Высокие небеса Тулузы

«Чер­то­ва кар­ти­на! Чер­то­ва па­роч­ка! И во­об­ще - будь оно все не­лад­но! Чер­тов про­курор! И Шарль то­же хо­рош - на кой ляд ему взду­малось предъ­яв­лять про­куро­ру мою зад­ни­цу и соп­ро­вож­дать его в эту трек­ля­тую Га­лерею!»

Хо­тя по­лот­но бы­ло ве­лико­леп­но. Слиш­ком ве­лико­леп­но. Изоб­ра­жен­ное на кар­ти­не ан­ге­личес­кое соз­да­ние лишь на чет­верть бы­ло Фран­суа Мо­раном, а на ос­тавши­еся три чет­верти - тем, кем он меч­тал быть, кем во­об­ра­жал се­бя и чем ка­зал­ся в гла­зах ув­лекше­гося но­вым фа­вори­том месье де Лан­саль­яка. Не­деля уто­митель­ных по­зиро­ваний под не­ус­танным взгля­дом мон­сень­ора, изыс­ки­вав­шим два-три ча­са для ви­зита в мас­тер­скую, да­бы дать ху­дож­ни­ку свои цен­ные ука­зания и по­любо­вать­ся на зас­тывше­го в над­ле­жащей по­зе на­тур­щи­ка. Фран­суа нра­вилась кар­ти­на, но не нра­вил­ся он сам. Он был са­мым обыч­ным че­лове­ком, а не ан­ге­лом во пло­ти. Ак­те­ру бы­ло ужас­но не­лов­ко из-за то­го, что фри­воль­ное изоб­ра­жение по­палось на гла­за сто­лич­но­му про­куро­ру, и до­сад­но, что д'Арнье так и не на­нес ему ви­зита - а за ок­на­ми дав­но сгус­ти­лась ть­ма. Фран­суа бо­ял­ся нас­ту­па­ющей но­чи, бо­ял­ся кош­ма­ров с удуш­ли­вой вонью пре­лых листь­ев и фи­гурой, вста­ющей из прог­нившей бо­лот­ной во­ды. Ему так хо­телось спря­тать­ся от это­го не­понят­но­го зла, ощу­тить ус­по­ка­ива­ющее при­кос­но­вение. Ус­лы­шать неж­ный ше­пот, пов­то­ря­ющий его имя.

Под­ле две­рей в апар­та­мен­ты мон­сень­ора всег­да бдел кто-ни­будь из слуг, но месье Ро­же был нас­толь­ко снис­хо­дите­лен, что снаб­дил лю­бим­ца клю­чами от ма­лоза­мет­ной двер­цы. От ла­зей­ки, поз­во­ляв­шей мсье Мо­рану при­ходить и ухо­дить не­заме­чен­ным. «Нес­мотря ни на что, при­личия дол­жны соб­лю­дать­ся», - доб­ро­душ­но хмы­кал его пре­подо­бие, вып­ро­важи­вая Фран­суа под ут­ро, пос­ле оче­ред­ной но­чи му­читель­но-слад­ких игр.

Фран­суа по­лагал, что се­год­ня дверь бу­дет за­пер­та из­нутри на зад­вижку, но нет - ключ по­вер­нулся, створ­ка без­звуч­но отош­ла в сто­рону. Зо­лотис­тый по­лум­рак, мер­ца­ющая в тем­но­те по­золо­та обо­ев и зер­кал, зна­комая об­ста­нов­ка - он дос­та­точ­но хо­рошо пом­нил рас­по­ложе­ние ме­бели в лич­ных по­ко­ях его пре­ос­вя­щенс­тва, что­бы не на­лететь ни на что. Пре­подоб­ный от­че, ан­гел-хра­нитель Ту­лузы, го­ра ста­ре­ющей пло­ти, скры­ва­ющая в се­бе по-преж­не­му ос­трый ум, не­помер­но иг­ри­вый нрав и по­рази­тель­ное жиз­не­любие не спал - си­дел за сто­лом, над спин­кой крес­ла вид­не­лась се­дая ма­куш­ка с тон­зу­рой. Фран­суа не­воль­но при­нюхал­ся - в воз­ду­хе ощу­щал­ся горь­ко­ватый за­пах лан­ды­шевых ка­пель.

Рас­слы­шав щел­канье клю­ча в сква­жине и лег­кий ше­лест ша­гов, пре­подоб­ный нег­ромко про­из­нес:

- Ны­неш­ней ночью так душ­но… Те­бе то­же не спит­ся?

- Мне хо­лод­но, - Фран­суа обо­шел круг­лый ко­фей­ный сто­лик, ос­та­новив­шись нап­ро­тив. Зас­та­вив се­бя смот­реть на си­дев­ше­го нап­ро­тив че­лове­ка в глу­боком крес­ле. Груз­но­го, одыш­ли­во пых­тя­щего, из-за рас­ши­того не­веро­ят­ны­ми цве­тами ноч­но­го ха­лата ка­зав­ше­гося еще боль­ше и круп­нее. Его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тво Ро­же де Лан­саль­як го­дил­ся юно­му ак­те­ру не в от­цы - в де­ды, и тем не ме­нее... тем не ме­нее мон­сень­ор де Лан­саль­як лю­бил его. Как мог, как умел, по­рой за­меняя под­линность чувств до­роги­ми по­дар­ка­ми и зло­упот­ребляя сво­ей властью - но лю­бил.

- Прос­ти­те, что я так поз­дно, - нег­ромко про­из­нес Фран­суа. - Мо­жет, мне луч­ше уй­ти?

Мон­сень­ор не­оп­ре­делен­но по­вел ру­кой - жест од­новре­мен­но оз­на­чал как про­щение за поз­дний ви­зит, так и приг­ла­шение сесть и по­ощ­ре­ние к даль­ней­ше­му рас­ска­зу. С тех пор, как во дво­рец вор­вался про­курор Ла Кар­валь, доб­рых вес­тей ждать не при­ходит­ся, но по­яв­ле­ние месье Мо­рана са­мо по се­бе ра­дова­ло пре­ос­вя­щен­но­го:

- Уго­щай­ся.

- Бла­года­рю, нет, - Фран­суа при­сел. - Пос­ле се­год­няшней по­ез­дки у ме­ня как-то про­пал ап­пе­тит. Зна­ете, мэтр Эша­вель при­нес се­год­ня за­кон­ченную кар­ти­ну. Шарль воз­на­мерил­ся про­лезть в кон­фи­ден­ты гос­по­дина про­куро­ра, - оби­жен­но на­ябед­ни­чал ак­тер. - Но Ла Кар­валь, ка­жет­ся, боль­ше не скло­нен об­ви­нять его в по­соб­ни­чес­тве тем­ным си­лам.

- Гос­по­дин Ла Кар­валь, при всем его нас­той­чи­вом уп­рямс­тве и уве­рен­ности в том, что кор­ни это­го де­ла про­из­раста­ют из гре­хов мо­его прош­ло­го, от­нюдь не глуп, - де Лан­саль­як при­выч­но сло­жил пух­лые ла­дони до­миком. - Как че­ловек со сто­роны, он спо­собен за­метить то, к че­му мы дав­но при­вык­ли и не за­меча­ем в упор… На­лей-ка мне еще де­сяток ка­пель этой ле­карс­твен­ной дря­ни.

Фран­суа дав­но уже на­лов­чился уп­равлять­ся с тол­стос­тенным фла­коном блед­но-ро­зово­го стек­ла и се­реб­ря­ной рю­моч­кой. Су­дя по сни­зив­ше­муся уров­ню гус­той мас­ля­нис­той жид­кости, пре­подоб­ный за ны­неш­ний ве­чер не раз при­бегал к ее по­мощи. От­счи­тывая кап­ли, Фран­суа про­бор­мо­тал в сто­рону:

- Вся­кий зна­ет, что нуж­но ос­та­новить­ся на пос­леднем ста­кане, но ник­то не зна­ет, ка­кой имен­но ста­кан - пос­ледний…

- Не сто­ит на­поми­нать мне о брен­ности зем­ной жиз­ни, - де Лан­саль­як од­ним глот­ком опус­то­шил рюм­ку и скри­вил­ся. - Мне впол­не хва­та­ет прос­ве­щен­но­го мне­ния док­то­ров Цер­кви по это­му по­воду, что­бы ты еще за­бивал мне го­лову вся­кими глу­пос­тя­ми. Ес­ли хо­чешь по­тол­ко­вать о бо­гос­ло­вии, Фран­суа, да­вай луч­ше об­су­дим твой пор­трет. Ка­ким ты его на­ходишь?

- Спа­сибо, нет, - уже вто­рой раз за ве­чер бур­кнул ак­тер. - С ме­ня хва­тило дис­пу­та о жи­вопи­си меж­ду гос­по­дином про­куро­ром и от­цом Ан­ту­аном. Они вы­каза­ли ред­кос­тное единс­тво мне­ний: ах, ка­кая воз­вы­шен­ная иг­ра кра­сок, ах, ка­кой глу­бокий смысл, ах, как вдох­но­вен­но... ах, ка­кая изящ­ная зад­ни­ца у на­тур­щи­ка. Чес­тно го­воря, мне хо­телось ку­да-ни­будь про­валить­ся, толь­ко бы они пе­рес­та­ли пи­киро­вать­ся че­рез мою го­лову. Точ­но вам го­ворю, месье про­курор сам не без греш­ка!

- Ну и на здо­ровье, - де Лан­саль­як ух­мыль­нул­ся, по­забав­ленный этой ма­лень­кой ин­терме­ди­ей скры­той рев­ности. - Они с от­цом Ан­ту­аном сос­та­вили бы вос­хи­титель­но кон­трастную па­ру. Ну-ну, не на­до так злить­ся и гнев­но свер­кать гла­зами, ди­тя мое. Я по­шутил. И, хоть я уже дав­но свык­ся с мыслью о том, что у от­ца Ан­ту­ана нет сер­дца, но вот по­ди ж ты…

- О-о, сколь­ко раз я это уже слы­шал, - скро­ил през­ри­тель­ную гри­мас­ку Фран­суа, в оче­ред­ной раз за­быв о не­об­хо­димос­ти быть сдер­жанным и пом­нить, что ин­те­ресы мон­сень­ора дол­жны всег­да ос­та­вать­ся для не­го на пер­вом мес­те: - «Ах, у ме­ня нет сер­дца, ах, все чувс­тва во мне дав­но умер­ли, ах, я плю­ну ми­ру в его до­воль­ное ли­цо и пусть он ут­рется...» Из­ви­ните. Вы по­лага­ете, месье д'Арнье при­вязал­ся ко мне? Ни­чуть не бы­вало! Я прос­то его за­бав­ляю. У ме­ня нет при­чин и нет спо­соба удер­жать его на­силь­но. Пусть се­бе идет ку­да хо­чет и с кем хо­чет, мне со­вер­шенно на это нап­ле­вать!

- Сын мой, - уми­лил­ся пре­подоб­ный, - я знаю Ан­ту­ана поч­ти пят­надцать лет. Имел удо­воль­ствие наб­лю­дать его по­веде­ние в са­мых раз­личных си­ту­аци­ях. Я сам с ним спал, ви­дел, как его под­кла­дыва­ли под дру­гих - и у не­го всег­да бы­ло та­кое ли­цо… ну, ты сам зна­ешь. Ему на лоб мож­но кув­шин с ви­ном ста­вить - вмес­то лед­ни­ка. А тут - ты… Да я го­тов свой на­пер­сный крест пос­та­вить на то, что он по но­чам во сне шеп­чет твое имя!

- Сдал­ся я ему! - из со­вер­шенно дет­ско­го ду­ха про­тиво­речия упер­ся Фран­суа. Пре­подоб­ный знал мир и лю­дей го­раз­до луч­ше мо­лодо­го ак­те­ра, и ха­рак­тер сво­его бы­лого лю­бим­ца он то­же прек­расно пред­став­лял - но Фран­суа, при­вык­ший к быс­трым и ни­чего не зна­чащим свя­зям, ни­как не мог по­верить в по­доб­ное. Месье Мо­ран не на­ходил в се­бе ни­каких ка­честв, дос­той­ных прив­лечь вни­мание Шар­ля, и как-то на­ив­но ве­рил в то, что ес­ли уп­ря­мо от­ри­цать оче­вид­ное, оно не уй­дет, его не сгла­зят, оно сох­ра­нит­ся... Ибо, да­же взду­май Шарль д’Арнье за­вес­ти ин­триж­ку с кем-то дру­гим, Фран­суа прос­тил бы ему это. Бе­сил­ся бы и ис­хо­дил желчью, но прос­тил, и сей­час его не­ожи­дан­ная, злая рев­ность улег­лась, сме­нив­шись об­ре­чен­ным: - А да­же ес­ли и так, что с то­го... - он про­тянул ру­ку, нак­рыв сво­ей уз­кой ла­донью пух­лую кисть пре­ос­вя­щен­но­го.

Ны­неш­ний стран­ный ве­чер не­весть от­че­го спо­собс­тво­вал от­кро­вен­ности, и Фран­суа ре­шил­ся:

- Вы поз­во­лите мне го­ворить на­чис­то­ту? Месье Ро­же, в сво­ей щед­рости вы да­ете мне ку­да боль­ше, чем я то­го зас­лу­живаю. Я ни­ког­да не жил так, и, ес­ли по­рой я ста­нов­люсь нес­но­сен, то... - ак­тер за­мял­ся, - то лишь от­то­го, что мне очень страш­но. Мне не ве­рит­ся, что все это про­ис­хо­дит на са­мом де­ле. Что-то на­шеп­ты­ва­ет мне: бу­дет луч­ше ока­зать­ся пос­ко­рее выб­ро­шен­ным из рая ту­да, где мое за­кон­ное мес­то, - он ви­нова­то опус­тил гла­за. - И я на­чинаю на­роч­но злить ва­шу ми­лость, лишь бы это по­быс­трее слу­чилось. Нет, я де­лаю это не по­тому, что мне здесь не нра­вит­ся, что вы! Прос­то... прос­то мне ка­жет­ся... - Фран­суа окон­ча­тель­но за­путал­ся и умолк.

- Прос­то те­бе ка­жет­ся, что ты раз­жи­ре­ешь, раз­ле­нишь­ся и от­выкнешь до­бывать пи­щу са­мос­то­ятель­но, как при­ручен­ная ди­кая зве­руш­ка, - за­вер­шил за не­го фра­зу пре­ос­вя­щен­ный. - Ра­ем не раз­бра­сыва­ют­ся, ди­тя мое, и в нем не су­щес­тву­ет вре­мени - в нем доль­ше ве­ка длит­ся день. Не­важ­но, про­ведешь ты здесь ме­сяц или пол­го­да, те­бе оди­нако­во труд­но бу­дет воз­вра­щать­ся в мир, - де Лан­саль­як по­тянул его за ру­кав, да­вая по­нять, что же­ла­ет за­полу­чить ма­лень­ко­го месье Мо­рана в объ­ятия. - Ко­му до­под­линно из­вес­тно, что ста­нет­ся с на­ми зав­тра? Мо­жет, Ла Кар­валь по­весит на ме­ня об­ви­нение в ере­си. Или ты огор­чишь ме­ня нас­толь­ко, что де­ло за­вер­шится пыш­ны­ми по­хоро­нами. Кро­ме то­го, не ис­клю­чено, что в бли­жай­шую сре­ду прик­лю­чит­ся Ар­ма­гед­дон.

- Ко­неч­но. Вы как всег­да пра­вы, - не­весе­ло улыб­нулся Фран­суа, пос­лушно под­ни­ма­ясь и де­лая шаг навс­тре­чу. Про­шед­шие ме­сяцы мно­гому на­учи­ли ак­те­ра, в том чис­ле и то­му, как пе­рес­ту­пать че­рез се­бя и на­ходить кап­лю удо­воль­ствия в том, что преж­де ка­залось не­воз­можным и не­ис­полни­мым. Те­перь он был спо­собен не толь­ко ви­сеть без­воль­ной тряп­кой в объ­яти­ях его эми­нен­ции, но и на­учил­ся об­ни­мать де Лан­саль­яка в от­вет, об­ви­вая ру­ками не­ког­да бычью шею в уй­ме скла­док и прис­тра­ивая под­бо­родок на пле­че, на­поми­на­ющем рас­полза­ющу­юся по­душ­ку. Глав­ное бы­ло - не за­думы­вать­ся, как это выг­ля­дит со сто­роны. - И все-та­ки, ес­ли ре­ка не за­топит го­род и не сос­то­ит­ся шум­но­го про­цес­са по об­ви­нению пас­ты­ря в ере­си - по­обе­щай­те, что не ста­нете удер­жи­вать ме­ня на­силь­но и поз­во­лите мне уй­ти. А, месье Ро­же?

- И ку­да же ты пой­дешь, глу­пое соз­да­ние? - ар­хи­епис­коп при­тянул его к се­бе на ру­ки, пог­ла­дил по ту­гому за­дику. - Да, да, знаю - те­атр, пуб­ли­ка, бу­кеты в гри­мер­ку, по­пой­ки с це­ните­лями... Цен­зурные нож­ни­цы, проб­ле­мы с по­лицей­ским над­зо­ром, хо­лод, го­лод, бе­лая го­ряч­ка от сквер­ной вы­пив­ки и си­филис от де­шевых по­тас­кух. Ду­раки и до­роги, скром­ный хол­мик за клад­би­щен­ской ог­ра­дой - прос­то див­но. Да?

- Да, - уп­ря­мо пов­то­рил Фран­суа. - А еще - че­лове­чес­кие ду­ши в тво­их ла­донях, их сле­зы, го­рес­ти и ра­дос­ти, и чу­деса на­яву, и ноч­лег в са­рае с ды­рявой кры­шей, про­валы и ус­пех, приз­на­ние, и осоз­на­ние то­го, что мо­лодость и кра­сота от­нюдь не веч­ны, а сце­на при­мет ме­ня и бу­дет лю­бить до са­мых пос­ледних дней... Вы не смо­жете дер­жать ме­ня при се­бе всю ос­тавшу­юся жизнь. Пол­го­да, год - и я ста­ну прос­то при­выч­ной де­талью об­ста­нов­ки в ва­ших по­ко­ях, то ли сек­ре­тарь, то ли жи­вая грел­ка для пос­те­ли и со­бесед­ник для дол­гих ве­черов. Я нас­ку­чу ва­шей ми­лос­ти. Вам за­хочет­ся че­го-то но­вень­ко­го и ос­трень­ко­го, что мож­но по­корить, за­воро­жить и пос­мотреть, как но­вое яб­лочко упа­дет в под­став­ленную ру­ку, - он выг­нулся под этой са­мой лас­ка­ющей ру­кой, не­воль­но вздох­нув. - Все мо­жет обер­нуть­ся ку­да луч­ше, чем пред­ска­зыва­ете вы. Мо­жет, там, впе­реди, еще бу­дет сто­лица, и ко­ролев­ский те­атр. Мо­жет, мое имя ста­нет ку­да бо­лее из­вес­тным, чем сей­час.

- А как же «Ша­аарль»? - тон­ко ус­мехнул­ся в от­вет на его ти­раду пре­ос­вя­щен­ный, по­тихонь­ку рас­сте­гивая на Фран­суа кю­лоты. Иног­да он ре­шитель­но от­ка­зывал­ся по­нимать сво­его фа­вори­та - по­нятие «зо­лотой клет­ки» ста­вило мон­сень­ора в ту­пик.

- А что - Шарль? - не­до­умен­но под­нял бро­ви Фран­суа. - Шарль - то, что есть здесь и сей­час. Он мне нра­вит­ся, иног­да да­же слиш­ком, я по­нимаю, что те­ряю от не­го го­лову - но я так­же прек­расно по­нимаю, что каж­до­му из нас суж­де­но ос­тать­ся на сво­ем мес­те, - ак­тер чуть дер­нулся, ощу­тив хо­зяй­ни­ча­ющую меж его ног ру­ку, но отс­тра­нять­ся не стал - ес­ли уж мон­сень­ор ре­шил, он все рав­но по­лучит свое, тем или иным спо­собом. - Д'Арнье - че­ловек, с ко­торым мне ни­ког­да в жиз­ни не срав­нить­ся.

- Са­мов­люблен­ное ма­лень­кое чу­дови­ще, - вос­хи­тил­ся де Лан­саль­як, - а я еще на­зывал бес­сердеч­ным Шар­ля! - он ущип­нул Фран­суа за бед­ро, стя­гивая с не­го кю­лоты и белье до ко­лен. - Нак­ло­нись. Я, я, и опять я, месье Мо­ран, единс­твен­ный и не­пов­то­римый. По­росе­нок.

- Что вам всем так нра­вит­ся име­новать ме­ня по­росен­ком, что ва­шей эми­нен­ции, что ва­шему не­наг­лядно­му д’Арнье... - сер­ди­то про­бух­тел Фран­суа, сми­ря­ясь с не­из­бежным. Пре­подоб­ный был с ним лас­ков - так что мож­но бы­ло и ус­ту­пить вкрад­чи­вому на­тис­ку, не чувс­твуя се­бя слиш­ком оби­жен­ным. - Ка­кой я вам по­росе­нок, мож­но по­думать, вы оба толь­ко и де­ла­ете, что ден­но и нощ­но пе­четесь о ближ­них сво­их, нап­рочь за­бывая о се­бе!

Он опер­ся лок­тя­ми о сто­лик и опас­ли­во нас­то­рожил­ся - ве­щица выг­ля­дела слиш­ком не­ус­той­чи­вой, ему не хо­телось бы грох­нуть­ся с нее, по­теряв рав­но­весие. Фран­суа ощу­щал се­бя стре­ножен­ной ло­шад­кой - стя­нутая вниз одеж­да не поз­во­ляла ему ни рез­ко дви­нуть­ся, ни шаг­нуть в сто­рону, а паль­цы пре­ос­вя­щен­но­го уже про­бежа­лись по так вол­но­вав­шей его час­ти те­ла, зас­та­вив ак­те­ра вздрог­нуть. Вро­де бы его уж столь раз ка­сались, и так, и эдак, но все еди­но - он всег­да вздра­гивал в ис­пу­ге, ощу­щая пер­вые при­кос­но­вения. Пре­ос­вя­щен­ный вдум­чи­во ис­сле­довал паль­ца­ми неж­ную ды­роч­ку, пог­ла­живая, втис­ки­вая об­манчи­во не­ук­лю­жий па­лец все глуб­же, вы­нуж­дая Фран­суа про­гибать­ся, под­став­ля­ясь. Де Лан­саль­як не при­чинял сво­ей иг­рушке бо­ли, лишь под­драз­ни­вал, наб­лю­дая за тем, как не­лов­ко ер­за­ет и вы­гиба­ет­ся мо­лодой че­ловек, лас­кая его из­нутри, нас­лажда­ясь чу­жой по­кор­ностью и ви­дом юно­го, пол­но­го жиз­ни те­ла. Ко­го-то ус­по­ка­ива­ет мо­лит­ва и чет­ки, ко­го-то - при­сутс­твие до­маш­не­го жи­вот­но­го, а мон­сень­ора весь­ма ос­ве­жали и воз­вра­щали ил­лю­зию мо­лодос­ти ин­тимные за­бавы. Прип­равлен­ные го­речью осоз­на­ния то­го, что ему не удас­тся удер­жать месье Мо­рана. Хо­тя че­го, спра­шива­ет­ся, то­му не хва­та­ет?

В дверь роб­ко пос­креб­лись, вы­нудив пре­подоб­но­го прер­вать раз­вле­чение, бро­сив Фран­суа: «Прик­рой­ся». Про­сочив­ший­ся в по­кои слу­га то­роп­ли­во на­шеп­тал в по­рос­шее из­нутри се­дым во­лосом ухо его пре­ос­вя­щенс­тва неч­то, зас­та­вив­шее то­го нах­му­рить­ся и взма­хом ру­ки отос­лать месье Мо­рана прочь.

«Опять у них ка­кие-то тай­ны ту­луз­ско­го дво­ра», - ра­зоби­жен­ный в луч­ших чувс­твах Фран­суа пос­лушно уда­лил­ся.

Спать со­вер­шенно не хо­телось и ак­тер заб­рался на ши­рочен­ный по­докон­ник, ме­лан­хо­лич­но со­зер­цая плы­вущую над го­род­ски­ми кры­шами лу­ну. Скла­дывая в уме строч­ки бу­дуще­го со­нета, пе­чаль­но­го, пос­вя­щен­но­го без­вре­мен­но опав­шим листь­ям и сор­ванно­му цвет­ку, Те­резе. Оч­нувшись от скри­па ос­то­рож­но при­от­во­рен­ной две­ри - месье Мо­ран по­забыл за­переть за­мок. Или ос­та­вил ее от­кры­той, в глу­бине ду­ши на­де­ясь не­весть на что.

- Шарль? - об­ра­дован­но изу­мил­ся он, по­вер­нувшись к во­шед­ше­му. Спор­хнул на пол, бро­сив­шись навс­тре­чу и встре­воже­но за­метив: - На те­бе ли­ца нет. Что стряс­лось? Где те­бя но­сило?

- Про­курор Ла Кар­валь толь­ко что за­полу­чил вто­рой труп, - д'Арнье тя­жело рух­нул в глу­бокое крес­ло с ши­роки­ми под­ло­кот­ни­ками. - Из чувс­тва дол­га пе­ред пре­подоб­ным и хрис­ти­ан­ско­го ми­лосер­дия я по­тащил­ся сле­дом за месье сле­дова­телем в морг - и, приз­на­юсь чес­тно, очень и очень со­жалею о сво­ем пос­тупке. Это бы­ло ужас­но - страш­нее, чем там, на ос­тро­ве, - он при­тянул Фран­суа к се­бе, за­рыл­ся ли­цом в его во­лосы. Пе­ревел ды­хание, ощу­тив, что месье Мо­ран об­ни­ма­ет его за пле­чи, ус­по­ка­ивая, и нес­коль­ко нев­нятно про­дол­жил рас­сказ: - Это де­вуш­ка, ее вы­лови­ли ны­неш­ним ве­чером из ре­ки пря­мо в чер­те го­рода. Сов­сем мо­лодень­кая, поч­ти ре­бенок. Хо­рошень­кая… бы­ла. Ей пе­рере­зали гор­ло… и вы­пот­ро­шили, прос­то вы­пот­ро­шили, как ры­баки пот­ро­шат ры­бу. Вы­реза­ли у нее на спи­не ка­кие-то зна­ки - Ла Кар­валь уве­ря­ет, са­танин­скую пен­таграм­му. Он зна­ток сво­его де­ла, ему вид­нее… Те­перь он точ­но пе­ревер­нет не­бо и зем­лю в по­ис­ках ви­нов­ных. Для на­чала хо­тя бы в по­ис­ках от­ве­та на воп­рос: кем бы­ла эта нес­час­тная?..

Д'Арнье по­лагал сто­лич­но­го про­куро­ра че­лове­ком, за­кален­ным судь­бой во мно­гих ис­пы­тани­ях и не раз стал­ки­вав­шимся с че­лове­чес­кой ни­зостью и кро­вожад­ностью. Но ны­неш­ний слу­чай, по­хоже, ока­зал­ся чрез­мерным ис­пы­тани­ем да­же для сталь­ных нер­вов па­рижа­нина. Про­куро­ра тряс­ло от не­навис­ти и не­воз­можнос­ти что-ли­бо ис­пра­вить, в чер­ных гла­зах блес­те­ли сле­зы. Он был стра­шен в сво­ем пра­вед­ном гне­ве, и д'Арнье по­сочувс­тво­вал лю­бому, кто вста­нет на пу­ти слу­ги за­кона. Он пос­та­рал­ся пос­ко­рей увез­ти про­куро­ра из хо­лод­но­го, про­пах­ше­го смертью, кар­болкой и фор­ма­лином зда­ния мор­га - а по воз­вра­щении на­по­ил креп­чай­шим конь­яком из пог­ре­бов мон­сень­ора. Сдав слег­ка зах­ме­лев­ше­го блюс­ти­теля за­кона на ру­ки ор­ди­нар­цу и по­мощ­ни­кам, д'Арнье сам от­пра­вил­ся за уте­шени­ем. Об­ре­тя его здесь, об­ни­мая Фран­суа так креп­ко, слов­но бо­ясь, что их вот-вот сил­ком рас­та­щат в сто­роны. Бла­года­ря Фран­суа за без­мол­вное со­чувс­твие, за что, что ак­тер по­нял все без лиш­них объ­яс­не­ний. За по­целуи - неж­ные и слад­кие, та­ющие на гу­бах, смы­ва­ющие го­речь и ужас дол­го­го дня, зас­тавля­ющие за­быть о смер­ти, не­ус­танно кру­жащей над го­ловой вся­кого из жи­вущих.

- Люб­лю те­бя… те­бя, те­бя… - за каж­дым приз­на­ни­ем Фран­суа сле­довал но­вый по­целуй, длин­нее и от­кро­вен­нее пре­дыду­щего. - Пусть ты и бро­сил ме­ня на рас­терза­ние сво­ему пре­подоб­но­му, а мне все еди­но… Смот­рю на те­бя, как… н-ну, ты для ме­ня нав­ро­де рас­пахну­того ок­на в кон­це длин­но­го-длин­но­го ко­ридо­ра. Чем бли­же под­хо­жу, тем боль­ше ви­жу за этим ок­ном - не толь­ко зас­не­жен­ный на­веки сад, как мне по­каза­лось спер­ва, но и го­ры, и мо­ре, и зе­лень, и еще что-то…

«Эта дверь за­коло­чена из­нутри», - вспом­ни­лись Фран­суа сло­ва пре­ос­вя­щен­но­го. Вот и неп­равда, для ма­лень­ко­го месье Мо­рана дверь гос­тепри­им­но рас­пахну­лась, от­кры­вая ему мир Шар­ля д’Арнье, прек­расный и су­ровый, как та зем­ля, ко­торая его по­роди­ла.

- И я те­бя, - эхом отоз­вался Шарль, - я по те­бе с ума схо­жу....

Ни­ког­да преж­де Фран­суа не влюб­лялся столь бе­зог­лядно и без­рассуд­но, ни­ког­да преж­де не пу­тешес­тво­вал по Стра­не Люб­ви в та­кой ком­па­нии, так дол­го и так вдум­чи­во, уз­на­вая ее сек­ре­ты, заг­ля­дывая в угол­ки, о су­щес­тво­вании ко­торых преж­де не имел пред­став­ле­ния.

- Встань, по­жалуй­ста, - быс­трый, го­рячеч­ный ше­пот. Ме­чущи­еся паль­цы, то­роп­ли­во рас­сте­гива­ющие крюч­ки и пу­гови­цы, дер­га­ющие ак­ку­рат­но вы­вязан­ный шар­фик, стре­мясь как мож­но быс­трее из­ба­вить­ся от одеж­ды, ко­торая сей­час толь­ко ме­ша­ет. - Да-да-да, вот так, са­дись, твой яко­бы ми­лосер­дный Гос­подь все-та­ки жес­то­кая тварь, раз вы­пус­ка­ет в мир та­ких, как ты - на по­гибель всем ос­таль­ным, от тос­ки и за­вис­ти... - Фран­суа об­хва­тил д'Арнье за та­лию, мяг­ко и нас­той­чи­во тол­кнув об­ратно на крес­ло. Сколь­знул сле­дом, гиб­кое, быс­трое и бес­стыд­ное соз­да­ние, ус­тро­ив­шись на ко­ленях лю­бов­ни­ка и по­вер­нувшись к не­му спи­ной, так что те­перь для вся­кого по­целуя ему при­ходи­лось вы­гибать­ся впо­лобо­рота, да­леко зап­ро­киды­вая го­лову и ще­коча пле­чо Шар­ля рас­сы­пав­ши­мися во­лоса­ми.

Д'Арнье то неж­но це­ловал его пле­чи, то вне­зап­но чувс­тви­тель­но при­кусы­вал, то встре­чал­ся гу­бами с осед­лавшим его бед­ра Фран­суа, та­кого воз­бужда­юще­го и по­теш­но­го од­новре­мен­но в сво­ей до­саде на Твор­ца, ко­торый над не­кото­рыми сво­ими соз­да­ни­ями ра­бота­ет бо­лее тща­тель­но, чем над про­чими.

- Хо­чу ви­деть твое ли­цо, - тре­бова­тель­но про­шеп­тал Шарль, нак­ру­чивая на за­пястье каш­та­новые куд­ри.

- Да­лось те­бе мое ли­цо, мож­но по­думать, ты преж­де на не­го не нас­мотрел­ся... - Фран­суа из­вернул­ся, бла­го ста­рин­ное крес­ло бы­ло дос­та­точ­но ве­лико для за­те­ян­ных им иг­рищ. - Ай, во­лосы! - Шарль по­рой имел при­выч­ку на­поми­нать ему о том, нас­толь­ко он силь­нее фи­зичес­ки - это од­новре­мен­но и пу­гало, и воз­бужда­ло. Он ль­нул к Шар­лю, за­цело­вывая, об­во­дя язы­ком от­пе­чатав­ши­еся на свет­лой ко­же сле­ды собс­твен­ных мел­ких зу­бов.

- Нет. И ни­ког­да не нас­мотрюсь, - свои сло­ва д'Арнье под­твер­дил глу­боким по­целу­ем, жад­ным, влас­тным, буд­то клей­мя­щим при­пух­шие гу­бы Фран­суа, в знак то­го, что ник­то иной не сме­ет к не­му при­кос­нуть­ся. - Хо­чу за­пом­нить те­бя все­го, из­нутри и сна­ружи, уз­нать твои тай­ны...

Его ла­дони сколь­зну­ли вниз, об­хва­тывая яго­дицы Фран­суа, при­поды­мая его и при­жимая к воз­бужден­ной пло­ти.

- Ес­ли у ме­ня и бы­ли рань­ше ка­кие сек­ре­ты, то те­перь они все твои... - Фран­суа пре­рывис­то вздох­нул, заж­му­рив­шись и ощу­тив нас­той­чи­вое, го­рячее при­кос­но­вение вни­зу, меж­ду ног. За­ер­зал, рас­слаб­ля­ясь и от­кры­ва­ясь навс­тре­чу Шар­лю, гла­дя его пле­чи, при­каса­ясь лег­ки­ми по­целу­ями, ста­ра­ясь сде­лать все, что­бы д’Арнье ос­тался до­волен. - Я твой, пом­нишь?

- Люб­лю те­бя, - со­вер­шенно нев­ме­ня­емым го­лосом про­шеп­тал Шарль, опус­кая его на свое жаж­ду­щее сли­яния му­жес­тво, и ло­вя гу­бами приг­лу­шен­ный вскрик. Бли­зость Фран­суа от­прав­ля­ла псу под хвост лю­бые бла­гие на­мере­ния и всег­дашнюю сдер­жанность от­ца Ан­ту­ана д’Арнье. Умом он по­нимал - нет, нель­зя, не сто­ит, это пло­хо кон­чится, но мно­голет­няя не­осоз­нанная жаж­да люб­ви и неж­ности бра­ла свое. Раз за ра­зом он со­вер­шал бе­зумс­тва, в ко­торых не рас­ка­ивал­ся.

На Фран­суа сло­ва о люб­ви всег­да дей­ство­вали са­мым по­рази­тель­ным об­ра­зом. Ис­пы­тывать при­вязан­ность к ко­му-то и быть лю­бимым в от­вет - та­ково бы­ло ес­тес­твен­ное сос­то­яние его ду­ши и те­ла. Пусть ему лга­ли или лгал он сам, при­нимая же­ла­емое за дей­стви­тель­ное - ему бы­ло хо­рошо. Он дви­гал­ся в ру­ках Шар­ля, из­не­могая от пе­репол­нявших его чувств, удив­ля­ясь то­му, сколь­ко их, ока­зыва­ет­ся, у не­го бы­ло - и они не со­бира­лись ис­ся­кать. А он и не по­доз­ре­вал, что спо­собен на та­кое, что уме­ет не толь­ко брать, то и от­да­вать, при­нося ко­му-то удо­воль­ствие и нас­лажде­ние.

Он са­мозаб­венно пос­та­нывал в такт слит­ным дви­жени­ям их тел, не опа­са­ясь быть ус­лы­шан­ным, не бес­по­ко­ясь о сдер­жаннос­ти. Здесь и сей­час они мог­ли де­лать все, что угод­но. Во вся­ком слу­чае, так счи­тал Фран­суа - не умев­ший заг­ля­дывать в бу­дущее даль­ше, чем на па­ру дней.

Они взле­тели в не­беса, по­доб­но тем са­мым прес­ло­вутым ан­ге­лам, за­мер­ли у са­мого свер­ка­юще­го ал­мазны­ми звез­да­ми не­бос­во­да, и сно­ва рух­ну­ли на брен­ную зем­лю. Осоз­нав, что на­гишом воз­ле­жат в крес­ле, рас­ки­нув ру­ки и но­ги, как пос­ле тяж­ко­го, но ра­дос­тно­го тру­да.

Шарль мед­ленно об­ли­зал пе­ресох­шие гу­бы и ок­ликнул ти­хонь­ко лю­бимо­го по име­ни - буд­то вся­кий раз опа­сал­ся, что од­нажды тот не от­зо­вет­ся:

- Фран­суа... Так хо­рошо...

- Уммм? Прав­да? - Фран­суа не хо­телось ни при­под­ни­мать отя­желев­шую го­лову, ни дви­гать­ся - толь­ко ле­жать вот так, прис­тро­ив го­лову на гру­ди Шар­ля, слу­шая стук его сер­дца, час­тое и тя­желое ды­хание. При­каса­ясь кон­чи­ком язы­ка к твер­до­му сос­ку и пе­реби­рая в уме свер­ка­ющие под­робнос­ти: не­лов­кость сли­яния, пе­рехо­дящую в пря­ное, су­мас­брод­ное и бо­лез­ненно-сла­дос­тное удо­воль­ствие, вол­ной дос­ти­га­ющее эк­ста­за, уно­сящее ку­да-то ввысь, в го­лубые и чер­ные не­беса... - Я люб­лю те­бя, я уже го­ворил? И мне так нра­вит­ся, ког­да ты лю­бишь ме­ня - вот смеш­но, прав­да?.. Да­же ког­да боль­но. Но ты де­ла­ешь это как-то так, что о бо­ли сра­зу за­быва­ет­ся, ос­та­ет­ся толь­ко счастье. А я сей­час счас­тлив? - оза­дачен­но спро­сил сам се­бя ак­тер. По­думал и кив­нул: - Ага.

С ти­хим смеш­ком д'Арнье по­цело­вал его в лоб:

- Ты чу­до, Фран­суа. С то­бой все хо­рошо - лю­бить­ся, мол­чать, встре­вать в ис­то­рии, ссо­рить­ся и да­же прос­то спать. Пой­дем в пос­тель, у те­бя гла­за сли­па­ют­ся.

Пе­рех­ва­тив его за та­лию и под ко­лен­ки, Шарль на ру­ках от­нес его в кро­вать, уло­жил и сам заб­рался под оде­яло ря­дом.

- По­чему, в та­ком слу­чае, та­кой иде­аль­ный и чу­дес­ный я бол­та­юсь по до­рогам без гро­ша в кар­ма­не в ожи­дании счас­тли­вого слу­чая? - про­бор­мо­тал Фран­суа, при­жима­ясь к Шар­лю и про­вали­ва­ясь в спо­кой­ный, прох­ладный сон.- Еще нем­но­го - и я прос­то не смо­гу жить без те­бя. Ум­ру, ес­ли те­бя не бу­дет ря­дом - вся­кую ночь и вся­кий день, ес­ли ты пе­рес­та­нешь вла­деть мо­ей ду­шой и те­лом... Нет, не слу­шай, что я не­су, я на са­мом де­ле уже сплю, это я во сне с то­бой раз­го­вари­ваю. Да­же во сне...

- Спи, бол­тли­вый сом­намбу­ла, - д'Арнье за­бот­ли­во приг­ла­дил взъ­еро­шен­ную грив­ку Фран­суа, раз­мышляя о чем-то сво­ем.