Страница 54 из 69
Арман пребывал в крайней растерянности. Вместо того, чтобы шагать через весь город на репетицию, жуя дешевый пирожок с требухой, он получил обильный завтрак, после чего ему было велено заняться приведением в порядок чужого гардероба. Месье прокурор, наскоро перекусив, ушел по своим делам, мимоходом буркнув, чтобы Арман не смел покидать дворца, Лилия тоже больше на глаза не показывался. Арману подумалось, что непоседливый Франсуа добивался именно этого, устранения конкурента со сцены. Впрочем, Арман был не в обиде, понимая, что как актер Лилия не в пример лучше него самого.
Новоиспеченный камердинер возился с сорочками Ла Карваля, когда постучавшийся в дверь ливрейный потребовал от него немедля явиться к законному хозяину дворца, его преподобию де Лансальяку. Услышав имя, Арман затрепетал. Приглашение было не из тех, которыми можно пренебречь, а потому он зашагал, куда вели - замерев в конце пути под изучающим взглядом преподобного.
Монсеньор де Лансальяк решил, что Франсуа на редкость точно описал своего театрального знакомца. Трепетный и невинный цветочек, с которого еще не стряхнули капли утренней росы. Маленький, испуганный, тронь пальцем - обморок, надо учить всему, начиная с поцелуев. Глазищи на пол-лица, в них ожидание, вопрос и мольба - да, мальчик, да, это именно то, что ты думаешь.
- Итак, - преподобный отложил в сторону салфетку, - вы нуждаетесь в покровителе.
Это был не вопрос - констатация факта.
- Да, ваше высокопреосвященство, - обреченно признал свое незавидное состояние Арман. Он тоже исподтишка таращился на давешнего старика - сидевшего сейчас за кофейным столиком в невообразимо роскошном халате и смахивавшего не на первосвященника, заправлявшего всей духовной и отчасти светской жизнью провинции, но на стареющего дельца, у которого уже нет необходимости подсчитывать свои доходы и ограничивать расходы. Да, перед ним был старик - но старик властный, привыкший к тому, что его распоряжения выполняются беспрекословно и быстро, без малейших возражений, и способный удовлетворить любой свой каприз. - Простите меня за вторжение и за то, что я злоупотребил вашим гостеприимством. Если бы я знал, где живет Лилия, простите, Франсуа... я бы ни за что не отважился явиться незваным гостем в ваш дом. Простите, - он опустил глаза, печально подумав, сколь удивительно и прихотливо вьется нить человеческой жизни. Еще вчера никому не было дела до начинающего актера Армана Шапри, а сегодня могущественный человек намерен принять участие в его судьбе. И еще неизвестно, что хуже.
В отличие от прокурора Ла Карваля, рассеянно внимавшего вполуха истории злоключений Армана Шапри, монсеньор Тулузский оказался слушателем внимательным и дотошным. Он выяснял и переспрашивал, уточняя и сызнова возвращаясь к уже сказанному. Заставляя Армана припоминать труппы, в которых ему довелось сыграть, и города, куда молодого актера забрасывала судьба. Приходя к неутешительному выводу: покамест Арман Шапри может похвалиться только хорошеньким лицом и фигурой, изящной более от постоянного недоедания, чем из врожденной грации. У него не было ни бойкого языка, ни бьющего через край таланта, ни душевного очарования, ни хотя бы внутренней силы. Если Франсуа был сияющей драгоценностью, несомненной, пусть и не знавшей резца мастера, то мальчишку Шапри можно было смело уподобить камню, не отделенному от породы. Имейся у него время, де Лансальяк, возможно, занялся бы духовным и телесным воспитанием юноши, превращая его в одного из своих земных ангелов. Но увы, именно времени монсеньору Тулузскому теперь отчаянно не хватало - а то, что имелось, требовалось посвятить иным предметам, нежели собственное удовольствие.
«Этот красивый с виду сосуд пока наполнен только боязнью завтрашнего дня и опасениями быть разбитым, - вынес приговор монсеньор де Лансальяк. - Мне некогда с ним возиться».
- Вы сказали, месье прокурор временно взял вас в услужение? - с подчеркнутой вежливостью обратился преподобный к юнцу, смиренно замершему подле стола с видом испуганной газели, готовой вот-вот броситься наутек. - Что ж, прекрасно. Господин прокурор пробудет у нас еще недели три. По его отбытию я займусь вашей участью - если, конечно, моя собственная звезда не склонится к закату. Ступайте, месье Арман.
Не чуя под собой подгибающихся ног, месье Шапри вышел из гостиной. Испытывая сильнейшее желание сбежать из всей этой бьющей в глаза роскоши. Немедля, вот прямо сейчас. Вернуться в захламленную съемную квартирку под самой крышей, где жарко пахнет раскаленной черепицей и голубиным пометом. Спрятаться и затаиться, чтобы никто больше не обращал на него внимания. Почему бы всем этим важным и богатым людям не оставить его в покое? Он никто, он меньше чем никто. Господь не наделил его особыми талантами. У него даже не достанет нахальства преподнести себя подороже. Все, чего бы он хотел - иметь возможность зарабатывать столько, чтобы достало на жизнь. Он не мечтал о шумном успехе и известности любой ценой, с готовностью признавая свое скромное место на сцене.
Но его подхватило и закружило пестрой круговертью жизни, увлекая невесть куда. Никто в целом мире не интересовался мнениями и робкими желаниями Армана Шапри.
Он тишком вернулся в апартаменты господина прокурора - обнаружив, что месье Ла Карваль вернулся. Столичный гость был не один: на диване сидел незнакомый Арману молодой мужчина в черной шелковой сутане священника. Высокий, крепкого сложения, с густой шевелюрой медно-рыжего цвета, с холодным и холеным лицом прирожденного аристократа. Прокурор что-то горячо втолковывал визитеру, тот сдержанно кивал - и оба раздраженно оглянулись, когда Арман робко, как-то виновато сунулся в дверь. Впрочем, ощущение постоянной вины невесть за что преследовало Армана Шапри всю его короткую жизнь.
- Ага, вот и месье Шапри, - отрывисто бросил Ла Карваль. - Соберите мне багаж на пару дней, пусть Марсель вам поможет. Мы совершим небольшую вылазку в окрестности… и вы отправляетесь с нами, - эта мысль пришла в голову прокурору только что. Мальчишка не займет много места и будет на глазах, а то мало ли что. Тут же выбросив Армана из головы, прокурор обратился к собеседнику: - Так что скажете, отец д'Арнье? На случай непредвиденных обстоятельств мне необходим представитель церковной власти. У его преподобия с этим человеком связаны лучшие вспоминания, мне не хотелось бы беспокоить его такой просьбой.
- Монсеньору лучше вообще не знать об этой поездке, - подтвердил мнение прокурора Шарль. - Хорошо, я согласен. Полагаю, будет нелишним составить официальную бумагу от имени его преосвященства и заверенную его печатью. Когда вы предполагаете отправиться?
- Как только месье Шапри соберет мой саквояж, - прокурор украдкой перевел дух. В глубине души Ла Карваль почему-то ожидал, что отец д'Арнье наотрез откажется от рискованного предложения - но святой отец проявил свойственную ему холодную рассудительность, согласившись. Прокурору хотелось прихватить с собой месье Морана. Вдруг он узрит своим загадочным внутренним оком нечто любопытное? Однако Кантен не успел перехватить актера после утреннего сеанса позирования, тот удрал в свой ненаглядный балаган.
В путь отправились не верхами, но в экипаже, позаимствованном в архиепископской каретной, выбрав наиболее скромный и неприметный, без гербов на дверцах. Арману было велено залезть на крышу, составив компанию ординарцу господина прокурора, чему молодой человек только порадовался. Следом за каретой скакали шестеро жандармов устрашающего вида, и с точки зрения Армана все это было донельзя интересно и захватывающе - только оставалось непонятным, куда же это они собрались. Месье Шапри болтался на крыше экипажа, мертвой хваткой вцепившись в медные поручни, восхищенно таращась по сторонам. Экипаж и жандармский кортеж миновали город, выехали в предместья, держа путь, как определил Марсель, в южном направлении. Пыльная дорога вилась между холмов, расчерченных грядами виноградников. Мелькали деревушки и мельницы, убранные поля и леса в порыжелой осенней листве. Иногда задувал сильный холодный ветер, напоминая о том, что на дворе уже октябрь. Лошади мотали гривами, фыркали, слаженно молотили копытами, устремляясь все вперед и вперед. Порой в отдалении проплывали смутные очертания замков, оседлавших скалы - бывших грозных крепостей, превращенных теперь в загородные резиденции тулузской аристократии. На перекрестке в безвестном городке возница придержал коней, уточняя дорогу - и Арман расслышал, что они направляются в местечко под названием Вилль-де-Брев.
Впрочем, истинной цели путешествия Арман не увидел. Экипаж вкатил в деревушку с одноименным названием - Арман прочитал его на указателе при въезде - остановившись подле постоялого двора «Золотая подкова». Здесь мсье Шапри вместе с багажом высадили, велев снять в гостинице пару нумеров получше и почище, заказать ужин и ждать возвращения прокурора и его спутника. Когда месье прокурор вернется? А черт его знает, задумчиво отозвался Ла Карваль, захлопывая дверцу.
Карета укатила, а растерянный Арман Шапри остался в незнакомом городе в обществе одного из жандармов, приставленных к юноше. Утешало одно - хозяин гостиницы, похоже, изрядно струхнул при виде важных господ, а потому робкие пожелания Армана были немедля выполнены. Убедившись, что две соседние комнаты приготовлены, в очагах разведен огонь, а белье на постелях относительно свежее, молодой человек заказал ужин и съел его, не почувствовав вкуса. Тщетно пытаясь сообразить, какое загадочное дело привело месье прокурора в уединенный городок - и скоро ли тот возвратится. Ничего не решив, забрался с ногами на узкий диванчик и задремал вполглаза, устав от тряски в дороге и обилия впечатлений.
Вилль-де-Брев, владение маркизов де Муши, перешедший после замужества к супруге покойного графа де Вержьена, оказался единым в двух лицах. Первоначально это имя носил мрачный средневековый замок, от которого сейчас остались только живописные руины да несколько жилых строений, потом оно перешло к очаровательно-вычурному особняку, выстроенному в начале века на берегу живописного озера. По смерти всех представителей семейства де Вержьен и после тяжб с королевской казной поместье отошло дальнему родственнику семейства де Муши. Донельзя удивленному, когда на пороге его дома внезапно объявились королевский прокурор Шатле и викарий его преосвященства монсеньора Тулузского. Не имея привычки долго ходить вокруг да около, прокурор напрямую изложил свою просьбу, больше напоминавшую приказ: им необходимо увидеть место последнего упокоения графа Амори де Вержьена. Возможно… тут Ла Карваль чуть запнулся, однако продолжил: возможно, им потребуется осмотреть могилу не только снаружи, но и внутри. Да, вы совершенно верно поняли. Раскопать гроб и потревожить его обитателя. Святой отец проследит за тем, чтобы процедура была совершена с надлежащим благоговением. Да, его высокопреосвященство не возражает. Вот его дозволение. Нет, помощь не нужна, жандармы справятся - только потрудитесь одолжить им лопаты, доски, фонари и веревки. Вы желаете присутствовать, месье де Муши? Прекрасно, только помните - все увиденное должно умереть вместе с вами. Что, не пойдете? Я вас понимаю. Так где захоронение?
Амори де Вержьен, былой Яблочный Ангел, обрел последнее пристанище в саду поместья, на берегу пруда. Под сенью ив, а не яблонь. Ла Карваль опасался, что госпожа графиня в стремлении увековечить память супруга возвела над могилой здоровенный монумент, который уж точно не сдвинуть силами блюстителей закона - и тогда все его планы летят к черту. Но могила графа де Вержьена оказалась украшена обычной мраморной плитой с золотыми буквами и рельефным изображением перевернутого факела. С кряхтением и сдавленной руганью ее отодвинули в сторону, принялись раскапывать слежавшуюся и прокаленную солнцем нынешнего жаркого лета землю.
Ла Карваль и Шарль д'Арнье, не сговариваясь, отошли к берегу пруда. Вечерело, вода казалась темной и бездонной - хотя пруд изрядно обмелел за лето. Ла Карваль волновался. Страха перед мертвецами он не испытывал, пиетета и трепета перед разрытой могилой - тоже. Его больше тревожило, не ошибся ли он в своих предположениях. Сможет ли он оправдаться в столице, если осквернение могилы окажется напрасным? Если он просчитался, погнавшись за давно умершим призраком? Хорошо, что отец д'Арнье хранит молчание - Ла Карваль не выдержал бы расспросов, сорвавшись и наговорив того, чего говорить бы не стоило. Кантен искоса взглянул на профиль спутника - четкий, словно самой природой предназначенный для того, чтобы красоваться на монете, драгоценной камее или картине. Ах да, картина. Еще немного, и она будет завершена. Еще немного - и луна умрет, чтобы бессчетный раз возродиться, разрезав небо тонким золотым серпом. Интересно все же было бы знать, о чем сейчас думает отец д'Арнье. И вновь оказаться с ним в одной постели тоже было бы неплохо - но сейчас это ни к чему, не до того, незачем понапрасну бередить душу. У него есть миссия, которую он должен выполнить.
Ивы печально шептались под ветром. Лезвие чьей-то лопаты глухо ударилось о доски. Шарль д'Арнье перекрестился - машинальным, привычным движением, окликнув Ла Карваля:
- Пойдемте, взглянем.
Жандармам пришлось зажечь фонари. Два стояли прямо на кучах вывернутой земли, один покачивался на ветке дерева. В этом качающемся свете Ла Карваль нетерпеливо заглянул в отрытую яму с торчащими из песчаных стен обрубками корней, увидев стоящий на дне гроб - большой, красного дерева с бронзовыми накладками и изображением креста на крышке. Места рядом с гробом как раз хватало, чтобы встать человеку - и, ухватившись за веревку, Ла Карваль прыгнул вниз, сопровождаемый приглушенным восклицанием д'Арнье: «Осторожнее».
Прокурору спустили привязанный на веревку фонарь, трещавший и распространявший вокруг себя прогорклый запах сгорающего масла. При его свете Ла Карваль торопливо подковырнул ножом замки на крышке гроба де Вержьена, привязав к вычурным массивным ручкам сброшенные вниз веревки. Убедился в прочности узлов, махнул рукой - тяните.
Одна из веревок звонко лопнула, остальные выдержали. Провернувшись на покрывшихся патиной шарнирах, крышка слегка приподнялась. Ла Карваль заранее прикрыл нос и рот шарфом - но зловония вроде не ощущалось. Он в нетерпении подтолкнул тяжелую крышку, спеша заглянуть внутрь, получить ответ на вопрос, жегший его, словно огнем.
В недрах гроба, обитого изнутри атласом - то ли бледно-лиловым, то ли белым, в неверном свете фонаря было трудно точно определить свет - никого не было. Не доверяя глазами, Ла Карваль пошарил внутри рукой - плотная ткань высохла и трескалась при прикосновении, неприятно цепляясь за пальцы. Нет, никого. Ни малейшего следа усопшего.
Граф Амори де Вержьен, скончавшийся десять лет тому от оспы, благополучно отсутствовал.
Стоявший на краю раскопа д'Арнье наклонился вперед и слегка присвистнул, вполголоса заметив:
- По-моему, Ла Карваль, вы ничуть не удивлены. Теперь, вдобавок к мертвым женщинам, у вас имеется еще и беглый покойник. Выбирайтесь-ка оттуда, - он протянул руку, за которую и уцепился Ла Карваль. Сухая земля под каблуками его сапог с шорохом осыпалась, стучась о стенки пустого гроба. - Господа, засыпайте могилу. От имени его преосвященства все получат по десять ливров, - посулил жандармам Шарль, надеясь, что так работа пойдет быстрее.
- Ангел вознесся прямиком на небеса, минуя бренное состояние трупа, - констатировал столичный прокурор, отряхивая одежду от приставшей сухой травы и комочков земли. Мелькали лопаты, комьями летела вниз земля, насыщая разверстую в безмолвном крике пасть пустой могилы.
- Возможно, он никогда не умирал, - подал плечами д'Арнье. - Либо воскрес в третий день и теперь шатается по миру в поисках пристанища. Не страшитесь, что однажды ночью Амори постучит в вашу дверь, возмущенный тем, что вы обшарили его гроб?
- Тьфу на вас, святой отец, - с душой произнес Ла Карваль. Подумал и твердо добавил: - Мне нужно выпить. Едемте обратно. Надеюсь, месье Шапри справился с поручением.
- Кто он такой, этот Шапри, и на кой предмет вы его подобрали? - рассеянно осведомился Шарль, пытаясь отвлечься от мрачных размышлений.
- Бродячий актер. Выступает в одном дешевом и подозрительном балагане, - отмахнулся прокурор, шагая по темной аллее к видневшемуся вдали особняку. - Сам по себе он ничего не представляет, но…
- Молод, хорош собой, наверняка одинок… и совершенно беззащитен, - угадал недосказанное Шарль д'Арнье. - Если ваши рассуждения касательно сущности скрывающейся в городе секты истинны, молодой человек наподобие вашего подопечного идеально подходит на роль вероятной жертвы. А если вдобавок ко всему он еще и невинен…
- Я не проверял, - буркнул Ла Карваль, неприятно уязвленный тем, что святой отец так быстро раскусил истинную подоплеку его забот об Армане Шапри. Он запрыгнул в экипаж, качнувшийся под его весом, раздраженно крикнув кучеру: - В город!
Заслышав шаги и хлопанье дверей, Арман шустрой белочкой спрыгнул с дивана. Пытаясь догадаться по выражениям лиц и обрывкам фраз, чем завершилась поездка господина прокурора и его спутника: успехом или неудачей. Месье Шапри немедля погнали за ужином и вином, а после выставили из комнаты, велев отправляться спать. Зевая в ладонь, Арман вернулся на облюбованный диванчик - отметив, что сквозь тонкую щелястую стену до него неразборчиво доносятся голоса из соседней комнаты. Довольно громкие, но вроде бы не предвещавшие ссоры.
Поданная на стол курица в белом соусе с кислыми сливами оказалась весьма недурна, но Кантен уделял больше внимания винным бутылкам. Напряжение последних часов оставило его, сменившись вялостью и раздражением. Его быстрый и цепкий ум вроде бы сумел ухватить картину происходящего в Тулузе, но в складываемой им мозаике по-прежнему недоставало нескольких кусочков. Тех жизненно важных кусочков, без которых картина была не картина, а мешанина пестрых пятен с черными силуэтами загадочных фигур.
«Снова картина, - подумалось Ла Карвалю. - В этом городе все создают картины. На холсте или из своей собственной жизни. Отец Антуан желает быть архангелом, бесстрастно взирающим на коловращение мира, месье Моран - успешным актером. Могила де Вержьена, убийцы и еретика - пуста. Черный ангел расправил крылья и улетел невесть куда. Знает ли об этом преподобный? Знает ли он, что в действительности происходило в Тулузе десять лет назад?» - он опрокинул бокал, почти не распробовав винного букета.
Шарль д'Арнье пристально смотрел на него сквозь пламя стоящей на столе оловянной жирандоли, безуспешно пытающейся сойти за серебряную. Синие глаза грешного священнослужителя были спокойными и чуть прищуренными, словно он целился в далекую и маленькую цель.
- Я подозревал, что рано или поздно вы отыщете эту могилу, - Шарль не пил, держал бокал перед собой, медленно вращая и следя за колебаниями бледно-рубиновой жидкости. - Но я хотел собственными глазами убедиться, достанет ли у вас решимости откинуть крышку гроба и заглянуть внутрь.
- То есть вы с самого начала знали, что Амори де Вержьен жив? Знали - и молчали?! - Ла Карваль ухватился за край стола и начал медленно подниматься, наливаясь дурной кровью.
- Успокойтесь, Ла Карваль, - д'Арнье примиряюще вскинул крупную, почти безупречных очертаний кисть. - До нынешнего дня я понятия не имел, что вы идете по следу покойного любимца монсеньора. Я даже имени его не знал. Но догадывался, что со смертью этого человека что-то нечисто - но и только. Ни к кому из своих ангелов его эминенция не был привязан так, как к нему. И покойный Лану… - Шарль замолчал, коснувшись губами ободка бокала.
- Договаривайте, - потребовал Ла Карваль, падая на жалобно хрустнувший под ним стул. - Что не так с Лану? Я беседовал с его домашними и друзьями, его жизнь была у всех на виду. Образцовый семьянин, честнейший человек, преданный своему господину, но…
- Вот именно, «но», - отчеркнул в воздухе пальцем д'Арнье. - Но. Ваши же собственные уверения перечеркиваются этим крохотным «но». Честнейший и преданный человек внезапно пытается оборвать жизнь того, кому обязан своей карьерой и состоянием. Оставляя при этом превесьма, я бы сказал, странную предсмертную записку.
- Смерть дочери свела его с ума, - не слишком уверенно пробормотал прокурор.
- Я так не думаю, - отрицательно качнул головой Шарль. - Какую должность занимал в штате преосвященного мэтр Лану?
- Казначея, - не замедлил с ответом Кантен. - К сожалению, даже приказ его величества не позволит мне прикоснуться к тайнам финансов его преподобия монсеньора де Лансальяка. Я знаю, что мэтр Лану отлично справлялся со своими обязанностями - и, как цепной пес, хранил секреты преосвященного. Какие - теперь уже не выспросишь. К чему вы клоните, отец Шарль?
- Дворец монсеньора отнюдь не был раем единомышленников, а его служащие - не ангелы, - медленно выговорил д'Арнье. - Среди множества денежных потоков, которыми управлял мэтр Лану от имени монсеньора, имелся один… один ручеек. Довольно внушительный такой ручеек, небольшая река. Не пересыхающая по меньшей мере вот уже лет пятнадцать и питающая некий потайной сад. Из врожденного любопытства я решил проследить, куда течет эта золотоносная река.
- И? - Ла Карваль отхлебнул прямо из бутылочного горлышка, клацнув зубами по толстому стеклу.
- Не обладая талантом дознавателя, я наделал множество ошибок, - признал свое несовершенство Шарль. - Однако кое-что разузнать мне удалось: один рукав этой реки находился в Тулузе, другой устремлялся в Италию. А года два назад положение дел изменилось - бывший итальянский рукав перемещается по Франции. Марсель, Ним, Фуа, Тулуза. Всегда и постоянно - Тулуза.
- «Золото из рук его», - как завороженный, повторил Ла Карваль фразу записки из кармана покойного Пьера Лану. - «Золото да падет на головы их, оборотясь раскаленным свинцом. Да не будет им нигде укрытия…» Кого ссужал деньгами ваш патрон? Кого?! - ему хотелось сгрести д'Арнье за отвороты щегольского дорожного камзола и трясти, пока викарий не даст правдивый ответ.
- Я не знаю, - д'Арнье встал, прошел по комнате от окна к двери, четыре шага по вытертому пестрому ковру. - Но можно догадаться, что эти люди или человек часто переезжали, - он остановился за спиной Ла Карваля, теперь его дыхание чуть ерошило волосы прокурора. - Я не лез в дела его преосвященства, всецело доверяя ему и исполняя то, что он считал нужным поручить мне. Я прекрасно знал, что не все его дела безупречны и честны, но таков весь мир. Кто я таков, чтобы воевать с общепринятым порядком? Монсеньор сделал меня тем, кто я есть теперь. Мне не хотелось прослыть неблагодарным, - ладони, словно невзначай опустившиеся на плечи Ла Карваля, были вескими и спокойными, руками уверенного в себе человека. - Но теперь… Я в сомнении. В сомнении и смятении. Я думал, в гробу де Вержьена будет лежать тело давно умершего человека. Но тела нет. Нет и никогда не было. А монсеньор и его верный казначей пересылают немалые деньги неведомо кому. Год за годом. Что они оплачивают, молчание? Возможность сохранить в неприкосновенности свои тайны - к примеру, о том, что на самом деле произошло десять лет назад в Тулузе и, возможно, творилось в других городах? Я священник, пусть и не слишком ревностный в своем служении, но я - не слуга закона. Зато вы, Кантен де Ла Карваль - королевский следователь.
- Мне нужно имя. Хотя одно имя, - против воли Ла Карваль поддался убеждающей силе вкрадчивого, исполненного внутренней силы голоса. - Я устал гоняться за призраками.
- Шосселен, - шепот, которым было выдохнуто над ухом имя, больше напоминал любовное признание. - Альфонс Шосселен. Я не знаю, настоящее это имя или поддельное. Не знаю, кто этот человек, но последние два года получателем денег является именно он. И сейчас я отважусь предположить: он каким-то образом связан с беспокойным мертвецом де Вержьеном, улетевшим Яблочным Ангелом. Если не является им - в ином обличье.
- Этого не может быть, - с пьяной уверенностью заявил Кантен.
- Почему? - пальцы Шарля бережно и умело разминали плечи Ла Карваля, прогоняя усталость из напряженных мышц, и в его голосе почти не слышалось тревоги. - Вы сталкивались с Амори де Вержьеном лицом к лицу?
- Я знал его сына… - Кантен прикусил кончик языка. Перед глазами вспыхнули белые искры, рот наполнился солоноватой слюной, изгнавшей хмельной дурман. - Это давняя история. Ах, святой отец, что бы вам не заговорить немного раньше! - он принудил себя рассмеяться, нетрезвым и злым смехом, потянулся к бокалу, но не сумел ухватить его трясущейся рукой. - Довольно с меня на сегодня. Послушайте, Шарль, я должен подумать. Над всем, что вы сказали. Хорошо поразмыслить. На трезвую голову. Спасибо вам, но… - руки исчезли, Ла Карваль поднялся, не слишком твердо держась на ногах и честно признав: - Сейчас от меня никакого толку. Признаться, в моей практике это первое вскрытие могилы. К тому же незаконное. Вы же меня не выдадите?
Шарль д'Арнье отступил в тень дальнего угла комнаты, обхватив ладонями локти. Кивнул, длинные прямые локоны упали вперед, скрыв часть лица.
- Разумеется. Все сказанное и сделанное останется исключительно между нами, - заверил он, из-под приспущенных ресниц наблюдая за тем, как прокурор не слишком твердой рукой поворачивает ключ в замке. Как он уходит, локтем придерживая захваченную с собой бутыль, и как за ним закрывается дверь.
Оказавшись у себя в комнате, Ла Карваль сунул бутылку в карман и выпрямился, тяжело привалившись спиной к двери гостиничного нумера. Ему хотелось кричать. Хотелось выть от отчаяния и бессилия. Зверь, с рождения обитавший в темных глубинах его души, чуял близкую добычу - но человек сегодня не поддался жаждущему рыку. И теперь разъяренная тварь клацала окровавленной пастью, полосовала когтями сердце, требуя схватки, близость которой она чуяла расширенными, дрожащими в предвкушении ноздрями. Кантену надо было сделать единственный шаг навстречу - и он получил бы желаемое, великолепное тело с перекатывающимися под светлой кожей мускулами, достойного соперника и любовника. Он заполучил бы Шарля д'Арнье - и кучу неприятностей. Шарль ничуть не желал его - но святому отцу зачем-то требовалась эта ночь близости. Как продолжение его внезапной откровенности. Его руки были подобны капкану, Ла Карваль даже ощутил холодок захлопнувшихся челюстей, чудом не сомкнувшимся на живой плоти.
Он прикинулся захмелевшим и улизнул. Но Господь свидетель, как же ему сейчас хотелось обладать Шарлем. Пасть в пропасть и сгореть в огне, что бушует внутри бесстрастной мраморной статуи с синими глазами. Утолить свою безумную жажду, не думая о последствиях. Но - нельзя. Цепь, ловушка, клетка. Искушение, манящее к себе. Липкая паутина. Одно неосторожное, необдуманное движение - и его с головой замотают в плотный кокон невысказанных обещаний, взаимных одолжений, моральных долгов и молчаливых соглашений. Сеть, из которой не вырваться.
- Месье прокурор? - разбуженный и встревоженный Арман зашевелился на диванчике, затеплил свечу. Прижал ладонь к губам, расширенными от испуга глазами глядя на растрепанного, терзаемого неудовлетворенным желанием и страстью столичного прокурора, еле слышно пролепетав: - Что случилось?
- Ничего, - Ла Карваль содрал камзол, швырнув его прямо на пол. За камзолом последовали жилет и рубаха в расплывающихся винных пятнах. Избавившись от одежды, молодой прокурор, зло отфыркиваясь, принялся умываться в большом жестяном тазу, разбрызгивая воду и чертыхаясь про себя. Он совершенно позабыл об этой ходячей докуке, безмолвном месье Шапри, даже не сознающим, каких опасностей ему удалось избежать. Боже, почему он не оставил мальчишку под надежным присмотром Марселя и не позвал с собой Франсуа? Но может ли он теперь доверять актеру? Есть ли в этом двуликом городе хоть один человек, на которого можно положиться? Франсуа связан с д'Арнье - хотя черт их разберет, насколько прочна эта связь, ведь Моран вроде бы является живой собственностью преподобного… Которого актер тоже не балует вниманием… А мальчишка так диковато и опасливо косится издалека. Где случайные прохожие наткнулись бы на его труп с полуоторванной головой - у берега Гаронны или в какой-нибудь сточной канаве? - Ровным счетом ничего, Арман.
- Но вы… С вами все в порядке? - меньше всего Арману хотелось ложиться спать в обществе прокурора, пребывавшего в столь неуравновешенном состоянии духа. Сжавшись в комочек, он следил за тем, как тот затравленным зверем мечется по комнате, шипя сквозь зубы обрывки слов и ругательств, проклиная невесть кого - может быть, самого себя. По добросердечию Арман испытывал сочувствие к чужим страданиям - но предпочел бы, чтобы месье Ла Карваль исходил яростью в другом месте. Подальше от Армана Шапри. Желательно за крепкой дверью с надежными замками.
Окончательно спятивший зверь ревел, задирая морду к окровавленной луне. Пусть его лишили достойной добычи, но в темном углу источала соблазнительный аромат сахарная косточка, доступная и беззащитная. Нужно всего лишь протянуть руку и взять ее. Косточки не способны защищаться, они рождены, чтобы жалко хрустнуть в клыках хищника, наполнив его пасть сладостью и кровью.
«Но я не зверь, я - разумный человек!»
- Нет, - Ла Карваль остановился посреди комнаты, несколько раз глубоко, со свистом, втянув воздух сквозь зубы. - Со мной не все в порядке. Мне очень жаль, месье Шапри, но для вашего же блага - проведите ночь в другом месте. Отец д'Арнье! - прокурор качнулся в сторону, ударив кулаком по тонкой стенке. От сотрясения с гвоздя сорвался и грохнулся на пол дрянной пейзажик.
- Что такое? - приглушенно отозвался из-за стены Шарль.
- Сделайте одолжение, приютите месье Шапри на ночь! - рявкнул Кантен. - Ступайте, месье Арман. Ступайте, кому говорят!
Ничего не понимающий, донельзя перепуганный Арман вцепился в тонкое гостиничное одеяло, закутавшись в него наподобие плаща, и шмыгнул в коридор. Всей шкурой чуя: только что он чудом избежал весьма жутковатых неприятностей.
Когда за мальчишкой захлопнулась дверь, Ла Карваль ничком рухнул на узкую гостиничную кровать, вжавшись всем телом в колкую упругость набитого сеном матраца. Вгрызся зубами в мягкую подушку, расшитую аляповатыми цветами, заглушив рвущийся наружу крик. Приказывая себе успокоиться. Успокоиться и взять себя в руки. Обдумать то, что он узнал сегодня. Решить, каким образом это может быть использовано в игре, которую он ведет.