Высокие небеса Тулузы

Мэтр Эша­вель по­явил­ся в ар­хи­епис­коп­ском двор­це бли­же к ве­черу. В за­литой све­том за­ходя­щего сол­нца гос­ти­ной его встре­тили не толь­ко пре­ос­вя­щен­ный, отец д'Арнье и месье Мо­ран, но и ко­ролев­ский про­курор де Ла Кар­валь, что нес­коль­ко оза­дачи­ло поч­тенно­го жи­вопис­ца.

- Мне приш­ла в го­лову фан­та­зия сде­лать вам но­вый за­каз, мэтр, - лю­без­но со­об­щил ему де Лан­саль­як. – С прек­расным но­вым сю­жетом, дос­той­ным ва­шей кис­ти.

Ла Кар­валь при­дал ли­цу са­мое ка­мен­ное и неп­ро­ница­емое вы­раже­ние, отой­дя к ок­ну, что­бы на не­го па­дали сол­нечные лу­чи. Чет­кий си­лу­эт на фо­не зо­лотис­то­го си­яния, зло­вещий, над­менный и прек­расный. Они с Фран­суа це­лых чет­верть ча­са ре­пети­рова­ли эту по­зу, до­бива­ясь на­илуч­шей вы­рази­тель­нос­ти!

- Я весь вни­мание, ва­ше пре­ос­вя­щенс­тво, - сдер­жанно пок­ло­нил­ся мэтр, и, ука­зав взгля­дом на про­куро­ра, не­до­умен­но при­под­нял од­ну бровь. Будь Ла Кар­валь прос­то при­ез­жим, имев­шим не­ос­то­рож­ность уго­дить в зо­лотые се­ти мон­сень­ора, тог­да все бы­ло прос­то и по­нят­но. Но сто­лич­ный про­курор Шат­ле? Мэтр пре­бывал в не­до­уме­нии и до­гад­ках.

Де Лан­саль­як со­вер­шенно вер­но по­нял при­чины за­меша­тель­ства сво­его жи­вопис­ца, пос­пе­шив его ус­по­ко­ить:

- Месье про­курор внял на­шим уго­ворам и ре­шил­ся ис­про­бовать се­бя в ка­чес­тве на­тур­щи­ка – вмес­те с от­цом д'Арнье и месье Мо­раном.

- Э-э, - мэтр пе­рес­ту­пил с но­ги на но­гу и, по­низив го­лос, уточ­нил: - А эта… кар­ти­на, она пред­назна­чена для… - он за­мол­чал, окон­ча­тель­но сби­тый с тол­ку.

Ла Кар­валь со­из­во­лил ра­зом­кнуть ус­та:

- Мон­сень­ор был так нас­той­чив, мэтр, пред­ла­гая мне по­зиро­вать, что не ос­та­вил мне ино­го вы­хода. Так что вам при­дет­ся ри­совать – а мне при­дет­ся тер­петь все это! – он кру­то обер­нулся к де Лан­саль­яку: - До­воль­ны? Да­вай­те, из­де­вай­тесь на­до мной даль­ше!

«Пра­виль­но?» - ук­радкой воп­ро­сили чер­ные гла­за у Фран­суа, вновь ощу­тив­ше­го се­бя пос­та­нов­щи­ком на сце­не.

«Не­дур­но», - кив­нул ак­тер.

Его пре­ос­вя­щенс­тво толь­ко ру­ками раз­вел, с из­ви­ня­ющей­ся улыб­кой взгля­нув на жи­вопис­ца:

- Нын­че месье Ла Кар­валь чрез­вы­чай­но стес­ни­телен. Хо­тя на­кану­не я имел чу­дес­ную воз­можность оце­нить его кра­соту в со­вер­шенно изу­митель­ном ин­терь­ере… и не еди­нолич­но. Вы же сог­ла­ситесь со мной, мэтр Эша­вель, что наш па­риж­ский гость яв­ля­ет со­бой ве­лико­леп­ную на­туру, дос­той­ную рез­ца Прак­си­теля - да­же в мно­гочис­ленных оде­яни­ях, со­об­разно тре­бова­ни­ям ны­неш­ней мо­ды?

Мэтр сог­ла­сил­ся и ос­то­рож­но по­ин­те­ресо­вал­ся: в ка­ких имен­но об­ра­зах его пре­ос­вя­щенс­тво же­ла­ет за­печат­леть сво­их… сво­их дру­зей? Вмес­то от­ве­та мон­сень­ор ши­роким жес­том ука­зал на про­куро­ра Шат­ле: мол, он за­казы­ва­ет му­зыку, у не­го и спра­шивай­те!

- Мне все еди­но, – зло бур­кнул Ла Кар­валь и пнул са­погом ма­лень­кий пу­фик. – Впро­чем, нет! Ес­ли уж мне поз­во­лено вы­бирать, то – ни­каких ан­ге­лоч­ков, ни­каких кры­лышек и су­саль­ных ним­бов! Вы на­пише­те нас в язы­чес­ком сти­ле, как од­ну из ва­ших за­каз­чиц, ба­ронес­су де Рам­си.

Про­курор шаг­нул к пре­подоб­но­му от­цу и глум­ли­во пок­ло­нил­ся.

- Вы бу­дете сод­ро­гать­ся от ужа­са, взи­рая на нас, ва­ше пре­ос­вя­щенс­тво! – по­сулил он. – Вся­кий раз вы бу­дете со­жалеть о дне, ког­да вам уда­лось при­нудить ко­го-то ис­полнить ваш кап­риз! Итак, мэтр, возь­ме­тесь за мо­гучих вла­дык ино­го, дав­но сги­нув­ше­го ми­ра? Или ма­лева­ние ро­зово­щеких со­сун­ков окон­ча­тель­но вы­холос­ти­ло ва­шу кисть и та­лант?

Эша­вель оби­жен­но вып­ря­мил­ся во весь свой не­вели­кий рост:

- Не сто­ит пре­умень­шать мо­его уме­ния, су­дарь. Из­ло­жите свои по­жела­ния, месье Ла Кар­валь, и я ска­жу вам, как это мо­жет выг­ля­деть, а пос­ле – и про­демонс­три­рую наг­лядно!

- Вы на­пише­те Та­рани­са, бо­га вой­ны, и Дис­па­тера, бо­га мер­твых, при­нима­ющих све­жую жер­тву, девс­твен­но­го юно­шу, - Ла Кар­валь го­ворил мед­ленно и тя­жело, чувс­твуя, как ди­ко ко­лотит­ся о реб­ра сер­дце. – У ме­ня бу­дет мо­лот, а у от­ца д'Арнье – зо­лотой серп, - Кан­тен на­роч­но пе­репу­тал ат­ри­буты бо­жеств, про­веряя, как вос­при­мет ого­вор­ку жи­вопи­сец. Поп­ра­вит или не об­ра­тит вни­мания?

- Преж­де чем нас­ме­хать­ся над мо­ими ан­ге­лами, на­писан­ны­ми в стро­гом сог­ла­сии с со­бор­ны­ми уло­жени­ями, вам, месье, сле­дова­ло по­луч­ше оз­на­комит­ся с пред­ме­том, в ко­ем вы по­лага­ете се­бя до­кой, - ед­ко за­метил мэтр Эша­вель. – Ко­ли вы бе­ретесь изоб­ра­жать Та­рани­са, мо­лот вам не по­ложен.

- Мо­лот, меч, не суть, - пре­неб­ре­житель­но от­махнул­ся Ла Кар­валь, - глав­ное, что­бы кровь сты­ла в жи­лах. Но вы пра­вы, а я ошиб­ся, ка­юсь. Про­чие одеж­ды и дос­пе­хи – на ва­ше ус­мотре­ние. Что до месье Мо­рана, то жер­тве хва­тит и тря­поч­ки, прик­рыть­ся.

Кан­тен уже был зах­ва­чен бу­дущим по­лот­ном, пред­став­ляя се­бе, с ка­ким нас­лажде­ни­ем два мо­лодых бо­жес­тва бу­дут за­бав­лять­ся с не­вин­ностью прек­расно­го юно­ши. До слу­ха про­куро­ра до­нес­ся ти­хий вздох: по­хоже, месье Мо­ран то­же про­ник­ся во­об­ра­жа­емой кар­ти­ной.

- Мне пом­нится, луч­шее ос­ве­щение для по­зиро­вания – с де­вяти до по­луд­ня? – уч­ти­во спро­сил Шарль д'Арнье. – Тог­да зав­тра мы мог­ли бы ус­тро­ить пер­вый проб­ный се­анс. Но ес­ли вы, мэтр, не смо­жете уде­лить нам вни­мание в это вре­мя, мы го­товы пе­ренес­ти на­шу встре­чу.

- Нет-нет, отец д'Арнье, вы со­вер­шенно пра­вы, - пок­ло­нил­ся Эша­вель, не спус­кавший удив­ленных и за­дум­чи­вых глаз с ко­ролев­ско­го про­куро­ра. – Ес­ли его пре­ос­вя­щенс­тво не воз­ра­жа­ет, мы нач­нем ра­боту зав­тра. Ча­сов в во­семь ут­ра. До сви­данья, мон­сень­ор, до сви­данья, гос­по­да – и поз­воль­те за­верить: я сде­лаю все, за­вися­щее от ме­ня, что­бы бо­ги по­лучи­ли свою жер­тву.

- Ух, как он это ска­зал, - про­мол­вил Фран­суа, зяб­ко по­водя пле­чами, ед­ва за поч­тенным жи­вопис­цем зак­ры­лась дверь. - Что­бы бо­ги по­лучи­ли свою жер­тву... Вы уж не ув­ле­кай­тесь, а?

- Что ты, мое сок­ро­вище, - Лан­саль­як за ру­ку при­тянул его к се­бе и оте­чес­ки чмок­нул в лоб, - ник­то не до­пус­тит, что­бы те­бе при­чини­ли вред. Да­же во­лосок не упа­дет с тво­ей го­ловы.

- Гос­по­да, - со­вер­шенно серь­ез­но за­явил Ла Кар­валь, - а ведь месье Мо­ран прав. С этой ми­нуты мы все - на осад­ном по­ложе­нии. Фран­суа, отец д'Арнье - будь­те бди­тель­ны. Как мож­но ре­же вы­ходи­те из двор­ца и неп­ре­мен­но в соп­ро­вож­де­нии. Отец д’Арнье, Шарль... я про­шу вас по­забо­тить­ся о месье Мо­ране, хо­тя это и тре­бу­ет... кхм... из­рядной ду­шев­ной стой­кос­ти и тер­пе­ния. Жаль, что я не мо­гу прис­та­вить к две­рям ва­ших по­ко­ев во­ору­жен­ных жан­дармов. Мо­жет, арес­то­вать вас за что-ни­будь, а?

- Пре­вос­ходная идея, - сквозь зу­бы от­клик­нулся Шарль, - и ник­то ни­чего не за­подоз­рит. Ну, по­дума­ешь, по­лон дом во­ору­жен­ной ох­ра­ны, вой­ти мож­но с чер­но­го хо­да, вый­ти нель­зя вов­се. На­тур­щи­ки мэт­ра Эша­веля бу­дут вы­пуще­ны зав­тра к де­вяти из-под зам­ка, что­бы пос­ле сно­ва быть зак­лю­чен­ны­ми под стра­жу.

- Не ер­ни­чай, - пог­ро­зил ему паль­цем де Лан­саль­як. - Нап­ри­мер, спать вы прес­по­кой­но мо­жете в од­ной ком­на­те - это не вы­зовет по­доз­ре­ний и об­легчит жизнь жан­дармам, ко­торым не при­дет­ся бе­гать по все­му кры­лу.

- Под­слу­шивая под тре­мя за­моч­ны­ми сква­жина­ми вмес­то од­ной, - под­хва­тил с па­кос­тным смеш­ком Фран­суа.

- Я вов­се не имел вви­ду та­кие стро­гос­ти, - пок­раснел Кан­тен, - я при­зываю вас к ос­то­рож­ности. Впро­чем, - ра­зоз­лился он, у­яз­влен­ный скры­тыми нас­мешка­ми тех, о ко­торых он ис­крен­не же­лал по­забо­тить­ся, - вы взрос­лые лю­ди и впол­не от­ве­ча­ете за се­бя!

- Сын мой, - огор­ченно взгля­нул на не­го пре­подоб­ный, - не при­нимай­те шу­ток на­шего до­рого­го Фран­суа так близ­ко к сер­дцу. Он толь­ко и ждет, ко­го бы ужа­лить сво­им ос­трым языч­ком. Ра­ди крас­но­го слов­ца не по­жале­ет ни ма­мень­ку, ни от­ца. Фиг­ляр, что с не­го взять?

- Пусть заг­ля­нет в свое бу­дущее, - скри­вил рот Ла Кар­валь, - он ведь у нас яс­но­видя­щий. Дер­жу па­ри, месье Мо­ран прек­расно ве­да­ет, что за­кон­чит свою жизнь на пла­хе! И все из-за сво­его язы­ка и дур­но­го нра­ва! Нас­ту­пит на но­гу власть пре­дер­жа­щим и... не так ли, месье Мо­ран? Ко­неч­но, так!

Фран­суа пред­по­чел спря­тать­ся за пле­чом Шар­ля и от­ту­да скор­чить про­куро­ру гри­мас­ку.

- Вы зна­ток древ­них ри­ту­алов, Ла Кар­валь, - за­дум­чи­во про­мол­вил д'Арнье. – К при­меру, я по­нятия не имел об ат­ри­бутах Дис­па­тера. И во­об­ще смут­но пред­став­ляю се­бе этих зло­вещих лич­ностей, пок­ро­витель­ство­вав­ших на­шим вар­вар­ским пред­кам. С гре­чес­кой и рим­ской ми­фоло­ги­ей у ме­ня де­ла об­сто­ят не в при­мер луч­ше.

- В од­ной ру­ке у не­го мо­лот с дву­мя бой­ка­ми, су­цел­лус, - по­жал пле­чами Ла Кар­валь, - в дру­гой – па­лица. Или ко­шелек. Или да­же круж­ка с пи­вом. Вы что пред­по­чита­ете, свя­той отец – ме­шок с день­га­ми или пен­ный на­питок?

- Зо­лотые мо­неты рос­сыпью, - от­ве­тил вмес­то Шар­ля пре­ос­вя­щен­ный. – Они бу­дут изу­митель­но со­четать­ся с тво­ими во­лоса­ми и ко­жей. Мо­жет быть, еще ко­рона и плас­тинча­тый по­яс – ведь Ан­ту­ан бу­дет ко­ролем. А вам, месье Ла Кар­валь, я бы по­реко­мен­до­вал неч­то вро­де пла­ща из мед­вежь­ей шку­ры. В охот­ничь­ей гос­ти­ной как раз есть та­кая, и да­же не слиш­ком тра­чен­ная молью.

- Пол­но­те, ва­ше пре­ос­вя­щенс­тво, - бур­кнул Кан­тен, - я по­шутил нас­чет ко­шеля. На Дис­па­тере дол­жна быть на­бед­ренная по­вяз­ка с узо­рами из че­репов и звез­дных зна­ков. У Та­рани­са же, - Ла Кар­валь зап­нулся, вновь силь­но пок­раснев и нер­вно от­ки­нув со лба чер­ные во­лосы, - по­вяз­ка с изоб­ра­жени­ем свас­тик и зо­лотые брас­ле­ты на ру­ках и но­гах. Ря­дом с Дис­па­тером - его спут­ни­ки, вол­ки. Ря­дом с Та­рани­сом - змеи... Зна­ете ли, мон­сень­ор, мне ка­жет­ся, мэтр Эша­вель и без мо­их под­ска­зок прек­расно все зна­ет об этих кель­тских не­божи­телях и на­рису­ет их, как по­ложе­но. Ме­ня боль­ше бес­по­ко­ят по­зы фи­гур. Я пы­тал­ся на­тол­кнуть мэт­ра на мысль о жер­твоп­ри­ноше­нии бо­гу вой­ны, вот и пред­ло­жил сце­ну ор­гии. Нас­коль­ко я знаю, ор­гии пред­шес­тво­вали ри­ту­аль­ным убий­ствам во сла­ву кель­тско­го Мар­са. Да, - ти­хо про­гово­рил Кан­тен, - Эша­вель бу­дет ри­совать прос­тое че­лове­чес­кое под­но­шение, а ду­мать бу­дет... сов­сем об ином!

- Чу­дес­но, - про­вор­чал Фран­суа поч­ти в ухо Шар­лю. - Вы бу­дете кра­совать­ся на кар­ти­не во весь рост ан­фас, а от ме­ня ос­та­нет­ся толь­ко го­лая зад­ни­ца в про­филь? Я воз­му­щен!

- Вы, месье Мо­ран, луч­ше бы не воз­му­щались, а по­дума­ли – дос­та­нет ли ва­шего та­лан­та сыг­рать не­вин­но­го юно­шу, соб­лазня­емо­го дву­мя не­божи­теля­ми? – ух­мыль­нул­ся ко­ролев­ский про­курор. – Это тро­гатель­ное вы­раже­ние стра­дания, не­из­вес­тнос­ти и лю­бопытс­тва… Вы бо­итесь и же­ла­ете, что­бы ва­ши по­вели­тели сде­лали это с ва­ми, а они так без­жа­лос­тны в сво­ей по­хоти... вы смо­жете изоб­ра­зить жес­то­кую по­хоть, отец д’Арнье?

- Мне бу­дет слож­но, но я пос­та­ра­юсь, - скром­но отоз­вался Шарль. Пре­ос­вя­щен­ный тут же вы­дал его с пот­ро­хами:

- О, мо­жете не сом­не­вать­ся, месье Ла Кар­валь, Шарль имел бе­шеный ус­пех в ро­ли Ти­гел­ли­на, так что без­жа­лос­тность и по­хоть изоб­ра­зит без тру­да.

- Ти­гел­лин был поч­ти не­уяз­вим, - про­шеп­тал Ла Кар­валь, - но все же пал. Го­ворят, ему от­ре­зали го­лову... сер­пом... Ва­ше пре­ос­вя­щенс­тво, - вдруг по­серь­ез­нел мо­лодой про­курор, - вы возь­ме­те на хра­нение мое за­веща­ние? Я на­пишу его се­год­ня ве­чером.

- Наш­ли что вспом­нить, - не­доволь­но фыр­кнул в ло­коны Шар­ля Фран­суа, - я вот, хоть и иг­рал Не­рона, ка­тего­ричес­ки от­ка­зыва­юсь по­гибать, а тем бо­лее про­из­но­сить по хо­ду па­фос­ное «Ка­кой ак­тер уми­ра­ет!»

- Маль­чик мой, - пре­ос­вя­щен­ный улыб­нулся ему ус­та­лой и ка­кой-то со­вер­шенно оте­чес­кой улыб­кой, - вы мо­жете не сом­не­вать­ся в том, что я вы­пол­ню обя­зан­ности ва­шего ду­шеп­ри­каз­чи­ка, но, умо­ляю вас, не ду­май­те о столь сквер­ном ито­ге. Хо­тя бы ра­ди ва­шей ма­туш­ки - на­дей­тесь на луч­шее. Вы ведь у нее единс­твен­ная опо­ра, не так ли?

- Моя мать – бо­гатая, влас­тная и очень силь­ная жен­щи­на, - кри­во ух­мыль­нул­ся Ла Кар­валь, - мы с ней жи­вем да­леко друг от дру­га и... счас­тли­вы этим.

- Ну вот что, де­ти мои, - ре­шитель­но хлоп­нул ла­доня­ми по под­ло­кот­ни­кам сво­его крес­ла ар­хи­епис­коп, - мне со­вер­шенно не нра­вит­ся ваш нас­трой. Я бли­зок к то­му, что­бы на­ложить на вас, всех тро­их ра­зом, епи­тимью за упа­доч­ни­чес­кие раз­го­воры. Мо­жет быть, мое при­сутс­твие нес­коль­ко ско­выва­ет вас в сло­вах и дей­стви­ях, ко­торые мог­ли бы под­нять... хм... бо­евой дух? От­даю вам дво­рец на по­ток и раз­граб­ле­ние, а сам от­прав­ля­юсь но­чевать к до­мини­кан­цам. С ус­ло­ви­ем, что зав­тра ут­ром я боль­ше не ус­лы­шу ни сло­ва о за­веща­ни­ях и смер­тях.

- Лич­но с мо­им ду­хом все в пол­ней­шем по­ряд­ке, - за­верил пок­ро­вите­ля Фран­суа. - Это месье про­курор из­во­лит изоб­ра­жать зак­ли­нате­ля сти­хий и пред­ска­зате­ля бу­дуще­го. Кан­тен, ес­ли вам не­куда де­вать дви­жимое и нед­ви­жимое иму­щес­тво, или вы ко­леб­ле­тесь, ко­му его до­верить - за­вещай­те Цер­кви... или мне, к при­меру. Это бу­дет весь­ма ори­гиналь­ный ход, весь­ма в ва­шем ду­хе. Зна­чит, го­вори­те, вам по­ложе­ны змеи и сер­пы? Где же мы раз­до­будем змей, да еще та­ких, что­бы они не ку­сались?

- Один змей у нас уже есть, - из­вестил при­сутс­тву­ющих Шарль, - ис­ку­ша­ет гос­по­дина про­куро­ра взять его в офи­ци­аль­ные нас­ледни­ки. Ку­сачий, но не ядо­витый.

- Я еще ма­лень­кий змей, - Фран­суа с неж­ностью прих­ва­тил Шар­ля гу­бами за ухо, - яду не на­гулял. Ва­ше пре­ос­вя­щенс­тво, не­уже­ли вы по­кине­те ме­ня на про­из­вол судь­бы и этих двух сор­ви­голов, ус­пешно при­киды­ва­ющих­ся крот­ки­ми овеч­ка­ми? Возь­ми­те ме­ня с со­бой, ина­че они ме­ня спо­ят и пло­хому на­учат! Не дай­те по­гиб­нуть еще не окон­ча­тель­но про­пащей ду­ше!

- Не верь­те ему, свя­той отец, - Шарль с удив­ле­ни­ем по­нял, что ду­рачит­ся на гла­зах у Лан­саль­яка, ко­торо­му не­из­менно де­монс­три­ровал ис­клю­читель­но ле­дяной лик че­лове­ка, ко все­воз­можным глу­пос­тям от­но­сяще­гося с брез­гли­востью, и это дос­тавля­ет ему оп­ре­делен­ное удо­воль­ствие. - Это он рас­тлит ос­татки на­шей с мэт­ром Ла Кар­ва­лем не­вин­ности.

- Ть­фу на вас, бол­ту­ны, - от­махнул­ся мон­сень­ор, - де­лай­те, что хо­тите, а мне по­ра, по­ка до­мини­кан­цы не за­пер­лись на ночь - я рас­счи­тываю на пар­тию в шах­ма­ты с их при­ором. Да­же не про­шу вас быть па­инь­ка­ми.

- Это как? - в прит­ворном удив­ле­нии вски­нул бро­ви Фран­суа. - А-а, ров­но в де­сять ча­сов ве­чера пос­ле сов­мес­тной брат­ской мо­лит­вы все рас­хо­дят­ся по ком­на­там, за­пира­ют две­ри на за­сов и для на­деж­ности под­пи­ра­ют их ко­мода­ми? Пос­ле че­го пре­да­ют­ся ув­ле­катель­но­му чте­нию че­го-ни­будь ду­шес­па­ситель­но­го и же­латель­но с по­яс­ни­тель­ны­ми кар­тинка­ми: «Как при­чинить доб­ро ближ­не­му сво­ему?»

Так, с шу­точ­ка­ми и под­начка­ми, Фран­суа, Шарль и Кан­тен про­води­ли пре­ос­вя­щен­но­го, с са­мым поч­ти­тель­ным ви­дом при­ложи­лись на про­щание к пас­тыр­ско­му перс­тню и крот­ко пос­то­яли на крыль­це, по­ка пор­тшез ар­хи­пас­ты­ря Ту­лузы в соп­ро­вож­де­нии во­ору­жен­но­го кон­воя пе­ресе­кал пло­щадь.

- Ра­но или поз­дно мы до­ведем мон­сень­ора до то­го, что он лич­но пин­ка­ми под зад вы­кинет нас от­сю­да... и бу­дет аб­со­лют­но прав, - впол­го­лоса про­бор­мо­тал Фран­суа, смот­ря, как мед­ленно и важ­но зак­ры­ва­ют­ся въ­ез­дные во­рота ар­хи­епис­коп­ской ре­зиден­ции. - Прев­ра­тили дво­рец черт зна­ет во что. По­месь ка­бине­та доз­на­вате­ля с до­рогим бор­де­лем, все для ва­шего удо­воль­ствия...

- Как толь­ко он нас вы­кинет, то не­мед­ленно за­чах­нет от ску­ки, - нап­ро­рочил Шарль со сво­им обыч­ным над­менным ви­дом. - Пой­дем­те в дом, гос­по­да, тут скво­зит...

- По­дыщет но­вых, не столь су­мас­брод­ных, - при­печа­тал Фран­суа, пе­рево­дя вы­рази­тель­ный взгляд на не­под­вижно зас­тывшие в душ­ном воз­ду­хе сгу­ща­юще­гося ве­чера пла­таны и за­тянув­шие сте­ну ре­зиден­ции ви­ног­радные ло­зы, ка­зав­ши­еся сей­час на­рисо­ван­ны­ми на кар­ти­не. - Скво­зит, ага... Смыс­ло­вая не­точ­ность, свя­той отец - не скво­зит, а свер­бит. Да не на ули­це, а у ко­го-то в го­лове. Или в пря­мо про­тиво­полож­ном ей мес­те.

- Ла Кар­валь, - ску­ча­ющим то­ном про­мол­вил Шарль, - как вы смот­ри­те на то, что­бы ны­неш­ней ночью пре­дос­та­вить месье Мо­рану пол­ный по­кой в за­пер­той на три обо­рота клю­ча ком­на­те с ох­ранни­ком у по­рога? Ка­жет­ся, он ста­новит­ся одер­жим бе­сов­ской по­хотью. Лю­бое сло­во при­нима­ет за приг­ла­шение в пос­тель.

- С дву­мя ох­ранни­ками, - пот­ре­бовал Фран­суа, не до­жида­ясь от­ве­та про­куро­ра. - Же­латель­но с та­кими, ко­торые уже лет двад­цать как же­наты, точ­но зна­ют, что по­чем, и не раз­мышля­ют на до­суге о вся­ких глу­пос­тях. Тог­да я прос­то не смо­гу ус­то­ять пе­ред ва­шим за­бот­ли­вым пред­ло­жени­ем.

Ла Кар­валь выс­ка­зал­ся в том смыс­ле, что тог­да месье Мо­ран бу­дет всю ночь нап­ро­лет ко­рябать сте­ны но­гот­ка­ми, пы­та­ясь доб­рать­ся до ко­го-то, кто хо­лост и на до­суге охот­но пре­да­ет­ся вся­ким глу­пос­тям. Не­замет­но они с Шар­лем ув­лекли Фран­суа в сто­рону по­ко­ев пре­ос­вя­щен­но­го. В от­вет на не­до­умен­ные взгля­ды ак­те­ра Шарль на­пом­нил:

- Мон­сень­ор сам ска­зал – «де­лай­те, что хо­тите». У не­го са­мая ши­рокая кро­вать в до­ме. Не знаю, как вам, а мне вче­ра бы­ло тес­но­вато.

- И вот этот че­ловек име­ет на­халь­ство об­ви­нять ме­ня в не­уме­рен­ном рас­путс­тве и по­хот­ли­вом одер­жимс­тве! - ра­зорял­ся Фран­суа, во­лочась за прих­ва­тив­шим его под ру­ку про­куро­ром по бес­ко­неч­ным ко­ридо­рам. - Меж­ду про­чим, мой до­рогой Шарль, ес­ли бы вы вче­ра не тол­ка­лись и не пи­хались, то вы бы об­на­ружи­ли, что мес­та бы­ло дос­та­точ­но на всех! Нет, вы толь­ко пос­мотри­те на не­го! Кле­вещет, ут­вер­ждая, что я толь­ко и ду­маю, как бы заб­рать­ся в чью-то пос­тель, сам же прес­по­кой­но на­мерен вос­поль­зо­вать­ся кро­ватью собс­твен­но­го пок­ро­вите­ля! Хан­жес­тво и двой­ная мо­раль, вот как это на­зыва­ет­ся!

- Не при­поми­наю, что­бы хоть сло­вом упо­мянул плот­ские сно­шения, - при­под­нял бровь Шарль, - лич­но я под­ра­зуме­вал, что на этой кро­вати ку­да как удоб­нее спать, а не то, что ты по­думал. И прек­ра­ти во­пить, как ог­раблен­ный.

- Ты дей­стви­тель­но на­мере­ва­ешь­ся прос­то улечь­ся спать? - Фран­суа аж ос­та­новил­ся пос­ре­ди ко­ридо­ра, но Ла Кар­валь без осо­бых це­ремо­ний пов­лек мо­лодо­го че­лове­ка даль­ше. - Ну-ка, пов­то­ри это еще ра­зок, что­бы месье про­курор то­же слы­шал. Ни­каких сно­шений? Ни­каких ре­пети­ций рас­ста­нов­ки фи­гур для бу­дуще­го эпи­чес­ко­го по­лот­на? Ни­како­го ра­зоре­ния ар­хи­пас­тыр­ских пог­ре­бов и пь­янок, ни­како­го раз­вра­та и рас­путс­тва, да-а? Шарль, ты ре­шил стать при­жиз­ненным свя­тым, или как это на­зыва­ет­ся? Смот­ри, у те­бя уже что-то вок­руг го­ловы све­тит­ся, дол­жно быть, нимб ре­жет­ся!

- Свя­той отец не про­из­нес вслух «нет, ни­како­го рас­путс­тва», - до­тош­но уточ­нил про­курор. - И­езу­итс­тво на прак­ти­ке - не выс­ка­зано ни сог­ла­сие, ни от­ри­цание. С од­ной сто­роны, под­чер­кнул, что кро­вать удоб­на для сна. С дру­гой - не ска­зал, что толь­ко и ис­клю­читель­но на­мерен на ней спать.

- Я не и­езу­ит, - ух­мыль­нул­ся Шарль, - я при­нял пос­триг у ора­тори­ан­цев.

- Один хрен, - бес­це­ремон­но при­печа­тал Фран­суа, бла­го они уже дош­ли до мес­та наз­на­чения. - Все мо­нахи од­ним мир­ром ма­заны. Го­раз­ды про­из­но­сить кра­сивые и гром­кие ре­чи, а са­ми толь­ко и ду­ма­ют, как бы по­лапать на ис­по­веди кра­сивую при­хожа­ноч­ку... - он вов­ре­мя увер­нулся от зас­лу­жен­ной зат­ре­щины, но не рас­счи­тал и пле­чом вре­зал­ся в две­ри епис­коп­ской спаль­ни. Створ­ки с го­тов­ностью рас­пахну­лись, явив ат­ласно-по­золо­чен­ное ве­лико­лепие и бе­зуп­речный вкус мон­сень­ора де Лан­саль­яка.

- Вот до­мини­кан­цы - те еще и прос­лавлен­ные мас­те­ра доз­на­ния, нап­ри­мер, - при­мири­тель­но про­мол­вил Ла Кар­валь, со сдер­жанным лю­бопытс­твом раз­гля­дывая ар­хи­епис­коп­ские по­кои. - Гля­дите-ка, и здесь ан­гел.

Оваль­ная кар­ти­на в скром­ной ра­ме ви­села в угол­ке, не сра­зу бро­са­ясь в гла­за. На­писа­но по­лот­но бы­ло не мэт­ром Эша­велем - ху­дож­ник пред­по­читал баг­ро­вые то­на, маз­ки бы­ли по­ложе­ны до­воль­но неб­режно, а крас­ки ус­пе­ли поб­лекнуть. Ры­жево­лосый юно­ша си­дел на ма­лино­вом бар­ха­те, вок­руг бы­ли рас­сы­паны яб­ло­ки. В от­тенках при­воль­но рас­ки­нутых крыль­ев пре­об­ла­дали тем­но-си­ние и чер­ные то­на.

- Вы зна­ете, кто он?

- Кра­сав­чик, толь­ко очень пе­чаль­ный, - выс­ка­зал­ся Фран­суа, прис­матри­ва­ясь к кар­ти­не. - Име­ни не ве­даю. В га­лерее ви­сит очень по­хожий пор­трет - и в ка­чес­тве ат­ри­бута то­же выб­ра­ны яб­ло­ки. Лю­бил он их, что ли? Или его имя пе­рек­ли­калось с яб­ло­ками?

- Это юно­шес­кая лю­бовь мон­сень­ора, - Шарль по­тянул обо­их за ру­кава. – Ед­ва ли не са­мое пер­вое его ув­ле­чение. Под­робнос­тей не знаю. На­вер­ное, в Га­лерее Ан­ге­лов – ко­пия с это­го ори­гина­ла.

- Да нет, там сов­сем иной пор­трет, - воз­ра­зил Фран­суа. – На­писан­ный не этой ру­кой и с дру­гим сю­жетом. По­хоже, это­го ан­ге­лоч­ка пи­сали дваж­ды. А мо­жет, и триж­ды – один из свя­тых в двор­цо­вой ка­пел­ле то­же по­хож на не­го, уж боль­но ли­цо за­поми­на­юще­еся. Как же дав­но, на­вер­ное, это все бы­ло... - он не­весть за­чем ос­то­рож­но при­кос­нулся к ста­рому хол­сту, ста­ра­ясь не за­цепить ног­тем час­тички от­ста­ющей и ше­луша­щей­ся крас­ки, про­ведя паль­цем вдоль ры­жих пря­дей, слов­но пог­ла­див их. - Юно­шес­кая лю­бовь, на­до же. Ин­те­рес­но, что с ним ста­лось.

- То же, что и с ос­таль­ны­ми, - снис­хо­дитель­но рас­толко­вал про­курор. – Пов­зрос­лел и ут­ра­тил свои крылья. На­видал­ся я уже от­став­ных ан­ге­лов, по гроб жиз­ни хва­тит.

По­зади них про­шелес­те­ло и склад­ка­ми опус­ти­лось на пол ши­тое зо­лотом пок­ры­вало с пос­те­ли де Лан­саль­яка.

- Его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тву нра­вилось ок­ру­жать се­бя не­бес­ны­ми соз­да­ни­ями, ли­шен­ны­ми обыч­ных че­лове­чес­ких не­дос­татков, - пред­по­ложил Фран­суа. - Он обо­жест­влял их, пусть хо­тя бы на вре­мя, да­вая им фаль­ши­вые крылья... - ак­тер не­тороп­ли­во рас­сте­гивал рез­ные пу­гови­цы пе­релив­ча­того-ро­зово­го кам­зо­ла. - Не ви­жу в этом ни­чего пло­хого. Лю­бовь воз­вы­ша­ет, ка­кой бы она ни бы­ла. Те­перь бла­года­ря ва­шим уси­ли­ям в это прек­расное бес­по­лое и бе­зуп­речное со­об­щес­тво за­теса­лись мрач­ные бо­жес­тва прош­ло­го... - он при­нял­ся за за­вяз­ки на со­роч­ке, как бы меж­ду де­лом спро­сив: - Кан­тен, а от­ку­да вы-то столь­ко зна­ете о кель­тских бо­жес­твах? Ког­да вы на­чина­ете рас­суждать о них, я по­нево­ле ощу­щаю се­бя пол­ным про­фаном - рань­ше мне не до­води­лось ни от ко­го слы­шать по­доб­ных имен, да и в кни­гах они не по­пада­лись. Вы рас­ска­зыва­ете о них так, слов­но они - ва­ши хо­рошие зна­комые. К ко­торым вы к то­му же... при­вяза­ны.

Ла Кар­валь раз­легся на пос­те­ли, за­кинув за го­лову ру­ки и бла­жен­но прик­рыв гла­за, что впро­чем, не ме­шало ему наб­лю­дать из-под рес­ниц за ра­зоб­ла­чени­ем юно­го кра­сав­ца. Он чувс­тво­вал, как на­чина­ет по­тихонь­ку за­кипать кровь и пред­вку­шал оче­ред­ную пор­цию изыс­канных за­бав.

- Ни­чего уди­витель­но­го, месье, - от­клик­нулся он на воп­рос ак­те­ра, - мой учи­тель рас­пу­тывал по­хожее де­ло, а я при­сутс­тво­вал на доп­ро­сах. Вот и нах­ва­тал­ся бо­гоп­ро­тив­ной ере­си.

- Не знал, что в Па­риже есть кром­ле­хи, - про­ронил д'Арнье, вос­се­да­ющий в крес­ле но­га на но­гу - для это­го ему ко­мич­но приш­лось под­дернуть по­дол су­таны. - Что же, Ла Кар­валь, дру­иды за­та­ились да­же в на­шей слав­ной сто­лице?

- Мо­жет быть, мо­жет быть... - тон и вы­раже­ние ли­ца Фран­суа вы­рази­ли не­дове­рие. - Ересь ересью, но вы вся­кий раз го­вори­те о них так, слов­но они вам близ­ки. Нет, я знаю по­говор­ку о том, что ра­но или поз­дно при­вязы­ва­ешь­ся к то­му, с чем ра­бота­ешь или о чем пи­шешь, да­же ес­ли речь идет об изу­чении гни­лос­тно­го бро­жения или по­пыток вы­яс­нить, от­че­го ко­ровы ски­дыва­ют те­лят и по­чему оные те­лята дох­нут в ог­ромном ко­личес­тве... - он сде­лал вид, что за­путал­ся в по­лот­ня­ных лен­точках за­вязок, дер­гая об­ра­зовав­ший­ся узе­лок. - Кан­тен, ну приз­на­вай­тесь - бы­лые доз­на­ния и прес­ле­дова­ния ере­тиков тут со­вер­шенно ни при чем, ведь в Па­риже и в са­мом де­ле нет ни од­но­го под­хо­дяще­го ка­пища. Эти кель­тские бо­жес­тва ин­те­ресо­вали вас са­ми по се­бе, прав­да? Мы вас не вы­дадим, но вы толь­ко пред­ставь­те, как за­горят­ся глаз­ки у мэт­ра Эша­веля, ког­да зав­тра он уви­дит ва­ше сок­ро­вище. Тот зо­лотой та­лис­ман, ко­торый вы тас­ка­ете.

- Это по­дарок, - Кан­тен по­пытал­ся об­ра­тить все в шут­ку, - кром­ле­хов в Па­риже нет, а вот ере­тиков - пре­дос­та­точ­но. Нын­че каж­дый вто­рой ес­ли и не языч­ник, то ате­ист или эн­цикло­педист... ах, по­ра бы и мне про­честь все эти скуч­ные тру­ды! Го­ворят, мно­го ум­но­го там на­писа­но, - он сос­коль­знул с пос­те­ли и, по­дой­дя к Мо­рану, раз­дернул узе­лок на его со­роч­ке. Но смуг­лых лап сво­их не уб­рал, про­дол­жая те­ребить те­семоч­ки и раз­гля­дывая в при­от­кры­тый во­рот глад­кую грудь и выс­ту­па­ющие ми­лые клю­чицы юно­ши.

Шарль мол­ча наб­лю­дал за ни­ми, до стран­ности вдруг на­пом­нив вы­раже­ни­ем ли­ца и нак­ло­ном го­ловы пре­ос­вя­щен­но­го де Лан­саль­яка, с той лишь раз­ни­цей, что оде­яние на нем бы­ло чер­ное, а не алое. Д'Арнье не спе­шил вме­шивать­ся в лю­бов­ную иг­ру, прос­то наб­лю­дал с ви­дом пре­сыщен­но­го хищ­ни­ка.

- Ди­ковин­ный вы­бор по­дар­ка. От да­мы сер­дца... или от муж­чи­ны? - Фран­суа не­воль­но по­пятил­ся, ткнув­шись спи­ной в тон­кую по­золо­чен­ную ко­лон­ну, под­держи­вав­шую бал­да­хин на пос­те­ли и при­жав­шись к ней ло­пат­ка­ми. Про­дол­жать и даль­ше заб­ра­сывать про­куро­ра воп­ро­сами на столь ще­кот­ли­вую те­му бы­ло опас­но, но Фран­суа сей­час от­че­го-то со­вер­шенно не бо­ял­ся. Ему хо­телось при­кос­нуть­ся к тем сек­ре­там, ко­торые скры­вала сто­лич­ная штуч­ка - и слег­ка под­драз­нить Ла Кар­ва­ля, на­мекая на его стран­ные тай­ны. Чуть нак­ло­нив го­лову, Фран­суа уви­дел Шар­ля, с удобс­тва­ми рас­ки­нув­ше­гося в крес­ле пре­подоб­но­го, и смор­гнул от удив­ле­ния:

- Шарль, ты как-то на ред­кость удач­но впи­сыва­ешь­ся в ок­ру­жа­ющую об­ста­нов­ку, буд­то ее спе­ци­аль­но под те­бя де­лали, - сколь­знув ру­ками по бед­рам, Фран­суа при­нял­ся рас­сте­гивать тон­кий ре­мешок на кю­лотах, ук­ра­шен­ный рос­сыпью фаль­ши­вых ка­меш­ков.

- Со­вер­шенно с ва­ми сог­ла­сен, месье Мо­ран, - про­бор­мо­тал Кан­тен, при­каса­ясь гу­бами и ще­коча язы­ком так пон­ра­вив­ши­еся ему кос­точки, выс­ту­па­ющие в вы­резе со­роч­ки, а ру­ками сжи­мая лад­ный за­дик и го­рячую про­меж­ность лю­бов­ни­ка, - отец д’Арнье прек­расно смот­релся бы в ка­чес­тве кня­зя цер­кви. Ему бы­ла бы к ли­цу алая су­тана... А вам к ли­цу - на­гота. Вы зна­ете об этом? Слег­ка прик­ры­тая цве­тущим плю­щом... Шарль, на­ша жер­тва бу­дет уви­та плю­щом и рас­пи­сана ди­ковин­ны­ми узо­рами. Ах, как бы вы пре­лес­тно смот­ре­лись в одеж­де из од­них лишь не­бес­ных зна­ков зо­ди­ака!

- На­рисо­ван­ных для пол­но­го сходс­тва кровью толь­ко что за­резан­ной жер­твен­ной ов­цы, - хмык­нул Фран­суа. Не­воль­но воз­вра­тив­шись взгля­дом к изоб­ра­жению ан­ге­ла с яб­ло­ками. Ры­жекуд­рый не­божи­тель сей­час пос­та­рел и по­седел, вряд ли он смо­жет прив­лечь чей-то ин­те­рес: - Шарль, а Шарль. Ты же у нас зна­ток всей хрис­ти­ан­ней­шей сим­во­лики, так ска­жи: что есть об­раз яб­ло­ка на кар­ти­не, кро­ме яб­ло­ка Евы?

- Во­об­ще-то кор­зи­на с яб­ло­ками – ат­ри­бут свя­той До­ротеи, - охот­но и не­воз­му­тимо рас­толко­вал д'Арнье. – Труд­но ска­зать, ка­ким об­ра­зом эти пло­ды ока­зались у маль­чи­ка. Мо­жет, это на­мек на не­кое об­щее при­ят­ное вос­по­мина­ние. Ла Кар­валь, где еще рас­тут по­доб­ные фрук­ты, кро­ме Дре­ва Поз­на­ния?

- В са­ду пре­подоб­но­го, - без­злоб­но съ­яз­вил Фран­суа, вер­тясь под тре­бова­тель­но-жад­ны­ми при­кос­но­вени­ями Кан­те­на. – Месье про­курор, да­же ес­ли зна­ет, то не ска­жет. У не­го, ви­дите ли, тай­ны, сек­ре­ты и обе­ты, - ак­тер мно­гоз­на­читель­но про­бежал­ся паль­ца­ми по зо­лотой це­поч­ке на та­лии Ла Кар­ва­ля. – О ко­торых вся­ким там слу­чай­ным зна­комым знать не по­ложе­но, во из­бе­жание че­го.

- Не­ког­да я знал че­лове­ка, уди­витель­но по­хоже­го на этот пор­трет, - за­дум­чи­во про­тянул Ла Кар­валь, мяг­ким, но неп­реклон­ным жес­том уби­рая ру­ку Фран­суа со сво­ей та­лии и лег­ким тол­чком от­прав­ляя мо­лодо­го че­лове­ка на пос­тель. – Толь­ко он дав­но умер, да и не мог быть этот пор­трет на­писан с не­го. Как стран­но… Сов­па­дение? Я не ве­рю в та­кие сов­па­дения. Тем бо­лее, мой зна­комый был, - про­курор ис­ко­са взгля­нул на со­бесед­ни­ков, не­мед­ля на­вос­трив­ших уши, - был не чужд ин­те­реса к ста­рин­ным ле­ген­дам. И его семья, ес­ли мне не из­ме­ня­ет па­мять, про­ис­хо­дила как раз из про­ван­саль­ских кра­ев.

- «Дав­но» - это ког­да? – по­желал уз­нать Фран­суа, во­зив­ший­ся с пу­гови­цами на одеж­де Ла Кар­ва­ля. – А что, ес­ли ори­гинал это­го пор­тре­та при­ходил­ся родс­твен­ни­ком ва­шему зна­комо­му?

- Не знаю. Я тог­да был слиш­ком мо­лод и не расс­пра­шивал его о родс­твен­ных свя­зях, - мо­лодой про­курор нах­му­рил­ся.

- Мсье Кан­тен был слиш­ком за­нят со­бой, - не пре­минул под­ко­лоть Фран­суа. Сде­лав не­кото­рые вы­воды, ак­тер бряк­нул нап­ря­мую: - Так это он по­дарил вам та­лис­ман на па­мять, вер­но?

- По­рой вы ста­нови­тесь так не­уме­рен­но лю­боз­на­тель­ны, месье Мо­ран, что я на­чинаю сом­не­вать­ся – вер­ную ли вы се­бе из­бра­ли карь­еру, - Ла Кар­валь рез­ко при­тянул Фран­суа к се­бе, за­печа­тав ему рот по­целу­ем и по­ложив ко­нец даль­ней­шим расс­про­сам. Про­ур­чав сы­тым бар­сом в ухо: - Ес­ли бы вы не бы­ли так по­меша­ны на те­ат­ре, я неп­ре­мен­но взял бы вас к се­бе – ос­ве­доми­телем!

- Жан­дармам пла­тят ма­ло и де­вуш­ки их не лю­бят, - ока­зыва­ясь в ру­ках Ла Кар­ва­ля, Фран­суа в пер­вый миг не­воль­но за­мирал – слиш­ком уж ве­лика бы­ла раз­ни­ца меж­ду дву­мя муж­чи­нами, при­хотью судь­бы став­ших его лю­бов­ни­ками. Ак­тер бо­лее-ме­нее уве­рил­ся в том, что д'Арнье дей­стви­тель­но лю­бит его, но что ис­пы­тыва­ет к не­му сто­лич­ный блюс­ти­тель за­кона, кро­ме лю­бопытс­тва и стрем­ле­ния уто­лить жаж­ду зап­ретно­го? Ес­ли с Шар­лем он по­рой чувс­тво­вал се­бя рав­ным, то Ла Кар­валь од­ним при­кос­но­вени­ем об­ра­щал его в иг­рушку, на­подо­бие од­ной из тех, кто сос­тавля­ли кол­лекцию ин­тимных за­бав пре­подоб­но­го. Пусть Ла Кар­валь от­но­сил­ся к не­му по-пер­вости дос­та­точ­но ос­то­рож­но, но Фран­суа не сом­не­вал­ся - сто­ит Кан­те­ну хоть нем­но­го воз­бу­дить­ся, и тот нап­рочь за­будет о всех дан­ных обе­щани­ях.

Но по­ка - по­ка улег­ший­ся сза­ди Ла Кар­валь от­ки­нул в сто­рону во­лосы Фран­суа, иг­ри­во по­кусы­вая до­бычу за шею, гла­дя спи­ну и за­дик, при­под­ни­мая паль­ца­ми мяг­ко-без­воль­ное дос­то­инс­тво и ще­коча уп­ру­гие за­вит­ки под ним. Фран­суа сму­щен­но фыр­кал, ук­ло­ня­ясь от нас­той­чи­вых по­целу­ев – и вро­де бы нев­зна­чай уп­ру­го ер­зая яго­дица­ми по встав­ше­му ес­тес­тву Кан­те­на, слов­но приг­ла­шая зай­ти внутрь, ут­вердить­ся в у­ют­ной нор­ке.

Ког­да гроз­ный сто­лич­ный гость за­бывал о сво­ей мас­ке «я са­мый страш­ный зверь в ок­ру­ге и про­вин­ции», с ним впол­не мож­но бы­ло иметь де­ло: Ла Кар­валь ста­новил­ся лас­ко­вым и не та­ким пу­га­ющим. Фран­суа да­же при­под­нялся на лок­те, на­поло­вину обер­нувшись, что­бы про­куро­ру бы­ло удоб­нее. Под­став­ляя рот тре­бова­тель­ным гу­бам Кан­те­на, сколь­зя языч­ком по чу­жому язы­ку и не­воль­но пос­та­нывая от удо­воль­ствия. Осоз­на­вая, что ему нра­вит­ся и та­кая лю­бовь - при ус­ло­вии, что его не бу­дут при­нуж­дать, ук­ла­дывая ли­цом в по­душ­ки и за­тал­ки­вая свой та­ран, нев­зи­рая на воп­ли и про­тес­ты. Ак­тер заб­ро­сил сво­бод­ную ру­ку на­зад, еро­ша паль­ца­ми длин­ные во­лосы Кан­те­на, при­жимая его к се­бе. Сме­ясь, вы­гиба­ясь под лас­ка­ющи­ми паль­ца­ми, ощу­щая, как в рас­па­док меж­ду яго­дица­ми все нас­той­чи­вее ты­чет­ся неч­то уп­ру­го-го­рячее и ок­ругло-твер­дое, осед­лы­вая жи­вой шес­ток и по­тира­ясь об не­го. При­род­ная и раз­ви­тая уп­ражне­ни­ями гиб­кость сей­час сос­лу­жила Фран­суа хо­рошую служ­бу, поз­во­ляя гнуть­ся в лад с дви­жени­ями ла­доней Кан­те­на. Лег­ко вски­дывая пря­мую как стрел­ка но­гу вверх - и ощу­щая, как ла­донь Ла Кар­ва­ля плав­но сколь­зит по ней, от щи­колот­ки до бед­ра, паль­цы сос­каль­зы­ва­ют по яго­дицам, пог­ру­жа­ясь в зап­ретное и за­мирая там.

Лю­бов­ная иг­ра нас­толь­ко зах­ва­тила Кан­те­на, что он, нап­рочь от­бро­сив все ра­зум­ные до­воды, жар­ко на­шеп­ты­вал в ухо Фран­суа бес­стыд­ные обе­щания, неж­но и тре­бова­тель­но тис­кая от­вердев­ший член юно­ши. Мир за­тума­нивал­ся и уп­лы­вал, кровь вски­пала мо­лодым ви­ном, раз­ры­вая жи­лы из­нутри – Фран­суа по­нимал, что го­рит, сго­ра­ет в пря­мом и пе­ренос­ном смыс­ле, и есть толь­ко од­но средс­тво, спо­соб­ное за­тушить по­жар в глу­бине его те­ла… Но часть его ра­зума, та, что не из­не­мога­ла в чувс­твен­ной ли­хорад­ке, ос­та­ва­ясь хо­лод­ной и здра­вомыс­ля­щей, не­до­уме­вала – от­че­го Шарль не при­со­еди­ня­ет­ся к ним? От­че­го он пред­по­чита­ет роль наб­лю­дате­ля, удоб­но рас­по­ложив­ше­гося в крес­ле и со­зер­ца­юще­го кар­ти­ны чу­жой люб­ви?

«Прос­то сей­час ему хо­чет­ся смот­реть, как ме­ня рас­кла­дыва­ют на пос­те­ли его пок­ро­вите­ля», - за­полош­ная, су­матош­ная мысль за миг до то­го, как Фран­суа раз­вернул­ся, опи­ра­ясь на лок­ти и вце­пив­шись паль­ца­ми в склад­ки прос­ты­ней, сог­нув но­гу в ко­лене и всем те­лом тол­кнув­шись навс­тре­чу Кан­те­ну. Ощу­тив, как тот пог­ру­жа­ет­ся в чувс­тви­тель­ное, тре­пещу­щее устье, жму­рясь и вы­дыхая низ­кое, тре­пещу­щее в гор­ле «а­аа» - на­низы­ва­ясь на то, что ста­ло для не­го ис­точни­ком му­чений и удо­воль­ствия.

По­нача­лу Кан­тен чес­тно ста­рал­ся сдер­жи­вать свой пыл – не впи­вал­ся ног­тя­ми в уз­кие бед­ра, а бе­реж­но под­держи­вал, не вла­мывал­ся, как за­во­ева­тель в по­корен­ные во­рота, но плав­но дви­гал­ся по удоб­ным для Фран­суа уг­лом. Нес­вой­ствен­ная про­куро­ру жер­твен­ность при­нес­ла пло­ды – опь­янев­ший и оша­лев­ший юнец вы­гибал­ся зо­лотис­той рыб­кой, рез­ки­ми дви­жени­ям бе­дер на­сажи­ва­ясь на сколь­зя­щий внут­ри его те­ла член, до­бива­ясь соп­ри­кос­но­вения го­лов­ки с той бу­дора­жащей за­гадоч­ной точ­кой, ма­лей­шее при­кос­но­вение к ко­торой сво­дило Фран­суа с ума. Те­перь все его те­ло плав­но вы­тан­цо­выва­ло, раз за ра­зом сги­ба­ясь и раз­ги­ба­ясь в слад­кой су­доро­ге, ис­поль­зуя Кан­те­на как собс­твен­ный инс­тру­мент для по­луче­ния нас­лажде­ния. Фран­суа то креп­ко при­жимал­ся спи­ной, то пря­дал в сто­рону, что­бы спус­тя миг сно­ва вер­нуть­ся - тол­чком, рыв­ком и глу­хим сто­ном пов­то­ряя прой­ден­ный путь, сно­ва и сно­ва, от­ки­дывая на­зад го­лову с рис­ком вре­зать Ла Кар­ва­лю за­тыл­ком по пе­рено­сице, но не в си­лах что-то по­делать с со­бой... Кан­те­ну не­воль­но приш­лось дви­гать­ся рез­че, под­хва­тывая за­дан­ный Фран­суа ритм, ры­ча от на­рас­та­юще­го нас­лажде­ния – ког­да пе­репол­ненное слад­кой не­гой те­ло прев­ра­щалось в лег­чай­ший пух, в ле­пес­ток ро­зы, кру­жащий­ся в аро­мат­ном воз­ду­хе Ту­лузы, не­весо­мо воз­но­сящий­ся к да­леким, не­дос­ти­жимым не­бесам.