Страница 49 из 69
Новый день начался со ставшей уже привычной встречи в Цветочном зале. Монсеньор нынешним утром, хоть и улыбался добродушно, выглядел нездоровым, предпочтя сразу же устроиться в обширном кресле. Ла Карваль пребывал не в духе, мрачно буркнув приветствие и сразу же отойдя к одному из высоких окон. Франсуа, к своему удивлению и разочарованию, выяснил, что после вчерашних постельных развлечений ему отчего-то не удается, как прежде, изогнуться и застыть в требуемой напряженной позе на фальшивом «алтаре». Он выразительно закатывал глаза, вертелся и кряхтел, пока мэтр Эшавель в понятном раздражении не прикрикнул на него, потребовав сохранять неподвижность. Актер послушно замер, шепотом костеря жизнь, изящное искусство, живопись, покровителя, а заодно и Ла Карваля – по мнению Франсуа, тот слишком уж кровожадно замахивался на единственную драгоценность месье Морана. Должно быть, злился из-за того, что минувшую ночь месье прокурору пришлось провести в одиночестве. Сегодня исполнителям ролей древних богов принесли их атрибуты - выглядевшие и сверкавшие почти как настоящие, и Франсуа до чрезвычайности беспокоила острая кромка позолоченного серпа, маячившая поблизости от его плоти.
Шарлю было проще - приобнимать Франсуа с выражением мрачной задумчивости на лице было делом плевым, тем более, что мысли, бродившие у него в голове, и впрямь не отличались оптимизмом. Ему не давала покоя их вчерашняя беседа о Ла Карвале. Сейчас, глядя в черные раздраженные очи прокурора, отец д'Арнье не решился бы повторить свои небрежно брошенные слова о благотворительности.
Несмотря на требование художника, охваченный дурным настроением Ла Карваль раздеваться не стал, глухо рыкнув, что «еще одно слово – и ноги его здесь не будет». Однако вскоре он пожалел о своем решении – от солнечных лучей в зале стало тепло. Под своим наглухо застегнутым камзолом прокурор ощущал себя драконом, закованным в броню и потихоньку запекаемым заживо.
Ла Карваля весьма заинтересовал врученный ему серп: не подделка и не перекованный обыденный предмет крестьянского обихода, но тяжелое, внушительное оружие, покрытое тонким слоем золота. Весьма подходящее для того, чтобы нанести удары, коими были чуть не отделены от тел головы Терезы Люсьен, Полетт Лану и Амалии Лану.
- Прекрасная игрушка, - небрежно заметил он, поигрывая изогнутым узким лезвием. – У какого антиквара вы его приобрели, мэтр?
- Аккуратнее, месье прокурор! – не выдержал Франсуа, когда сверкающее полулунное лезвие в очередной раз блеснуло в опасной близости от его тела, обдав едва заметным ветерком. – Мне эта штуковина еще дорога! Месье Роже, ну скажите хоть вы ему – пусть не изображает из себя пейзанина на сенокосе!
- В самом деле, - вступился за любимца монсеньор, - мэтр Ла Карваль, не пугайте так бедного месье Морана. Вы должны его понимать, как мужчина – мужчину.
Эшавель, поразмыслив, решил ответить на вопрос прокурора:
- Помнится, довольно давно, лет двадцать или тридцать тому, крестьяне вспахивали поле в окрестностях города. Плуг вывернул из земли древний клад. В числе прочих вещиц там был и этот серп – и я прикупил его, вдруг пригодится в качестве атрибута… Чуть левее локоть, отец Антуан.
Ради спокойствия Франсуа прокурор чуть передвинул руку с тяжелым оружием.
- Не волнуйтесь, месье, - сквозь зубы холодно процедил он. – Лишу вас этой милой вещицы не я.
- И на том спасибо, - раздраженно проворчал Франсуа. - Теперь я знаю, к кому обращаться за мрачными предсказаниями. Вы, месье Ла Карваль, всегда готовы обнадежить ближнего своего и поддержать его в беде. Обещайте, что принесете мне букетик на могилку, желательно из белых лилий!
- Франсуа, сиди спокойно, - Шарль чуть надавил растопыренной пятерней на плечо маленького месье Морана.
- Я и так сижу, спокойней некуда!
- Ты вертишься.
- Да не верчусь я!
- Господа, это просто невыносимо! – Эшавель воткнул кисть в кувшин с водой, обтер руки тряпицей в пестрых пятнах краски. – Вы нынче совершенно не расположены к работе.
- А чего он!.. – совершенно по-детски вспылил Франсуа.
- Месье Моран, - монсеньор изволил шлепнуть ладонью по бархатному подлокотнику кресла. – Извольте вести себя пристойно.
Уловив в голосе преподобного неприкрытую угрозу, Франсуа вздохнул и смирился со своей участью жертвы. Коротая время позирования в попытках изловить рубиновым перстнем солнечный лучик и нацелить его в глаз недовольно фыркающему «Таранису».
- Какая муха вас сегодня укусила, месье Ла Карваль? – осведомился актер, когда работа над картиной была завершена, и они с прокурором покинули гостеприимный архиепископский дворец. На улицах, несмотря на конец сентября, было жарко и душно. Пахло горелым – из-за жары, как жаловались на рынке торговцы из окрестных деревень, загорелись леса за Гаронной и общинные поля. По улицам плыл сизый дым, заставлявший людей чихать и кашлять. Подле общественных фонтанов образовались небольшие столпотворения. Уличные собаки с высунутыми и капающими слюной языками неприкаянно бродили в поисках островков тени. – Надеюсь, это не связано со мной?
- Мне не дает покоя кое-что из сказанного преподобным, - неохотно признался Ла Карваль. – Сегодня с утра я нарочно заглянул в Галерею Ангелов – сравнить…
- Что именно и с чем вы сравнивали? – оживился заинтригованный Франсуа.
- Портреты Амори де Вержьена, Яблочного Ангела. У него, единственного из всей коллекции его преосвященства, крылья написаны в черных тонах, - голос прокурора звучал растерянно и смущенно, будто Ла Карваль прекрасно понимал всю несостоятельность и хрупкость своих домыслов. Однако Франсуа немедля развил его догадку:
- Темного ангела проклинал перед смертью покойный Лану. В доме Амалии Лану мне привиделся темный ангел, управлявший поступками убийц. Монсеньор называл Амори своим темным ангелом. Вы что, - актер запнулся о выступавший из мостовой булыжник, зачастив: – Думаете, Амори де Вержьен жив?! Он каким-то образом обманул преосвященного – и тогда, десять лет назад, инсценировал свою смерть и скрылся? А теперь вернулся в Тулузу и снова руководит своими адептами?
- Монсеньор всячески уходит от ответов на вопросы, когда и при каких обстоятельствах умер Амори, - подтвердил Ла Карваль. – Что ж, если он не хочет говорить, я узнаю это сам. Муниципалитет следит за рождением и смертью обывателей, кончина столь значительного человека, как граф де Вержьен, не могла пройти незамеченной и незафиксированной. В общем, я отправил секретаря порыться в документах. К вечеру я буду точно знать, где похоронен Амори – и когда он покинул наш мир.
- Это поможет вашему расследованию?
- Поможет, но… - прокурор остановился, пропуская нарядный маленький экипаж. – Чем больше я размышляю, тем больше понимаю: монсеньор де Лансальяк в любом случае окажется под ударом. Если я найду преступников – значит, его эминенция был недостаточно внимателен к нуждам паствы и пренебрегает надзором за нравственностью подопечных. Если преступников не обнаружат – стало быть, монсеньор Тулузский сам впал в ересь и своими действиями нарочно запутал молодого, но неопытного парижского юриста. В последнем случае дело может обернуться совсем скверно, ибо мне немедленно припомнят все совершенные в Тулузе грешки. Вас, месье Моран, в том числе, - Ла Карваль невесело хмыкнул. – Если же, не приведи Господь, прирежут еще кого-нибудь – мне вменят в вину неспособность вести следствие и лишат должности в Шатле.
- Тогда что же нам делать? – опешил Франсуа.
- Продолжать начатое и надеяться на лучшее, что же еще, - высокомерно откликнулся молодой прокурор. – Ничего, выкрутимся как-нибудь. Посмотрим, как пойдут ваши дела в балагане под покровительством Фортуны.
Театр господ Шосселена и Рийоля не шел ни в какое сравнение с прекрасным залом во дворце архиепископа. Здесь не было никаких уютных лож и мягких удобных кресел, только обычные длинные скамейки, изрезанные ножами и шатающиеся. Под ногами на давно немытом полу шуршал мусор. Небольшое гулкое помещение освещали несколько масляных фонарей, рядком выставленных вдоль жестяного желоба рампы – отчего освещенные снизу лица собравшихся на сцене участников труппы казались уродливо вытянутыми книзу и то лишенными глаз, то в их зрачках вспыхивало багровое пламя. Занавес был сшит из нескольких кусков скверно выкрашенного холста и подвязан обычной веревкой. На сцене валялись пустые деревянные ящики и сундуки, на которых расселись актеры.
Ла Карваль занял место в одном из последних рядов, очень удачно сделав вид, что его здесь вовсе нет. Франсуа прошел между рядами скамеек к сцене, вгляделся – и едва подавил обрадованно-изумленный вскрик. Среди незнакомых ему молодых людей и девиц затесались две личности, встреча с которыми заставила сердце месье Морана биться быстрее. Аккуратная скромница мадемуазель Годен, былая Акта из «Сердца тирана», и вечно взлохмаченный Мари-Раймон, исполнитель роли Британника. Увидев их, Франсуа опешил – что, если бывшие знакомцы сейчас начнут расспрашивать, с какой радости он покинул золотое гнездышко под полой архиепископской сутаны и шатается по дешевым заведениями навроде «Театра Фортуны»?
Но перемолвиться словом им не удалось – из боковой кулисы вышел и ловко спрыгнул в зал месье Рийоль. Уселся на табурет, поставленный в проходе между скамей, оглядел труппу.
- Отчасти мы уже знакомы, но представимся еще раз, - негромко сказал он. – Нашей надеждой и финансовой опорой является месье Шосселен, с которым вы будете подписывать контракты и из рук которого вам предстоит получать жалование. Я – мэтр Рийоль. Ваше персональное проклятие, все запомнили? Теперь вы. Филипп, Мари-Раймон, Николетт, Франсуа, Адель, Зизиль, Арман, Лоретта, Жанно…
Десять молодых людей и четыре девушки на пустой сцене невольно старались держаться поближе друг к другу, изучающе косясь на будущих партнеров и на мэтра Рийоля. Как почти сразу бросилось в глаза Франсуа, труппу для будущего представления мэтр подобрал, сделав ставку на облик и возраст. Старшему из присутствующих, Филиппу, медлительному блондину крупного сложения, было около тридцати, остальные были куда моложе – и довольно хороши собой. У кого-то, как подметил опытным взглядом месье Моран, уже имелся опыт лицедейства, кого-то взяли исключительно за миловидность.
- Наше представление состоится через две недели, - надтреснутый голос распорядителя был слышен не слишком далеко, отчего всем пришлось приблизиться к краю сцены и внимательно вслушиваться. - Некоторым из вас придется заучить свой текст. Кому речей на первый раз не достанется, пусть не надеется смирно отсидеться в уголке. Работать придется всем. Каждый из вас клятвенно заверил меня, что позарез нуждается в деньгах и готов ради этого на многое. Последний шанс передумать - сейчас. Выход вон там. Обещаю, это никак не скажется на вашей репутации. Есть желающие покинуть нас? - он замолчал, выжидательно глядя на пеструю труппу глазами цвета мутной болотной зелени.
Вопрос прозвучал риторически. Молодые актеры и актрисы, пусть и чувствовали себя не в своей тарелке, отступать не собирались и наперегонки к дверям не бросились, хотя кое-кто нерешительно переступил с ноги на ногу.
- Нет желающих? – мэтр Рийоль одобрительно кивнул. – Что ж, это радует. Но предупреждаю: в ближайшее время вам предстоит забыть слова «не хочу», «не буду» и «не умею».
- А какие выучить: «Дайте мне вот этого, и побольше?» - отважился сострить Мари-Раймон, усевшийся на срезе сцены.
- Верный ход мыслей, - кивнул мэтр. – Но я бы предпочел, чтобы вы пока придержали свое остроумие при себе. Итак – вот этого, и побольше. Без возражений и долгих споров. Мы с мэтром Шосселеном позаботимся, чтобы ваши труды были вознаграждены по достоинству, хотя золотых гор и легкой жизни не обещаю. Теперь, дамы и господа, посмотрим, на что вы способны, - он призывно помахал в воздухе пачкой листов. – Разбирайте. Послушаем ваши голоса и чтение.
На разрозненных листках оказались строфы расиновой «Федры» - против ожиданий Франсуа, уже приготовившегося получить текст навроде «Сердца тирана», только куда худшего качества. Мэтр Рийоль оказался куда более требовательным постановщиком, нежели сам месье Моран – Франсуа гонял своих подчиненных до седьмого пота, этот новичков – до десятого. Досталось всем: Филиппа обозвали Каменным Гостем, Николетт раскритиковали за холодность жестикуляции, Армана – за излишнюю живость и нервность. Самому Франсуа досталось за неистребимый южный говорок, Мари-Раймону – за нечеткость дикции. Часа через три было дозволено сделать небольшой перерыв, не покидая зала. Содержатель театра расщедрился, молодежи с улицы принесли снеди и корзину с бутылками вина. Мэтр Рийоль и его появившийся в зале компаньон, месье Шосселен, отошли в дальний угол зала, и долго о чем-то шептались. Можно было не биться об заклад, обсуждались сидевшие на сцене молодые люди – но как любопытная актерская братия ни настораживала уши, разобрать толком ничего не удалось.
- Тебя что, пнули со двора? – Раймон плюхнулся рядом, стукнул стаканом по краю стакана Франсуа. Подошедшая Николетт подобрала юбки, усевшись на скрипнувший сундук, и улыбнулась:
- Рада снова вас видеть, месье Моран. Это правильно, что вы ушли оттуда. Нечего вам там было делать.
- Ну, не скажи, - хмыкнул Раймон. – Делать там как раз было очень даже есть чего…
- Трепло, - Николетт беззлобно дернула болтливого приятеля за ухо и повернулась к Франсуа, одарив его приязненным взглядом темных очей. – Я полагаю, вы напрасно тратили свой талант на покровителя, а Раймон со мной не согласен. Он только и ищет, кому бы продаться подороже, да покупателя на столь подпорченный товар не находится. Знаете, - она надкусила пирожок, слизнула выступившую каплю вишневого варенья, - я надеялась, что вы уйдете оттуда и объявитесь в «Театре Фортуны». Вы ведь слыхали про мэтра Рийоля?..
- Что мы должны знать? – немедля заинтересовался Франсуа. – Какой-такой секрет?
Актриса заговорщицки понизила голос, обоим собеседникам пришлось податься ближе:
- Не обращайте внимания на запустение и хлам – здание сняли совсем недавно. Мэтр Рийоль – он… у него есть редкостный талант. Талант наставника, каким немногие могут похвалиться. Можно родиться с умением играть на сцене, но редко встречается дар обучать актеров мастерству. Талант создавать спектакли на новый лад – как хотели сделать вы, Франсуа, только он куда опытнее. Я так давно мечтала попасть именно к мэтру! Несмотря на… - Николетт запнулась, но сумела твердо и решительно закончить фразу: - Несмотря на то, что здешние постановки совсем не отличаются целомудрием и сдержанностью. Но я… думаю, я с этим справлюсь. Главное – мы сможем учиться, учиться у человека, одаренного самим Господом! Хотя вернее будет сказать – благословенного Аполлоном, потому что Господь, как я слышала, не жалует комедиантов, - девушка хихикнула, гордясь своим вольнодумством.
- Мадонна вступилась за Тангейзера, - задумчиво напомнил Мари-Раймон. Отобрал у увлекшейся рассказом мадемуазель Годен надкусанный пирожок и слопал сам.
- Так то Мадонна! Женщины всегда падки на красавцев с хорошими голосами, - высказался Франсуа. – Николетт, а откуда к нам явилось это сокровище, мэтр Рийоль, вам не довелось узнать?
- Года два тому он вместе со своим компаньоном приехал из Италии, - не очень уверенно ответила мадемуазель. – Он имел там большой успех, а теперь решил вернуться на родину.
- Значит, нам несказанно и незаслуженно повезло, - подвел итог Раймон. – Надо зубами и когтями держаться за это место, вот что я думаю.
- А где вы потеряли Терезу? – вспомнил о расследовании прокурора и о его догадках Франсуа. – Мадемуазель Годен, мне казалось, вы с ней неразлучны.
- Мы и были неразлучны, - кивнула Николетт, подставляя свой стакан под горлышко бутылки. – Только после спектакля у вашего патрона Терезе улыбнулась удача. Она познакомилась с одним из гостей и влюбилась по уши. Собралась и укатила к своему дружку – у него поместье где-то под Тулузой. Надеюсь, она счастлива. И надеюсь, что в один прекрасный день Люсьен не свалится мне на голову с раздутым чревом и с длинным перечнем своих несчастий. Перед отъездом она клялась мне писать, но это же Тереза! Наверняка позабыла обещание, как только выехала за ворота.
«Она не напишет, не приедет и никогда больше не выйдет на сцену. Тереза убита. Ее увезли на уединенный островок и перерезали горло. Нашу Терезу похоронили на окраинном кладбище за счет Церкви и щедрости монсеньора», - Франсуа кивнул в знак того, что слышал, и отсалютовал стаканом:
- Пусть ей будет лучше, чем нам.
- Пусть ей будет лучше, чем нам, - хором повторили Мари-Раймон и Николетт давнее актерское пожелание.
- А с кем именно она водила знакомство? – рискнул спросить Франсуа. Мадемуазель Годен пожала плечами:
- Вот не скажу. Обычно у Терезы не было от меня секретов, но тут она стала такой скрытной. Я только знаю, что она подцепила этого поклонника на «Сердце тирана». Говорила, он был восхищен ее игрой.
Мэтр Рийоль вернулся к сцене, громко похлопал в ладоши, дав знать об окончании перерыва. Возвращения к трагической истории древнегреческой царицы и ее пасынка не последовало. В зал пожаловал новый персонаж: длинный и тощий тип со скрипкой, переливы которой звучали неожиданно чисто и ясно, отзываясь под невысоким потолком с закопченной росписью. Рийоль погнал своих подопечных танцевать, создавая и меняя пары, подыскивая наилучшие сочетания, ставя девушек в пары с девушками, а юношей – с юношами. Оказавшись с паре с представителем своего пола, некоторые неожиданно для себя терялись, не в силах сделать и шагу. Симпатичная Адель вообще закаменела столбом посреди сцены и указующим жестом мэтра была согнана в зал.
Франсуа достался в пару смазливый темноволосый юнец по имени Арман, похожий на фарфорового пастушка естественным румянцем во всю щеку и с красивым тонким ртом. Двигался он недурно и ловко, но оба пытались вести, отчего постоянно сбивались с такта и наступали друг другу на ноги. Месье Моран шепотом посоветовал ему расслабиться, согласившись изображать даму – и парочка прошла круг ровно, без дерганья, почти безупречно сплетая сложную дорожку шагов. Создавая впечатление, что в танце и впрямь участвуют молодой человек и переодетая пажом девица – вот только Франсуа заметил, что его партнер тщательно избегает соприкосновений, стараясь даже в танце держаться в отдалении. Танцевать Франсуа всегда любил, для него это было занятием легким и естественным, также как и полушепотом поддразнивать партнера и нового знакомца, пока тот довольно резко не крутанул Франсуа в заключительном пируэте, едва не потеряв равновесие и выпустив руку партнера.
- Усердие хорошо в меру, - сухо заметил мэтр Рийоль, но все же кивнул.
Следующая пара, Лоретта и пухленькая брюнетка, откликавшаяся на странноватое прозвище Зизиль, имели опыт подобных танцев - или просто увлеклись игрой, облетев пыльную сцену вихрем развевающихся юбок под дробный топот каблучков и залихватское пение скрипки. Рийоль заставил девушек повторить круг, после чего удовлетворенно кивнул, заявив:
- Вы двое, будете парой. Идиллических пастушек из вас явно не выйдет, но посмотрим, на что вы сгодитесь... Что ж, для начала неплохо. Дамы и господа, на сегодня достаточно. Завтра начинаем в то же время и распределяем роли. Всем спасибо, все свободны.
Франсуа казалось – золотой дурман, владевший им на протяжении последних месяцев, начинает постепенно развеиваться. То, что он устал до подкашивающихся ног и трясущихся рук, было хорошо и правильно. Он давно не уставал так – от работы, от усилий, от ощущения того, что у него наконец что-то получается толком. От осознания того, что он на своем месте.
Разошлись не сразу. Какое-то время кучка актеров и актрис стояла в грязноватом фойе, шумно делясь впечатлениями и нервно пересмеиваясь. Франсуа без труда сообразил: его новые приятели в глубине души ожидали и опасались худшего, а угодили в опытные руки человека, знающего свое дело. Филипп предложил заглянуть в ближайшую таверну и отметить первый день, но сошлись на том, что все устали и предпочтут разойтись по домам.
Франсуа прошел с десяток шагов вниз по улице святого Оноре, когда из какого-то узкого грязного переулка выскользнул довольный собой Ла Карваль, удовлетворенно сообщив:
- Я отыскал черный ход. Можно приходить и уходить незамеченным.
- Есть хочу, просто помираю, - пожаловался Франсуа. – Давайте прогуляемся в кофейню на набережной. Как вам понравилось логово злодеев?
- Благообразно, - вынужденно признал Ла Карваль. – Впрочем, наивно было бы предполагать, что у них в центре сцены громоздится жертвенник или кровать на двенадцать персон, где от вас потребовали бы изобразить что-нибудь горячее.
Облюбованный ими во время вчерашней прогулки уединенный столик в кофейне на берегу Гаронны оказался не занят. Актер и прокурор уселись за символическим ограждением в виде штакетника, оплетенного шпалерными розами, повядшими из-за жары. Франсуа вцепился в поданную ему чашку с горячим шоколадом, обжигаясь, выхлебал половину, и взглянул на Ла Карваля – в карих глазах читался азарт:
- Что теперь скажете касательно мэтра Рийоля? Похож он на вашего знакомца?
- В момент, когда он раздавал вам указания – удивительно был похож, - задумчиво кивнул Ла Карваль, отломив кусок от пирожка с мясной начинкой и бессмысленно раскрошив его по столу. – Правда, клясться в этом на Библии я бы не стал. Может, они и впрямь никакие не друиды и не люцифериты, а самые обычные поставщики живого товара… Но чутье меня редко подводило. Слишком много совпадений.
- Все совпадения шиты белыми нитками, если выяснится, что мэтр Рийоль не имеет никакого отношения к семейству де Вержьен, - Франсуа держал чашку обеими руками, принюхиваясь к сладкому ванильному аромату. – Ведь преподобный уверен, что Гийом Ля Мишлен сейчас выхаркивает легкие в Гаити или в Гвиане. Но зато я встретил знакомых, с которыми мы ставили спектакль для монсеньора, и наткнулся на следы Терезы Люсьен. Мои друзья уверены, что Терезу увез поклонник, с которым барышня Люсьен познакомилась после премьеры во дворце его эминенции.
- Их не удивило, что от нее больше не было никаких вестей? – насторожился молодой прокурор.
- Нет. Мы же – перекати-поле. Познакомились в Тулузе, разъехались, через год встретились другим составом в Бордо, еще через год добрались на гастроли в Лион, узнав, что кто-то умер, кто-то женился, а кто-то сменил фамилию и амплуа, - объяснил Франсуа. – Что же до мэтра Рийоля, то моя знакомица, мадемуазель Годен, утверждает, якобы он приехал года два из Италии, - он допил шоколад, заказал еще чашку и задумчиво добавил: - Тут такая странная вещь происходит. Вы не поверите, а если даже поверите – не поймете…
- Вы опять что-то… увидели? – Ла Карваль нетерпеливо подался вперед. – Что-то ощутили? Расскажите мне, Франсуа!
- Обещайте не смеяться, - месье Моран поставил чашку на блюдце, сцепил пальцы перед собой в замок, несколько раз шумно вдохнул и выдохнул, выпалив: - Мэтр Рийоль, кем бы он ни был на самом деле, обладает редкостным даром. Понимаете ли, Ла Карваль, в чем дело… Когда у тебя есть талант, сцена и возможность делать то, что ты можешь - тебе больше не нужно ничего другого. Ни милостей Сатаны, ни благосклонности древних богов, ничего. Ты сам - бог. Они все могут катиться на все четыре стороны и идти своей дорогой, потому что у тебя есть своя, своя собственная звезда и искра. Пусть и горящая в столь убогом местечке, как этот балаган, куда мы нанялись. Да, может Рийоль и ставит пасторали с балетами, в финале которых зрители имеют исполнителей, но это не важно... Понимаете - не важно! - он с надеждой заглянул в черные очи Кантена, видимо, не нашел там понимания, удрученно мотнув головой: - Нет, вы не поймете.
- Я вовсе не настолько тупой и бесчувственный, каким пытаюсь казаться, - прокурор почувствовал себя несколько уязвленным. – Даже моего разумения достало, чтобы заметить: там, на сцене, вы становитесь другим. Вам недостает подмостков, пусть это даже дешевейший и грязный балаган. Послушайте, месье Моран, - он помедлил, подбирая нужные слова. Франсуа выжидательно смотрел, чуть склонив голову: - Почему бы вам не… ну, не бросить то, чем вы занимаетесь? Недостойно мужчины быть подстилкой, пусть даже на паркете под ногами его преосвященства.
- Он не хочет, чтобы я уходил, - коротко объяснил Франсуа. – И я… я не могу. Вы сами знаете, как ему трудно сейчас. Если я уйду, это будет… как бегство с тонущего корабля.
- У монсеньора есть отец Антуан д'Арнье и целая свора тех, кто вытащит его из любой сложной ситуации, - возразил Ла Карваль. – Ваше присутствие или отсутствие ничего не изменит, - он протянул руку, на миг накрыв своей ладонью ладонь Франсуа. – Или все дело в деньгах? В той жизни полной чашей, которую он в состоянии вам предложить? Задумайтесь, месье Моран – что станется с вами, если ваш покровитель будет свергнут со своего пьедестала? Никто не поверит в вашу невиновность и непричастность, сразу же отыщутся свидетели - и вы окажетесь за решеткой. По обвинению в непристойном поведении, содомии и черт знает в чем. Может, в систематических кражах у вашего покровителя.
- Не пугайте, мне и так страшно, - Франсуа ткнулся локтями в поползшую грязноватую скатерть, запустил пальцы в растрепанные после танцев волосы, ероша прядки. Размышляя над тем, как на самом деле следует понимать горячую речь прокурора и каков истинный смысл его слов. Не может ведь быть такого, чтобы Ла Карваль всерьез предлагал ему оставить монсеньора и Тулузу, перебравшись в Париж? Далекая, холодная, величественная столица. Кто он там будет – актер с провинциальной сцены, один из десятков тысяч, гоняющихся за золотым призраком славы? – Прежде у меня хотя бы оставалась надежда, что все как-нибудь разрешится, что вы окажетесь умнее и сообразительнее всех, и выведете преступников на чистую воду.
- Выведу, - с апломбом заявил Ла Карваль. – А вы мне в этом поможете. Даже против своей воли. Не кукситесь, Франсуа. Каков бы ни был исход этого дела, обещаю, я позабочусь о вас.
Франсуа в ответ скептически вскинул бровь, мол, чего стоят ваши обещания?