в сво­ей оцен­ке. Пе­ред ним был ис­тинный та­лант. Еще юный и не наб­равший­ся сце­ничес­ко­го опы­та, по­рой со­вер­ша­ющий ошиб­ки и до­пус­ка­ющий про­махи, но - та­лант, си­яв­ший яр­ким ог­нем под­дель­но­го те­ат­раль­но­го ал­ма­за из стек­ла и фоль­ги. Пе­ред ним все от­сту­пало на вто­рой план, и ко­ролев­ский про­курор про­тив во­ли ока­зал­ся зах­ва­чен­ным в плен, под­давшись ча­рам ра­зыг­ры­ва­емой на сце­не тра­гедии.

Фед­ра приз­на­валась па­сын­ку в люб­ви…

Ах, как Кан­тен Ла Кар­валь по­нимал ее…

Зри­тели мол­ча­ли, нап­ря­жен­но гля­дя на сце­ну - лишь тре­пета­ли ве­ера си­дев­ших в пар­те­ре ме­щанок да поб­лески­вали ред­кие лор­не­ты их спут­ни­ков. Пуб­ли­ка вни­мала.

- Мо­лодец, - удив­ленно шеп­тал Кан­тен, - вот не ожи­дал, Фран­суа… мо­лодец!

Фед­ра приз­на­валась - и по­луча­ла от­каз, пол­ный веж­ли­вого, тща­тель­но сдер­жи­ва­емо­го раз­дра­жения. Она и ее лю­бовь бы­ли не нуж­ны Ип­по­литу. Он не по­нимал и бо­ял­ся кло­кочу­щего во­дово­рота страс­тей жен­щи­ны, не же­лая пор­тить от­но­шения с от­цом и нав­ле­кать на се­бя гнев бо­гов. Ца­реви­чу бы­ло дос­та­точ­но сво­их под­руг и дру­зей, он не нуж­дался еще и в Фед­ре, пред­ви­дя, что пыл­кая и бе­зум­ная лю­бовь ма­чехи при­несет ему толь­ко бе­ды и го­рес­ти. В ха­рак­те­ре жиз­не­радос­тно­го, лю­без­но­го со все­ми, ра­зум­но­го и поч­ти­тель­но­го мо­лодо­го че­лове­ка, ис­тинно­го об­разца дос­то­инств и му­жес­тва, свер­кну­ла по­та­ен­ная до­селе грань хо­лод­но­го, точ­но­го рас­че­та - оп­ро­киды­вав­шая все пред­став­ле­ния зри­телей о нем.

За­навес упал, пер­вый акт за­вер­шился. В ле­вом уг­лу за­ла не­уве­рен­но зах­ло­пали. В пра­вом - столь же не­уве­рен­но зас­висте­ли и за­шика­ли. При­вык­шая к тра­дици­он­но­му проч­те­нию тра­гедии, пуб­ли­ка рас­те­рялась, не в си­лах ре­шить, не­годо­вать или вос­хи­щать­ся. Опе­шили и сму­тились да­же зна­токи, на­изусть пом­нившие текст пь­есы и ви­дев­шие не од­ну пос­та­нов­ку, и нес­коль­ко за­несен­ных при­хотью судь­бы в «Те­атр Фор­ту­ны» га­зет­ных ре­пор­те­ров, счи­тав­ших сво­им дол­гом опо­рочить лю­бую но­вую труп­пу, об­ви­нив ее в ис­клю­читель­ной бес­та­лан­ности.

Ла Кар­валь в за­дум­чи­вос­ти от­ки­нул­ся на спин­ку пот­ре­пан­но­го крес­ла.

«Ни­кому, ни муж­чи­не, ни жен­щи­не, не по си­лам на­дол­го за­во­евать ма­лень­кое и ярос­тное сер­дце месье Мо­рана, - с грустью по­дума­лось ему. - Он лишь ув­ле­ка­ет­ся на­ми не­надол­го. Со­бира­ет и за­суши­ва­ет, как эк­зо­тичес­ких ба­бочек в аль­бо­ме, что­бы рас­смат­ри­вать дол­ги­ми зим­ни­ми ве­чера­ми. А по­том воз­вра­ща­ет­ся к ней, сво­ей ис­тинной и единс­твен­ной люб­ви, сво­ей бо­гине и сво­ему прок­ля­тию - Мель­по­мене с ее мас­ка­ми, фаль­ши­выми ко­рона­ми и гряз­ны­ми под­мос­тка­ми. Вот ко­го он лю­бит на са­мом де­ле, пре­дан­но и вер­но. В его гла­зах ник­то из нас не вы­дер­жи­ва­ет срав­не­ния с ней».

Он вдруг пред­ста­вил Фран­суа в Па­риже, на сце­не Ко­ролев­ско­го те­ат­ра. Мо­жет, плю­нуть на все и уго­ворить ак­те­ра вмес­те у­ехать в Па­риж? Черт с ним, пусть та­щит с со­бой всю труп­пу вмес­те с Рий­олем, ко­ли ему жизнь не ми­ла без это­го ба­лага­на под пок­ро­витель­ством на­рисо­ван­ной ан­ге­лицы с тру­бой. Они пробь­ют­ся, они нас­той­чи­вы и та­лан­тли­вы.

- Как те­бе спек­такль? - спро­сил про­курор у при­тих­ше­го Ар­ма­на, си­дев­ше­го по ле­вую ру­ку от не­го.

- Ве­лико­леп­но, - с вы­мучен­ной улыб­кой приз­нал Ар­ман. - Те­перь я ду­маю - мо­жет, оно и к луч­ше­му, что ве­дущая роль дос­та­лась не мне? Я не смог бы сыг­рать - так, и про­валил бы все…

- Ну, у те­бя еще все впе­реди, - рас­се­ян­но обод­рил его Ла Кар­валь, впол­го­лоса про­бор­мо­тав: - По­жалуй, его и в са­мом де­ле на­до вы­тас­ки­вать из про­вин­ции.

- Что? - ос­ме­лил­ся пе­рес­про­сить Ар­ман, до сих пор не из­бывший стра­ха пе­ред гроз­ным сто­лич­ным про­куро­ром. Ла Кар­валь не от­ве­тил, и Ар­ман Шап­ри чуть по­высил го­лос: - Месье про­курор, а мож­но… мож­но мне пос­ле спек­такля на­вес­тить Фран­суа и ос­таль­ную труп­пу?

- Ко­неч­но, - ми­лос­ти­во доз­во­лил про­курор. - Толь­ко не за­сижи­вай­ся на всю ночь, они там на­мере­вались учи­нить бан­кет в честь премь­еры.

Чет­верть ча­са за­кон­но­го пе­реры­ва Фран­суа про­вел, как в ту­мане - си­дел в за­кут­ке, гор­до име­ну­емом гри­мер­кой, зак­рыв гла­за и пы­та­ясь сох­ра­нить бу­дора­жащее нер­вы ощу­щение единс­тва с пер­со­нажем, воз­никшее на сце­не. Кто-то ок­ликнул его, под­су­нул чаш­ку с го­рячим шо­кола­дом, он вы­пил, да­же не раз­ли­чив вку­са. Ше­лес­тя юб­ка­ми и сту­ча каб­лучка­ми, вле­тела Зи­зиль, над ухом пос­лы­шал­ся над­трес­ну­тый го­лос Рий­оля:

- Очень да­же неп­ло­хо. Зи­зиль, чуть мень­ше над­ры­ва, под­линно ос­кор­блен­ная жен­щи­на не вы­казы­ва­ет сво­их обид так явс­твен­но. Фран­суа, не яз­ви, это не кра­сит ни те­бя, ни роль. Меж­ду про­чим, в за­ле тор­чит его ми­лость ко­ролев­ский про­курор в об­щес­тве уво­лен­но­го мною Ар­ма­на. Что бы это зна­чило, не рас­толку­ешь?

- На­вер­ное, Ар­ма­на взя­ли под кры­ло, - не от­кры­вая глаз, рас­се­ян­но со­об­щил Фран­суа. - Месье Ла Кар­валь ре­шил снять все пен­ки и слив­ки с это­го ла­комо­го ку­соч­ка.

- И как, снял уже? - с не­ожи­дан­ным для не­го лю­бопытс­твом спро­сил Рий­оль.

- По­нятия не имею, я им свеч­ку не дер­жал…

- Ну-ну, - мэтр каш­ля­нул, де­лови­то рас­по­рядив­шись: - Вре­мя. На сце­ну, месье и ма­дам.

Шарль д'Арнье до пос­ледне­го мгно­вения ко­лебал­ся - ид­ти или не ид­ти на премь­еру. Фран­суа нас­той­чи­во приг­ла­шал его, но д'Арнье стра­шил­ся. Его му­чил вид но­ворож­денной лу­ны, тон­ким по­луме­сяцем рас­секшей бар­хатное не­бо над Ту­лузой, бес­по­ко­ило рас­сле­дова­ние про­куро­ра Ла Кар­ва­ля и тре­вож­ные слу­хи вок­руг это­го доз­на­ния. У не­го име­лись собс­твен­ные пла­ны на ве­чер, но д'Арнье не ус­то­ял пе­ред ис­ку­шени­ем. Ему на­до бы­ло уви­деть Фран­суа на сце­не и ус­лы­шать его го­лос, об­ла­дав­ший спо­соб­ностью из­го­нять тре­вож­ные мыс­ли из ра­зума Шар­ля. Он хо­тел оку­нуть­ся в ат­мосфе­ру спек­такля и шур­ша­щее-ше­лес­тя­щую, том­но взды­ха­ющую тем­но­ту за­ла. Уви­деть, как месье Мо­ран на гла­зах вос­хи­щен­ной пуб­ли­ки про­живет судь­бу Ип­по­лита, вло­жив в ве­лере­чивые реп­ли­ки свою бес­по­кой­ную и страс­тную ду­шу. Хо­тел вновь нас­ла­дить­ся уме­ни­ем Фран­суа пе­ревоп­ло­щать­ся в ино­го че­лове­ка. Шар­лю д'Арнье тре­бова­лось ук­ре­пить­ся в вер­ности при­нято­го ре­шения и убе­дить се­бя в том, что пу­ти на­зад от­ре­заны. Мос­ты сож­же­ны, и, ес­ли бы Шарль умел, он стан­це­вал бы в пла­мени по­жаров под над­рывный стон флей­ты.

К треть­ему ак­ту тра­гедия Ра­сина заз­ву­чала так, как ей над­ле­жало зву­чать по за­мыс­лу мэт­ра Рий­оля. Не га­лан­тной скрип­кой ны­неш­них вре­мен с ма­нер­но-неж­ны­ми пе­рели­вами, но вар­вар­ским пе­ребо­ром жиль­ных струн, на­тяну­тых меж от­по­лиро­ван­ных бычь­их ро­гов. Оча­ровы­вая про­тив во­ли смот­ря­щего, за­тяги­вая в про­ис­хо­дящее, слов­но в во­дово­рот. Сте­нобит­ным та­раном про­ламы­ва­ясь сквозь сов­ре­мен­ную ис­ку­шен­ность и пре­сыщен­ность зри­телей, вы­нуж­дая не оце­нивать ис­кусс­тво ак­те­ров, но со­пере­живать пер­со­нажам. Ча­дили сго­ра­ющие све­чи, стро­фы зве­нели и ре­зали душ­ный воз­дух, па­ути­на страс­ти и не­навис­ти за­тяги­валась все ту­же - и ос­во­бодить от уз мог­ла толь­ко смерть. Уже про­из­не­сены все ро­ковые сло­ва и об­ви­нения, уже ни­чего нель­зя ис­пра­вить и по­вер­нуть на­зад, уже не ос­та­лось ино­го вы­бора...

Тра­дици­он­но о ги­бели сор­вавше­гося со ска­лы Ип­по­лита со­об­щал вбе­га­ющий вес­тник, пос­ле че­го сле­дова­ла кар­ти­на все­об­ще­го пла­ча и го­рес­тных сте­наний. Мэтр Рий­оль и здесь рас­су­дил по-сво­ему.

«Упа­дешь здесь, - на дос­ках уг­лем на­рисо­вали крест, не­види­мый со сто­роны за­ла. - Обой­дем­ся без раз­бившей­ся ко­лес­ни­цы за ку­лиса­ми. Да­дим Фед­ре кин­жал - и пусть вер­шит от­мще­ние».

Кин­жал был те­ат­раль­ным, с уби­ра­ющим­ся в ру­ко­ять лез­ви­ем. Во­шед­шая в об­раз Зи­зиль пе­рес­та­ралась, так ярос­тно трес­нув Фран­суа про­меж ло­паток, что зав­тра на спи­не точ­но дол­жен был по­явить­ся си­няк. Ак­тер нем­но­го про­мах­нулся, упав слиш­ком близ­ко к оги­ба­юще­му рам­пу ши­роко­му жес­тя­ному же­лобу со све­чами. От них тя­нуло жа­ром, Фран­суа по­каза­лось, у не­го тре­щат во­лосы и ды­мит­ся край рас­пахнув­ше­гося оде­яния - но дви­гать­ся бы­ло нель­зя, тре­бова­лось дож­дать­ся ми­зан­сце­ны, в ко­торой его «труп» от­таски­вали к даль­не­му краю сце­ны. Оце­пенев­шая Фед­ра с ужа­сом гля­дела на де­ло рук сво­их, и в ти­шине от­ту­да-то из за­ла до­нес­лось ис­пу­ган­но-жа­лоб­ное де­вичье: «Ой!..»

«Вот имен­но, что ой. Чи­тай мо­нолог быс­трей, по­ка я не из­жа­рил­ся за­живо!»

Фед­ра опом­ни­лась, за­гово­рив с не­об­хо­димы­ми ры­да­ющи­ми ин­то­наци­ями. На сце­ну явил­ся Те­рамен в соп­ро­вож­де­нии стра­жи, и фи­нал спек­такля Фран­суа наб­лю­дал со смер­тно­го од­ра Ип­по­лита, чувс­твуя, как по­тихонь­ку от­пуска­ет све­ден­ные су­доро­гой мыш­цы, и слад­ко кру­жит­ся го­лова. Спек­такль удал­ся. Это уга­дыва­лось в за­та­ив­шем ды­хание за­ле, в тем­пе иг­ры, в реп­ли­ках и го­лосах ак­те­ров. Мо­жет, по­том оча­рова­ние премь­еры не­уло­вимо про­падет, раз­ве­ет­ся в воз­ду­хе, но сей­час - сей­час все по­лучи­лось.

Фран­суа хо­телось сме­ять­ся от вос­торга - жаль, ему по­лага­лось еще чет­верть ча­са ле­жать не­под­вижно, от­ды­хая и мед­ленно при­ходя в се­бя. Труп­па до­иг­ры­вала фи­нал с са­мо­убий­ством Фед­ры и мо­ноло­гом Те­зея, силь­ной и цель­ной на­туры, из­му­чен­ной про­тиво­речи­выми чувс­тва­ми к суп­ру­ге и пы­тав­шимся оп­равдать пе­ред бо­гами ее пос­ту­пок. Обес­си­лен­но­го и стра­да­юще­го ца­ря сме­няла по­теряв­шая лю­бимо­го Ари­ция. Де­вуш­ка рас­сте­лила под­ле те­ла Ип­по­лита свой чер­ный тра­ур­ный плащ, бро­сив на не­го меч - де­рево, обер­ну­тое си­яющей фоль­гой - и цар­ский ски­петр из по­золо­чен­ной жес­ти.

Меч во­ина и ски­петр пра­вите­ля ока­зались бес­силь­ны про­тив ги­бель­ной жен­ской страс­ти. Страсть пре­выше до­водов рас­судка, пре­выше чес­ти и мне­ния об­щес­тва. Страсть не ве­да­ет пре­делов, гу­бя са­ма се­бя - ей нет мес­та в этом ми­ре, ей доз­во­лено лишь иног­да опа­лять лю­дей сво­им жар­ким ды­хани­ем. Страсть ос­лепля­ет и ог­лу­ша­ет, вы­нуж­дая нас тво­рить жут­кие ве­щи - и над ее жер­тва­ми Ари­ция, про­ща­ясь, нег­ромко и бе­зыс­кусно пе­ла прос­тень­кую пе­сен­ку, со­чинен­ную Фран­суа.

В пос­ледний раз всхлип­ну­ла и умол­кла флей­та.

Ибо даль­ше - ни­чего, кро­ме ти­шины.

- Все, - осип­шим го­лосом про­из­нес мэтр Рий­оль. - Спек­такль окон­чен.

Пер­вые роб­кие ап­ло­дис­менты в ти­шине.

- Вста­вай, - впол­го­лоса ок­ликну­ла Ни­колетт, вы­мучен­но улы­ба­ясь и пот­ре­пав Фран­суа по пле­чу. - Вста­вай. Об­щий вы­ход на пок­ло­ны.

- Мы пос­та­вим твою пь­есу, - поч­ти ше­потом вы­гово­рил Фран­суа. - Очень ско­ро. Я до­гово­рил­ся с мэт­ром.

Ма­дему­азель Го­ден про­си­яла улыб­кой. Ис­крен­ней, ли­шен­ной фаль­ши - и Фран­суа пой­мал се­бя на том, что го­тов влю­бить­ся в эту пред­при­им­чи­вую де­вуш­ку. В ее драз­ня­щий взгляд и ее пре­дан­ность сце­не.

Зал, на­конец ра­зоб­равший­ся в сво­их эмо­ци­ях и вы­нес­ший ре­шение, взор­вался ап­ло­дис­мента­ми. Они на­бира­ли си­лу, как ве­сен­ний раз­лив, как ка­тяща­яся в го­ры ла­вина, и у Ар­ма­на Шап­ри зве­нело в ушах от гро­хота - от наг­ра­ды зри­телей ак­те­рам, к ко­торой он то­же мог иметь от­но­шение, да вот не сло­жилось. А ведь он мог сто­ять там, на сце­не. Мог рас­кла­нивать­ся, улы­бать­ся и при­нимать бу­кеты - тя­желые бу­кеты с влаж­ны­ми листь­ями и одур­ма­нива­ющим за­пахом поз­дних роз.

- Бе­ги, ко­неч­но, - от­махнул­ся в от­вет на его не­выс­ка­зан­ный воп­рос Ла Кар­валь. Про­курор пе­револ­но­вал­ся, его би­ла нер­вная дрожь, ко­торую он тщет­но пы­тал­ся скрыть. Он был там, на сце­не, ря­дом с Фран­суа - в сво­ем во­об­ра­жении, ко­неч­но, но ему по­рой ка­залось, что он ви­дит зри­телей так, как на них смот­рят ак­те­ры со сце­ны. Он об­ми­рал пе­ред вся­кой реп­ли­кой Ип­по­лита - ведь лег­ко­мыс­ленный Мо­ран мог за­быть текст, или спот­кнуть­ся, или за­валить сце­ну. И те­перь, ког­да пыль­ный за­навес ле­жал на дос­ках сце­ны, а ак­те­ры в ко­торый раз выш­ли на пок­лон, Кан­тен ис­пы­тал не­веро­ят­ное об­легче­ние. Два ча­са злов­редный бе­сенок во­дил его по тон­ко­му ль­ду, по игол­кам, по об­на­жен­ным нер­вам, по ос­тро­му стра­ху за се­бя, ведь Кан­тен ни в ко­ем слу­чае не же­лал Мо­рану про­вала, на­обо­рот, он мо­лил­ся, что­бы премь­ера прош­ла удач­но. В глу­бине ду­ши Ла Кар­валь меч­тал о воз­можнос­ти ос­тать­ся сей­час на­еди­не с Фран­суа. Ов­ла­деть им, по­ка еще не сги­нула го­ряч­ность и ду­шев­ный над­рыв сыг­ранной пь­есы, по­ка ак­тер Мо­ран де Лис яв­ля­ет об­щее со сво­им пер­со­нажем, Ип­по­литом. Заг­ля­нуть в бар­хатно-ка­рие шаль­ные гла­за, за­тума­нен­ные осоз­на­ни­ем ус­пе­ха и ус­та­лостью, нас­ла­дить­ся вку­сом его губ - на­вер­ное, сей­час они бу­дут су­хими и нап­ря­жен­ны­ми, не же­ла­ющи­ми от­ве­чать на по­целуи. Как бы­ло бы при­ят­но быть с ним, ощу­щать, как Фран­суа Мо­ран воз­вра­ща­ет­ся к са­мому се­бе - и на­чина­ет чут­ко от­кли­кать­ся на по­дарен­ную ему лас­ку, зве­ня на­тяну­той се­реб­ря­ной стру­ной…

Спус­тя па­ру уда­ров сер­дца Ла Кар­валь вспом­нил, за­чем он здесь. Долг ско­вал за­быв­ше­еся сер­дце же­лез­ной бро­ней - ибо в по­луть­ме бо­ково­го про­хода ря­дом с про­куро­ром объ­явил­ся Рий­оль, вы­ныр­нувший из неп­ри­мет­ной двер­цы.

- Су­дя по вы­раже­нию ва­шего ли­ца, вы ос­та­лись до­воль­ны на­шим пред­став­ле­ни­ем, - су­хо за­метил мэтр. - Ду­маю, гря­дущий спек­такль то­же при­дет­ся вам по вку­су. Око­ло те­ат­ра бдят ва­ши лю­ди? Со­об­щи­те им: мы едем к ста­рому двор­цу Мон­фо­ров, бо­лее из­вес­тно­му как Пус­тырь Мон­фо­ров. Се­вер­ная часть го­рода, ру­ины вдоль быв­шей кре­пос­тной сте­ны - мес­тные уро­жен­цы хо­рошо их зна­ют. Я дол­жен ска­зать па­ру слов мо­им юным по­допеч­ным, при­ложив­шим столь­ко сил, а че­рез пол­ча­са ожи­даю вас в вес­ти­бюле.

За ку­лиса­ми дым сто­ял ко­ромыс­лом. В бли­жай­шую лав­ку пос­ла­ли за ви­ном, фрук­та­ми и ла­комс­тва­ми, ус­тро­ив не­боль­шое пир­шес­тво для из­бран­но­го об­щес­тва. Фран­суа по пра­ву ге­роя ве­чера дос­та­лось крес­ло, од­на­ко он ус­ту­пил мес­то Зи­зиль, усев­шись на под­ло­кот­ни­ке, раз­ма­хивая бо­калом, сме­ясь в го­лос и рас­ска­зывая о том, как он пе­репу­гал­ся, по­няв, что вот-вот за­дымит­ся. Все пы­тались пе­рек­ри­чать друг дру­га, бур­но вос­хи­ща­ясь, хва­ля, вос­торга­ясь, пре­бывая в уве­рен­ности, что мир ле­жит у их ног. Скром­но­го по­яв­ле­ния Ар­ма­на ник­то не за­метил, по­ка его не уг­ля­дел Жан­но и не прис­вис­тнул: «Бег­лец явил­ся!»

- По­сидишь с на­ми? - ус­певший слег­ка зах­ме­леть Фран­суа ре­шил про­явить ве­лико­душие.

- Я рад, что ушел, - ти­хонь­ко приз­нал Ар­ман, - ина­че за­губил бы всю пь­есу. Поз­драв­ляю, Ли­лия... это бы­ло... у ме­ня прос­то слов нет. Вы мо­лод­цы!

Ма­ри-Рай­мон снис­хо­дитель­но хлоп­нул его по пле­чу - месье Шап­ри аж при­сел:

- Что ни де­ла­ет­ся, все к луч­ше­му! Де­воч­ки, на­лей­те маль­чи­ку. Фи­липп, твое цар­ское ве­личес­тво, под­винь зад­ни­цу, пусть Ар­ман ся­дет… Слу­шай, ты не ду­ма­ешь вер­нуть­ся к нам?

- Мне на­до ид­ти, ме­ня ждут, - вя­ло по­пытал­ся соп­ро­тив­лять­ся Ар­ман, хо­тя ухо­дить ему сов­сем не хо­телось, ат­мосфе­ра три­ум­фа, пусть и чу­жого, пь­яни­ла не ху­же ви­на. Жан­но уса­дил его, Ни­колетт вру­чила бо­кал, Де­ни ска­зал длин­ный и со­вер­шенно бре­довый тост за Мель­по­мену, ко­торый всем пон­ра­вил­ся и ве­селье пош­ло сво­им че­редом.

- Пус­тырь Мон­фо­ров, - ти­хо про­из­нес про­курор, ми­нуя на лес­тни­це те­ат­ра неп­ри­мет­но­го ста­рич­ка, по ви­ду - за­житоч­но­го ев­рея, ре­шив­ше­го на ста­рос­ти лет чу­точ­ку из­ме­нить за­пове­дям И­его­вы и по­сетить те­атр. Ста­ричок, не из­ме­нив­шись в ли­це, поб­рел прочь. Вско­ре пус­тырь, и под­сту­пы к не­му бу­дут на­деж­но ок­ру­жены жан­дарма­ми - да­же са­мая юр­кая мышь не прос­ко­чит. Те­перь сто­ило бы от­пра­вить до­мой и Фран­суа, и Ар­ма­на, но мо­лодые лю­ди на­вер­ня­ка пред­почтут праз­дно­вать в те­ат­ре ночь нап­ро­лет, и за них мож­но не вол­но­вать­ся.

К пя­тому или шес­то­му тос­ту Фран­суа слег­ка под­за­был, на ка­ком он све­те на­ходит­ся, о дан­ных обе­щани­ях и сво­их бы­лых стра­дани­ях. Премь­ера уда­лась, все бы­ло за­меча­тель­но. Кто-то чувс­тви­тель­но встрях­нул его за пле­чо, отоб­рав не­допи­тый бо­кал. Фран­суа хо­тел бы­ло воз­му­тить­ся, но стол­кнул­ся взгля­дом с бо­лот­но-зе­лены­ми зрач­ка­ми мэт­ра Рий­оля. Это поч­ти мгно­вен­но его прот­резви­ло.

- Вый­дем, - од­ни­ми гу­бами поз­вал Рий­оль, и Фран­суа пос­лушно вско­чил, бро­сив: «Я не­надол­го». В ко­ридо­ре кто-то от­крыл ок­но, сна­ружи тя­нуло про­моз­глой ноч­ной прох­ла­дой.

- Что, уже по­ра? - Фран­суа со­вер­шенно не хо­телось бро­сать на­чав­шу­юся ве­черин­ку, где ему бы­ло так хо­рошо и ра­дос­тно, и та­щить­ся не­весть ку­да. Пусть да­же в ин­те­ресах пра­восу­дия, месье Ла Кар­ва­ля и его пре­ос­вя­щенс­тва.

- По­ра, - кив­нул мэтр. Су­нул Фран­суа в ру­ки по­лот­ня­ный ме­шочек, звяк­нувший чем-то ме­тал­ли­чес­ким. - Вый­дешь че­рез чер­ный ход, там те­бя ожи­да­ет эки­паж. Те­бя от­ве­зут на мес­то и дос­та­вят об­ратно в це­лос­ти и сох­раннос­ти, обе­щаю. Не па­никуй и ни­чего не бой­ся, - он сде­лал дви­жение, слов­но же­лая дот­ро­нуть­ся до пле­ча Фран­суа, но от­дернул ру­ку. - Кста­ти, где твой дру­жок, уже ушел?

- Ка­кой дру­жок? Ар­ман? - Фран­суа по­пытал­ся вспом­нить. Ка­кое-то вре­мя Ар­ман си­дел ря­дом с ним, по­том ото­шел, по­том то­щень­кая фи­гур­ка в зо­лотис­том кам­золь­чи­ке мель­ка­ла где-то ря­дом, по­ка не ис­чезла с глаз до­лой. - А-а... я не знаю, мэтр. Он го­ворил, что ему на­до бы пос­ко­рее вер­нуть­ся, мо­жет, улиз­нул по­тихонь­ку?

Рий­оль под­жал уз­кие гу­бы:

- Он бы поп­ро­щал­ся.

- Пе­реб­рал ви­на и вы­шел по­дышать све­жим воз­ду­хом? - Фран­суа с каж­дым мгно­вени­ем ста­нови­лось все тре­вож­нее.

- Хо­рошо бы, ес­ли так... лад­но, я раз­бе­русь, ку­да он дел­ся. Сту­пай и не под­ве­ди ме­ня.

Фран­суа ушел, ог­ля­дыва­ясь че­рез пле­чо. В уз­ком пус­тынном пе­ре­ул­ке его и в са­мом де­ле ожи­дал фи­акр с за­дер­ну­тыми из­нутри окош­ка­ми и по­качи­ва­ющим­ся фо­нари­ком на уг­лу кры­ши. Месье Мо­ран заб­рался внутрь, приг­лу­шен­но щел­кнул кнут, за­цока­ла ко­пыта­ми ло­шадь.

Убе­див­шись, что Ли­лия бла­гопо­луч­но от­был, мэтр Рий­оль еще раз заг­ля­нул к ве­селя­щим­ся ак­те­рам и ак­три­сам. Нет, ник­то не ви­дел, как ухо­дил Ар­ман, да вон вро­де мгно­вение на­зад сто­ял вот тут и го­ворил вот с тем...

Рий­оль нах­му­рил­ся, по­кусы­вая гу­бу. Ко­леса божь­их мель­ниц дол­жны бы­ли вра­щать­ся, и он спус­тился в вес­ти­бюль, к ожи­да­юще­му про­куро­ру.

Еха­ли дол­го, че­рез нез­на­комые Фран­суа квар­та­лы, за­бирая вверх по скло­нам хол­мов. По до­роге месье Мо­ран рас­пустил за­вяз­ки вру­чен­но­го ме­шоч­ка, по­нима­юще хмык­нув. Внут­ри ока­залась горс­тка ук­ра­шений - брас­ле­ты, це­пи, перс­тни и ши­рокое оже­релье с круп­ны­ми алы­ми и си­ними кам­ня­ми, выг­ля­дев­ши­ми по­доз­ри­тель­но нас­то­ящи­ми. Су­дя по все­му, пред­сто­яла це­ремо­ния в ду­хе тех, ко­торые жи­вопи­сал про­курор Ла Кар­валь, с пес­но­пени­ями и кро­вавы­ми че­лове­чес­ки­ми жер­твоп­ри­ноше­ни­ями.

«Хрен вам, а не ме­ня в жер­тву, - Фран­суа при­мерил один из перс­тней на сред­ний па­лец, тот ока­зал­ся ве­лик. - Не дам­ся».

Фи­акр прог­ро­мыхал по не­ров­ной мос­то­вой еще нем­но­го и ос­та­новил­ся. Воз­ни­ца пос­ту­чал в стек­ло на пе­ред­ней двер­це:

- При­были, су­дарь. Сту­пай­те на свет, вас встре­тят.