Страница 40 из 69
Осенним утром из распахнутых настежь главных ворот архиепископского дворца выехала большая кавалькада. Всадниками были местные жандармы и несколько доверенных людей, прибывших с прокурором Ла Карвалем из Парижа, а также сам молодой прокурор и двое его спутников, отец Антуан д'Арнье и месье Моран. Отряд пронесся по улицам Тулузы - прохожие только успевали шарахаться к стенам домов, в удивлении строя предположения о том, куда это слуг закона понесло с утра пораньше, да еще такой оравой. Свернули на Цепную улицу, миновали старинный барбикен, под копытами коней гулко прогремели доски моста Крестоносцев - внизу, вокруг опор моста, закручивались желтоватые пенные водовороты.
- Следы жертвоприношения были замечены рыбаками на маленьком острове неподалеку от города, - скакавший во главе отряда Ла Карваль напоминал азартную гончую, взявшую теплый след добычи. Прокурор был рад и начинающемуся ясному дню, и возможности исполнить свой долг, и обществу загадочно-подозрительной парочки. - Они сообщили посту жандармов. Те сначала не поверили, потом сунулись на остров, но толком не осмотрелись. Вот мы заодно и поглядим, что там к чему.
- А тело предполагаемой жертвы обнаружено? - проявил заинтересованность Шарль. Прокурор махнул рукой:
- Пока нет. Как меня уверили, там густые заросли. Вероятно, жертва осталась незамеченной и лежит где-нибудь под кустом. Хорошо бы ее сыскать…
Франсуа к разговорам не прислушивался. Он не слишком рассчитывал, что его возьмут на эту, как вчера выразился Шарль, «увеселительно-дознавательную прогулку». Проснулся актер утром в одиночестве: д'Арнье незаметно ушел, не желая скомпрометировать любимца монсеньора, завтрак ему накрыли в маленькой гостиной его покоев - преосвященный, видимо, пребывал в дурном настроении после вчерашних бесед, и не пожелал с утра пораньше лицезреть миньона. А потом явился служака из подчиненных прокурора Ла Карваль и прогавкал то ли приглашение, то ли завуалированный приказ собираться и присоединяться. Франсуа с радостью вскочил и понесся. Он засиделся в роскошной золотой клетке архиепископского дворца, а тут - свобода и вероятное приключение!
Для начала приключение обернулось нешуточной трудностью - как бы не опозориться и сверзиться с коня на глазах у Шарля и столичного блюстителя правосудия. Актеру подали спокойную и покладистую лошадь, и, кажется, д'Арнье в милосердии своем не забыл о том, что Франсуа скверно держится в седле, нарочно притормаживая кавалькаду. Но помогло это мало. За полчаса путешествия месье Моран благополучно отбил задницу и растянул лодыжку, так что, когда дознаватель с сопровождением добрались до цели, он благополучно прихрамывал - стараясь, чтобы это не бросалось в глаза.
Место вероятного преступления выглядело идиллически: холмистый берег с разбросанными там и сям виноградниками и деревушками, город розового камня невдалеке, песчаная отмель. Рядом с обрывистым берегом покачивался на волнах вместительный баркас. Отделенный нешироким рукавом Гаронны, красовался искомый островок, похожий на переполненную корзину садовника.
- Нам туда! - бодро заявил Ла Карваль, запрыгивая в баркас. Судя по всему, жандармам не очень-то хотелось утруждаться, работая веслами, но спорить со столичной штучкой никто не решился. Прокурор расположился на носу лодки, Шарлю и Франсуа выпало сидеть на широкой кормовой скамейке. Баркас отправился в краткое плавание, отмечая свой путь расплывающимися кругами от весел. Солнце ослепительно блестело на речной воде, ивы склоняли свои длинные ветви, доцветали последние кувшинки, жизнь была изумительно хороша. Мимо с важным видом проплыл топляк, направляясь к океану, а спустя еще полсотни взмахов веслами киль баркаса с размаху вошел в густой слой ила. Ла Карваль лихо спрыгнул в густую коричнево-желтую застоявшуюся воду, подняв вокруг себя облако брызг и перепугав панически заквакавших лягушек. Франсуа огляделся: крохотная бухточка с глинистыми берегами, купы ольхи и шелестящей осоки, уходящая в камыши тропинка, пробитая рыбаками или еще кем. Прокурор распорядился, чтобы двое жандармов остались нести дозор около лодки, а все прочие члены экспедиции следовали за ним, не забывая оглядываться по сторонам и смотреть под ноги - и потревоженным кабаном ломанулся в заросли.
- Тебя-то чего сюда понесло? - д'Арнье, убедившись, что на них никто не смотрит, обнял Франсуа за плечи. - Оставался бы на том берегу с лошадьми. И чего трясешься?
- Замерз. А любопытство кошку сгубило, - откликнулся Франсуа. - Пошли?
И они пошли, следуя по извилистой тропке за жандармами и неугомонным прокурором, бодро прыгавшим с кочки на кочку. Трупов или оскаленных черепов на глаза пока не попадалось, поросший густой свежей зеленью островок выглядел мирным и совершенно пустынным. В листве перекликались птицы, пару раз заполошно затрещала сойка. Тропинка постепенно расширялась, выведя дознавателей на небольшую прогалину в окружении старых ясеней и мелко трепетавших на ветру осин. В центре прогалины неровным кругом сгрудились покосившиеся и заросшие мхом кромлехи, помнящие, по-видимому, еще поступь легионов Цезаря, а сейчас напоминавшие прогнивший частокол зубов во рту бродяги. Камни окружали плоский жертвенник - грубо обтесанный обломок гранита, по форме и виду напомнивший месье Морану гроб. Ла Карваль с азартом кружил подле каменной глыбы, оглядывая ее со всех сторон и колупая ногтем потеки темных дорожек, испещривших камень.
- Кровь, - убежденно констатировал прокурор, растирая между пальцев черные хрупкие частички и принюхиваясь к запаху. - Двух- или трехдневной давности. Но трудно сказать, человеческая или звериная. Обойдите-ка кромлехи и посмотрите, не найдется ли где перьев или клочков шерсти.
- Тут валяется дохлая кошка, - доложил Франсуа, осторожно огибая загадочное и странное местечко, исправно заглядывая под камни и пучки травы. Уточнил: - Сильно и давно дохлая от естественных причин. Непонятно, как она тут очутилась, кошки же терпеть не могут плавать. Пустое гнездо, черепки от кувшина, куриные косточки… ерунда всякая.
Под солнцем в траве переливчато блеснуло. Франсуа присел на корточки, пошарил среди сухих стеблей, брезгливо скривившись, когда пальцы наткнулись на дохлую рыбу, и ухватил нечто скользко-гладкое. Кольцо. Колечко. Золотое с виду, с маленьким ярким камешком темно-синего отлива. Сапфир? Или богемская стекляшка? Колечко было маленьким, даже ему, с его тонкими пальцами, оно налезло бы только на мизинец. Женское, детское? Вещица не выглядела рыночной дешевкой, похоже, и металл и камень были настоящими драгоценностями. Франсуа держал его на ладони, удивленно разглядывая и не торопясь сообщать о своей находке, пока рядом не зашлепали тяжелые шаги.
- Что там у тебя? - Шарль присел рядом.
Парочка сблизила головы, переговариваясь вполголоса, как заправские заговорщики. Ла Карваль стоял перед камнем, напряженно разглядывая брызги крови - видно, в его рассуждениях что-то не сходилось.
- Смотри, что я нашел... Может, надо ему показать? - красноречивый взгляд в сторону рыскавшего подле каменного алтаря прокурора Шатле.
- Оно могло тут валяться с незапамятных времен, золоту же ничего не сделается.
- Слишком чистое. И лежало почти на траве, а не ушло в землю, если бы его тут давно бросили... Метки мастерской нет, может, хоть инициалы владельца есть? - Франсуа повертел находку в пальцах, прищурившись и рассматривая ее под разными углами. - Шарль, мне кажется, или на камне вырезано «Т»?
- А может, «I». Или «L». А может, тебе вообще кажется. Я ничего не различаю.
- Все-таки я отдам блюстителю, пусть сам решает. Нам же нужно поддерживать добрые отношения, так? Болтаться рядом с ним, узнавать то, что узнает он...
- Интриган.
- Вашими молитвами, отец Антуан.
- И язва вдобавок.
Ла Карваль в раздражении оглянулся: его спутники о чем-то шептались. Ничего не скажешь, очаровательная картина - пронизанные солнцем темно-рыжие локоны и льнувшие к ним каштановые с очаровательной рыжинкой. Они были очень красивы, эти мужчины, в другое время он, возможно, заинтересовался бы ими, но завязывать дружеские отношения с возможными преступниками? На такой опрометчивый шаг он не пойдет.
- Эй, господа! - раздраженно рявкнул прокурор. - Что у вас стряслось?
- Вот, - Франсуа опасливо приблизился, протянул ладонь с кольцом. - Нашел за тем камнем. Нет, рядом не было ни крови, ничего. Оно просто там лежало. Может, это не слишком важно… но как дорогое кольцо попало в столь уединенное место? - из-за разницы в росте ему приходилось смотреть на прокурора Ла Карваля снизу вверх. Тяжелый, черный взгляд. Несколько мгновений Ла Карваль, видимо, решал: не водят ли его за нос, подсовывая заранее припасенную вещицу, но рассудил в пользу месье Морана. Сурово буркнул: «Благодарю, месье, я разберусь с этим» - забрал колечко, завернул в платок и сунул в карман жилета.
- В последние дни над городом и окрестностями не было дождей, - Шарль предпочел оттереть своего юного друга в сторону, подойдя к алтарю и тоже пристально рассматривая запекшиеся струйки. - Но было довольно жарко. Кровь совсем высохла на солнце.
Прокурор с сожалением заметил, что не нашел следов, указывающих, чтобы с полянки волокли что-либо тяжелое или чтобы ее посещало большое количество народу. Стало быть, в их распоряжении есть только сообщения о пропавших детях, лужица крови и золотое колечко. Немного. И все это, как в своей холодно-отстраненной манере намекнул д'Арнье, может быть чистой воды декорацией. Много ли трудов: приплыть на остров, выплеснуть на камень фляжку заранее купленной на бойнях бычьей крови да бросить купленное в лавке колечко для создания атмосферы таинственного убийства? Вы не находите, месье прокурор?
Надменно проигнорировав чужую иронию, Ла Карваль возвратился к камню.
- Меня удивляет разброс капель, - заявил он. - Будь жидкость и в самом деле выплеснута из фляги, она распределилась бы совершенно иным образом. Мы увидели бы ярко выраженное пятно в окружении хаотических брызг. Если бы тут лежал младенец или небольшое животное, кровь стекла бы только с одной стороны, причем единым потоком. А тут мы наблюдаем несколько дорожек разной насыщенности, а вот сбоку… вы видите?.. совершенно чистый кусок. Так, прикинем…
Ла Карваль взгромоздился на камень-гроб, лег на него спиной, свесив руки, ноги и голову. Его ступни и пальцы не доставали до земли, подбородок запрокинулся - прокурор хмурил широкие, темные брови, щурясь на слепившее солнце.
- Подойдите, святой отец, и сделайте вид, будто прижимаете меня к камню.
Д'Арнье попросили «сделать вид», а он в прямом смысле навалился на служителя закона, притиснув к нагревшемуся на солнце камню локтями и грудью - Ла Карваль почувствовал себя не в свой тарелке. С его же собственной подачи отец Антуан продемонстрировал ему свою силу, будто предупреждая - со мной тебе будет труднехонько справиться! Однако же, прикосновение красивого аббата было приятным и волнующим.
- Понимаете? - прохрипел Ла Карваль, делая вид, что ничего особенного не происходит, - здесь резали взрослого человека, юношу или девушку, а кто-то, стоя сбоку, удерживал жертву неподвижной. Похоже, он - или она - даже не сопротивлялся…
В развернувшейся перед глазами Франсуа импровизированной сценке - человек на каменном алтаре и второй, навалившийся на него - было нечто столь отталкивающе-непристойное и вместе с тем невероятно притягательное, что месье Моран не выдержал и отвел взгляд.
- Эй, вам нож не пригодится? Для пущего правдоподобия? - едко поинтересовался актер, разрушая пагубное очарование. Втягивая невольно раздувшимися ноздрями острый, пряный дух соперничества двух красивых и сильных самцов. Ссорящихся из-за первенства, из-за успеха, из-за бродящей рядом смазливой самки, из-за добычи и земли.
В жаркий день над островком поднимались зловонные испарения, от которых кружило голову, навевая дурноту и пугающие видения. И само по себе местечко было дурным, Франсуа это чувствовал, но не знал, как объяснить. Его мутило. Стоило чуть прикрыть глаза, под опущенными веками мелькали какие-то картины - возможно, просто игра его бойкого воображения. Блеск полоски стали в ночной темноте, неподвижная фигура в темном, державшая перед собой раскрытую книгу… трепещущее прозрачное полотнище и сплетающиеся за ним тела - не в борьбе, но в любовной схватке, перепутанные золотые и черные пряди...
«Франсуа, тебе вот-вот станет дурно», - отчетливо выговорил холодный внутренний голос. Франсуа затряс головой, протер лицо ладонями, мечтая о возможности окунуться в холодную воду. Шарль отпустил прокурора, тот сел на камне и удрученно огляделся:
- Все выглядит таким заброшенным… И никаких следов. Надо будет пригнать сюда отряд жандармов и прочесать островок. Боюсь, ничего более мы здесь сегодня не найдем.
Сладковато-гнилостный запах забивал ноздри и рот, солнечные лучи камнем ложились на макушку, и что было хуже всего - Франсуа не мог отделаться от мыслей о том, что из кустов кто-то смотрит. Все время смотрит ему в спину тяжелым, сверлящим взглядом, нашептывая: «Уходи-уходи-уходи прочь». Ни Ла Карваль, ни д’Арнье, похоже, ничего этого не чувствовали. Франсуа сделал шаг в сторону, запнулся за корень, взмахнул руками в попытке сохранить равновесие - и шлепнулся ничком, взметнув брызги грязи.
Ла Карваль слетел с камня-алтаря, бросился к Морану, выдергивая шпагу из ножен. Миг, и прокурор оказался у распростертого тела. Быстрый взгляд на спину - крови не видно. Взмах руки - и бледный как полотно юнец в ужасе смотрит ему в лицо.
- Ранен, нет?
- Там кто-то есть, - слабо выговорил Франсуа, и почти в тот же миг грянул выстрел. Свинцовый комок пули прошил воздух над головами, осыпав машинально пригнувшегося прокурора листьями и частицами сбитой коры.
- Вон он! - азартно завопил жандарм. Убегающий стрелок на миг мелькнул среди стволов и снова пропал.
- Сидите здесь и не высовывайтесь! - Ла Карваль, свистнув уже сорвавшимся с места подчиненным, ринулся в чащу. Кровь звенела в жилах, ноздри раздувались - сейчас он схватит преступника, убивающего младенцев! Мэтр Тарнюлье, учитель и патрон, будет доволен - первая же вылазка, и тут же трофей! Мысль о том, что его могут убить, не приходила парижскому прокурору в голову. Он был молод, силен, не признавал преград - он сделает то, зачем послал его в это сатанинское место король. И вернется в столицу на белом коне!
- Осторожнее! - крикнул ему в спину д'Арнье. Повернулся к землисто-бледному Франсуа, помогая тому сесть. Неужели актер так перепугался? Месье Моран не был трусом, но в него еще никогда в жизни не стреляли, а это - испытание не для слабых душ…
- Какое хреновое место, - утекающим голосом сообщил актер. - Отвернись, меня сейчас стошнит.
Он согнулся в приступе долгого, яростного кашля, и сплюнул в заросли. Мертвой хваткой вцепился в руку Шарля:
- Здесь очень плохо. Как отрава в воздухе. Это не болотные испарения, это нечто другое. Давай уйдем отсюда, - взмолился актер. - Ну, или отойдем в сторону. Мне все время что-то мерещится. Словно голоса неподалеку, но я не могу разобрать, о чем они говорят. Только понимаю, они желают нам смерти. Давай уйдем! Давай вернемся к лодке! Шарль, ну пожалуйста, ну ради всего святого, я не могу тут оставаться - тут словно яд разлит в воздухе и в земле! - он настойчиво теребил д'Арнье за рукав, плачуще причитая: - Не надо было вам касаться этой штуки и тем более залезать на нее, пока вы не забрались туда, все было хорошо!..
- Успокойся, - Шарль обнял молодого человека за плечи. - Успокойся, возьми себя в руки. Если тебе так не душе это место, мы немедленно уйдем отсюда. Вот так, пойдем…
Отдаленный расстоянием и приглушенный листвой, грянул еще один выстрел. Кто-то неразборчиво и яростно выкрикнул приказ - судя по решительной интонации, прокурор отдавал распоряжения по ходу погони. Поддерживаемый д'Арнье, Франсуа ковылял по тропинке, смятенно пытаясь описать любовнику вихрь обрушившихся на него пугающих впечатлений. Шарль сочувственно кивал, явно не веря ни единому слову месье Морана. Выжидая только подходящего случая, чтобы назидательно напомнить - впечатлительному и нервному молодому человеку не стоило очертя голову соваться туда, где ему не место.
По дороге к капищу они начисто упустили из виду тот факт, что тропинка разветвлялась. Возможно, в какой-то момент д'Арнье и Франсуа свернули не туда - выйдя на берег совершенно пустынной заводи, где не было ни единого следа лодки и охраняющих ее жандармов. От основного течения реки заводь отделял песчаный мысок, застоявшаяся и обильно подернутая болотной ряской вода была медово-черного цвета.
- Промахнулись, - констатировал д'Арнье. - Не переживай, заблудиться тут невозможно. Это же остров, причем маленький. Сейчас вернемся и…
Подозрительно затихший Франсуа неожиданно присел на бережку, пристально осматривая заводь с торчащими тут и там корягами, поросшими мхом, и растущими над самой водой кустами тальника.
- Смотри, это не коряга, - осипшим голосом заявил актер.
- Франсуа, - пожурил его д'Арнье. - Нельзя же так. Твоя богатая фантазия порой оказывается тебе же во вред. Еще немного - и ты начнешь видеть вылезающих из болота чудовищ. Тут скверно пахнет и тебе напекло голову, вот и все.
- Это не коряга, - упрямо стоял на своем Франсуа. Отыскал сук покрепче с развилкой на конце, вошел в мутную воду - белые чулки мгновенно пропитались ржаво-грязной водой, на новенькие туфли налипла рыжая вязкая глина - зацепил подозрительно выглядящий предмет и потянул к берегу. Сук зловеще захрустел, но не сломался. Объект внимания Франсуа, облепленный тиной и рясой, вязко колыхнулся, неохотно сдвинувшись с места и слегка приподнявшись. Шарль д'Арнье прикусил язык, более не имея аргументов для возражений - ибо он своими глазами узрел босую человеческую ногу, нелепо торчавшую из воды. Франсуа отшвырнул палку в сторону, попятился, часто и судорожно втягивая воздух и дергая головой, как запаленная лошадь. Назойливые осы, забравшиеся к нему в голову, жужжали и метались из стороны в сторону, мешая говорить, не давая сосредоточиться. Грязная, посиневшая и раздутая нога по щиколотку высовывалась из болотистой заводи - и явившиеся на призывные крики д'Арнье жандармы зацепили ее веревкой, вырвав тело из липких объятий воды, тины и ряски. Злой и взъерошенный прокурор на вопрос Шарля нехотя буркнул, что они преследовали загадочного стрелка до противоположного берега островка - но там его поджидала легкая лодчонка с двумя гребцами. Любитель пострелять по королевским прокурорам Шатле жабой сиганул в лодку, та взяла с места и устремилась против течения в город… Что тут у вас за очередные находки?
На голову и тело утопленника тем временем выплеснули несколько ведер воды. Кто-то из жандармов присвистнул, прокурор нахмурился, а месье Моран, несмотря на попытки Шарля удержать его в стороне, сунулся поближе. Тело, раскинув руки, лежало на примятой и мокрой траве - тело девушки в просторной сорочке, сейчас напоминавшей насквозь промокший и грязный мешок. Завалившаяся набок голова покойницы щекой прильнула к земле, почти отделенная от туловища длинной и широкой раной, почерневшей по краям. Крови не было, вся кровь давно вытекла, смешавшись с водой Гаронны и мягкой почвой островка. Некогда бывшие светлыми волосы смешались в неопрятный колтун.
- А вот и жертва, - раздосадованный провалом погони Ла Карваль присел рядом с мертвой девушкой, пристально разглядывая рану, лишившую ее жизни. - Один-единственный удар, нанесенный опытной рукой. Ее умертвили, выпустили кровь - и выбросили в реку. Отец д'Арнье, вы по-прежнему будете настаивать на том, что мы имеем дело с декорацией? Украшенной для пользы дела и вящей правдоподобности подлинным трупом?
- Кажется, я ее знаю, - негромкий голос Франсуа не дал д'Арнье вымолвить и слова в защиту своих умозаключений. Прокурор развернулся на каблуках, ткнул в сторону актера указующим перстом:
- Что вы сказали, месье Моран? Повторите - и помните, что слово, произнесенное в присутствии слуг закона, может являться свидетельством!
- Она так скверно выглядит, но… - Франсуа заставил себя вглядеться в бесстрастное, измазанное и плохо отмытое лицо покойницы. - Но эта женщина отдаленно похожа на девушку, которую я недавно знал…
- На какую именно девушку, месье Моран? - с мягким нажимом потребовал ответа Ла Карваль. - Вы можете назвать ее имя? Где вы с ней познакомились и что о ней знаете?
- Тереза… Тереза, а своей фамилии она не называла, мы звали ее просто Терезой… - Франсуа икнул, закашлялся. - Она была актрисой. Играла в любительской постановке, которую пожелал устроить монсеньор де Лансальяк…
- Тереза Люсьен, - сухо уточнил д'Арнье. - Ее полное имя было указано в ведомости оплаты наемным актерам. После того, как работа над спектаклем завершилась, мадемуазель Люсьен получила свое жалование и покинула дворец.
- Это же наша Тереза! - окончательно убедившись в том, что зрение его не обманывает, Франсуа взвыл. Кто-то убил Терезу, веселую, никогда не унывающую, смешливую Терезу, с таким старанием зубрившую роль и строившую ему глазки! Перерезал горло, как бессловесной скотине на бойне, и вышвырнул мертвое тело в болото - а она была такой хорошенькой, такой полной жизненного огня и любви к пыльным подмосткам! Теперь она валяется здесь, похожая на страшную уродливую куклу с полуоторванной головой, болтающейся на ниточках, и белыми закатившимися глазами!
Франсуа не выдержал - бесслезно и бессильно разрыдался. Движением плеча отвергнув руку д'Арнье, пытавшегося утешить актера в его потере, и метнувшись невесть куда - лишь бы уйти подальше от этого страшного, жуткого места. Ничего не видя перед собой, он едва не врезался в Ла Карваля, сильно, но не грубо удержавшего актера от падения. Молодой прокурор взглянул на него сочувственно:
- Я разыщу ее убийцу, обещаю вам.
- Никого вы не найдете, - огрызнулся Франсуа. - Она ведь была всего-навсего актеркой с большой дороги - и шлюхой, когда становилось уж очень туго. У Терезы не было ни богатых покровителей, ни знатного любовника. Она была самой обычной девушкой, любившей театр - а теперь ее нет, и ни единой живой душе нет до этого дела! - он вырвался, побежал по тропинке, оскальзываясь и едва не падая. Прокурор Шатле и д'Арнье смотрели вслед убегающему юноше, в кустах пронзительно трещал дрозд, журчала вода, истекало жаром солнце в безоблачных небесах, на холмах созревал виноград.
- Месье Моран, подобно своим собратьям по ремеслу, не слишком надеется на силу закона, - извиняющимся тоном промолвил д'Арнье. - Его можно понять.
- А вы? - прищурился Ла Карваль. - Вы, отец Антуан, разделяете столь решительно высказанное и крайне нелицеприятное для меня мнение вашего друга?
- Я верю в промысел Господень и в то, что вы приложите все усилия для поиска преступника, - дипломатично высказался Шарль. - Я также верю в то, что месье Моран был искренен в своем негодовании. Окажись эта девушка, принявшая поистине мученическую кончину, не безродной актрисой, но дочерью знатного семейства…
- Вы полагаете, происхождение жертвы имеет для меня какое-то значение? - едва не вспылил Ла Карваль.
- Я слишком мало вас знаю, господин прокурор, чтобы выносить суждения о вашем нраве и ваших взглядах, - пожал плечами Шарль д'Арнье. - Но те служители закона, с которыми мне доводилось иметь дело, были именно таковы. Кто станет расследовать смерть бродяги, прирезанного своими же дружками за пару лишних грошей? Кто обеспокоится судьбою девушки-актерки, которая вечно переезжает из города в город, примыкая то к одному странствующему балагану, то к другому? Уверен, за последние дни никто не обращался в жандармерию с сообщением о пропаже мадемуазель Люсьен. Ее сотоварищи наверняка сочли, что она подыскала более выгодное место и ушла туда...
- Что за постановку имел в виду месье Моран? - перебил Ла Карваль. - Когда она состоялась и где?
- Его высокопреосвященство пожелал развлечь своих друзей небольшим любительским спектаклем. Руководство постановкой было поручено месье Морану. Премьера прошла в середине июля, в одном из залов дворца монсеньора, - обстоятельно отозвался д'Арнье. Поразмыслил и добавил: - Предвосхищая ваш следующий вопрос… Частично труппу составили друзья монсеньора, желавшие испробовать себя в роли актеров-любителей. В компанию к ним были наняты профессиональные исполнители. В этом вопросе монсеньор всецело положился на рекомендации своих знакомых, имеющих связи в театральном мире. Нет, я не занимался подбором труппы - актеры были представлены мне и месье Морану всем коллективом. Мне только известно, что заключением контрактов с наемными лицедеями ведал месье Лану, казначей его высокопреосвященства.
- Стало быть, актеров наняли, они сыграли, получили уговоренную плату и были распущены? - подвел итог прокурор. Жандармы возились около накрытого плащом тела, мастеря из ветвей и поясов носилки, на которых мадемуазель Терезе предстояло отправиться в свой последний путь. - В вечер премьеры, как я полагаю, состоялся изрядный банкет, где ценители искусства и актеры свободно общались между собой?
Д'Арнье молча кивнул, подтверждая истинность рассуждений служителя закона.
- И вы там присутствовали?
Новый спокойный кивок.
- Может быть, святой отец, вы сможете припомнить, с кем вела беседы покойная мадемуазель? Может, кто-то из присутствующих заинтересовался ею более других?
На сей раз д'Арнье был вынужден развести руками:
- Нет, месье Ла Карваль. Мадемуазель Тереза была девушкой бойкой и общительной. Насколько мне запомнилось, ее весь вечер осаждали поклонники ее таланта… и внешности. Называя вещи своими именами, барышня Люсьен была просто нарасхват. Кажется, она уехала вместе с кем-то из своих новых знакомцев. Более я о ней ничего не слышал - до сегодняшнего дня и нынешнего часа. Вы собираетесь отнести тело в лодку и доставить в город?
- Разумеется, - подтвердил Ла Карваль. - Поместим ее в морг и сообщим о ее смерти. Возможно, отыщутся люди, способные опознать тело и подтвердить слова месье Морана об имени и ремесле покойной.
- Тогда я вынужден попросить вас задержаться - дабы я тоже мог исполнить свой долг, - чопорно и строго заявил д'Арнье. - Эта девушка стала жертвой чужих дурных страстей, она погибла в одиночестве и без надежды на помощь. Я обязан позаботиться о ее душе.
- Э-э… конечно, святой отец, - прокурор не нашел достойных возражений. Отозвал жандармов, отошел в сторону, привалившись спиной к стволу дерева, и терпеливо дожидался, пока будут прочитаны полагающиеся молитвы по невинноубиенной Терезе Люсьен.
«Причастен или не причастен? - размышлял Ла Карваль, украдкой разглядывая красивое, холодное лицо молодого аббата, всецело погруженного в отправление поминальной службы над телом погибшей актрисы. - Если чист, то может стать толковым помощником. Отвечал быстро и не раздумывая, но достаточно подробно. Не скрыл своего мнения о продажности и некомпетентности местных жандармов. Надо будет поточнее выяснить касательно этого спектакля во дворце и побеседовать с месье Лану, коли он расплачивался с актерами. Предположим, девица Тереза свела знакомство с некой личностью, поманившей барышню щедрыми посулами. Мадемуазель была тертой особой, ей не требовалось лишний раз разъяснять, за что ей сулят деньжат. Она пришла на встречу… вероятно, не единожды, не чуя подвоха и беды. Может, ее опоили. Может, незамысловато стукнули по затылку - много ли надо девчонке? Погрузили в экипаж, вывезли из города, затащили в лодку, привели или принесли по тропе на капище…» - прокурор стиснул зубы. Молодая, полная надежд, красивая девушка по мановению чьей-то злой руки была вычеркнута из жизни.
- …Тереза Люсьен, - казначей его преосвященства, ведавший обширной канцелярией, финансами и имуществом де Лансальяка, принес с собой сафьяновую папку, откуда извлек расчерченный ровными графами лист ведомости. - Да, вот она. Вот ее контракт. За участие в спектакле мадемуазель было выплачено пятьдесят ливров. Плюс еще десять - по личному распоряжению монсеньора, в благодарность за проявленное усердие. Вот ее своеручная подпись, - он отчеркнул ногтем нужную строку. - Жалование наемным актерам выдавалось на следующее утро после премьеры. Помнится, дамы явились всей компанией - эта самая Люсьен, ее подруга мадемуазель Годен, мадам Бассерив и пятерка девиц, исполнявших «роли без слов» - этим полагалось по двадцать ливров на каждую.
Королевский прокурор вытребовал под свой кабинет одну из приемных архиепископа. Его подчиненные притащили туда обширный письменный стол и заменили удобные мягкие кресла жесткими стульями - дабы посетители не чувствовали себя вольготно. Выдержанная в пурпурно-малиновых тонах, комната весьма подходила характеру своего нового хозяина, выгодно оттеняя тонкую, как хлыст, жилистую фигуру Ла Карваля. На развешанных по стенам изображениях святых мучеников рекой лилась кровь - самый подходящий антураж для трудов дознавателя.
Однако посетитель кабинета совершенно не устрашился зловещих картин. Месье Лану слишком давно служил его преосвященству, имея дело с миром цифр и не обращая внимания на раскрашенные холсты. Прокурор Шатле вытребовал казначея к себе сразу по возвращении из поездки на остров - и тот незамедлительно предстал. Д'Арнье и Франсуа прокурор отпускать не пожелал, заверив их, что желает всего лишь провести краткую беседу касательно мадемуазель Люсьен, записать их показания - после чего они оба будут немедля отпущены. Шарлю показалось, что после посещения зловещего островка на Гаронне отношение господа прокурора к ним несколько изменилось. Похоже, Ла Карваль вычеркнул их из рядов подозреваемых и переместил в список вероятных единомышленников. Хотя кто знает, что на уме у молодого парижского дознавателя?
Франсуа замкнулся в настороженном молчании - увиденное и пережитое, похоже, здорово выбило актера из колеи. Он держался в отдалении, точно раненое животное, пытающееся забиться в нору и отлежаться там. Жизнь не подготовила месье Морана к подобным испытаниям - и д'Арнье напомнил себе непременно переговорить с монсеньором, дабы тот на несколько ближайших дней оставил Франсуа в покое, поручив его заботам отца Антуана.
Прокурор Ла Карваль же всеми силами пытался ухватиться за тот тонкий хвостик ниточки, что волею Провидения угодил к нему в руки.
- Месье Лану, вы не могли бы припомнить: как эта девушка вообще оказалась в числе нанятых вами актеров? Вряд ли вы пригласили в дом вашего покровителя первых попавшихся людей с улицы?
Казначей, сухопарый и замкнутый с виду мужчина почтенных лет, до того державшийся холодно и даже отчасти надменно, неожиданно смутился:
- Видите ли, месье прокурор… В силу некоторых обстоятельств я точно знаю, откуда взялись обе эти особы - и мадемуазель Люсьен, и мадемуазель Годен. Их порекомендовала его высокопреосвященству моя дочь.
Ла Карваль заинтересованно кивнул, приглашая собеседника продолжать рассказ. Д'Арнье тоже заинтересовался, подвинувшись ближе - прокурор зыркнул на святого отца, но возражать против его присутствия не стал.
- Моя Полетт - хорошая девушка, благовоспитанная и скромная… но уж больно увлеченная этим самым театром, - чуть запинаясь, выговорил почтенный казначей. - Не видя необходимости изображать из себя семейного тирана, я не препятствовал ее увлечению… даже поощрял его. Полетт выписывала из столицы театральные новинки и журналы, мечтала испробовать свои силы на любительской сцене. В доме шевалье де Сен-Сернена образовался эдакий клуб поклонников Мельпомены, и я был весьма рад тому обстоятельству, что мою Полетт тоже приняли туда. Там собирается весьма недурное общество….
- Где молодая барышня может достойно проявить себя, - понятливо закончил фразу Ла Карваль. - Значит, там мадемуазель и познакомилась с актрисами? Когда же его преосвященство пожелал устроить спектакль, она пригласила для участия своих знакомиц, так? А сама мадемуазель Полетт что, не пожелала выйти на сцену?
- При всем уважении к вкусам его преосвященства и любви к дочери, это было бы уже слишком, - сухо заявил месье Лану. - Да, Полетт очень хотелось получить роль в спектакле. Мне пришлось настрого запретить ей даже думать об этом.
- Мадемуазель, должно быть, очень расстроилась, - вкрадчиво заметил прокурор.
- Не то слово. Но Полетт - умная девочка. По здравом размышлении она согласилась с тем, что участие в подобном представлении изрядно подмочило бы ее репутацию. Я позволил ей побывать на премьере, благо его высокопреосвященство щедро позволил моей семье занять одну из лож, - объяснившись, месье Лану явно почувствовал себя лучше. Ла Карваль побарабанил пальцами по столу:
- Я бы хотел побеседовать с вашей дочерью и расспросить ее о мадемуазель Люсьен.
- Полетт нет в Тулузе, - несколько растерянно отозвался казначей. - Она за городом. Дня три тому уехала проведать тетку, мою сестру. Вернется завтра утром. Если это настолько необходимо, я могу спешно послать за ней… Что, неужели эта актерка оказалась замешана в чем-то недостойном? Надеюсь, ее похождения не затронут честного имени моей Полетт?
- Она умерла - точнее, мадемуазель Люсьен убили, - коротко и сухо бросил прокурор. - Если ваша дочь приедет в город завтра утром или днем, не откажите в любезности сопроводить ее сюда.
- Хорошо, месье Ла Карваль, - судя по вытянувшейся физиономии казначея, он не горел желанием представлять свою юную дочурку столичному блюстителю из Шатле, но спорить с королевским прокурором не рискнул. - Как только Полетт объявится, я лично приведу ее к вам.
- Полагаете, барышня Лану сможет поведать об убиенной мадемуазель Терезе нечто любопытное? - спросил Шарль, когда месье Лану удалился, гордо неся под мышкой набитую бумагами папку.
- Чем черт не шутит, - согласился Ла Карваль. - Девушки давно водили знакомство, сплетничали, обсуждали кавалеров, строили планы. Вдруг актриса поделилась с Полетт своими успехами - скажем, что на вечере после премьеры она свела многообещающее знакомство? Покамест месье Моран и отсутствующая барышня Лану - единственные свидетели, могущие поведать об убитой хоть что-то. Я отправлю жандармов пошарить по гостиницам Тулузы и театральным труппам. Мадемуазель Тереза должна была где-то жить - и жить неплохо, ведь ей недурно заплатили.
- Вы предполагаете, убийца входил в число друзей или знакомых жертвы, - сделал верный вывод д'Арнье. - Может, вы правы. А может, мы имеем дело с чудовищным совпадением.
- Это каким же? - оживился Ла Карваль. - Сдается мне, святой отец, вам очень по душе выступать в роли адвоката дьявола. Кстати, вы сами-то не принимали участия в этом памятном спектакле?
- Принимал, - не стал отрицать своего участия Шарль, полюбовавшись на то, как выражение лица прокурора на миг стало безмерно удивленным. - И весьма успешно. Тот факт, что я избрал путь служения Господу, еще не делает меня болваном, не имеющим представления о логических умозаключениях. Итак, о совпадениях. Мадемуазель Тереза, как мы уже поняли, обладала весьма и весьма обширным кругом знакомых. Не могло ли случиться так, что среди них оказался некто, с кем она не сумела найти общего языка? Не все в мире продается и покупается, и среди актрис встречаются честные женщины. Может, мадемуазель Люсьен отказала особо рьяному или назойливому поклоннику, который был ей чем-то неприятен. Тот решил отмстить. Один или с помощью сообщников, он выкрал девушку, увез на уединенный островок, где и убил. Да, преступление от этого не перестало быть преступлением, и виновный должен понести наказание. Но в этом случае убийство несчастной мадемуазель не имеет никакого отношения к поклонению врагу рода человеческого, черным мессам, жертвоприношениям и прочим еретическим деяниям. Просто убийство из ревности. Или из ненависти.
- А вам бы очень этого хотелось? - вскинулся молодой прокурор. - Ибо в этом случае ваш покровитель выйдет сухим из воды? Никакого дьяволопоклонства, никаких еретических ритуалов. Всего лишь убийство актрисы неизвестными лицами.
- Я просто рассуждаю, - примиряющим тоном заметил д'Арнье. - Мы оба побывали на месте преступления. Вы не можете отрицать - ничто из увиденного нами не наводит на мысли о жертвоприношении. Разве лишь то обстоятельство, что расправа свершилась на приметном камне. Может, убийцы были не лишены некоего извращенного воображения. А может, им просто показалось удобным положить тело на ровную и твердую поверхность. Простите, месье Моран, что нам приходится столь цинично обсуждать гибель вашей знакомой.
Франсуа молча отмахнулся - мол, я все прекрасно понимаю.
- Это не совпадение, - убежденно заявил Ла Карваль. - Да, ваши умозаключения не лишены логики, но вы, святой отец, думаете лишь о том, как защитить и обелить имя вашего патрона. Это - не совпадение. Пока у меня мало доказательств, но, как только объявится барышня Лану, их станет больше. Мы побеседуем со знакомыми мадемуазель Люсьен - и я уверен, кто-нибудь из них да выдаст себя. Проболтается, обмолвится, и уж тогда… - он нехорошо оскалился, показав крупные белые зубы. - Всю оставшуюся жизнь он будет раскаиваться в совершенном - а жизни той ему останется очень и очень немного.
- Ваши бы слова - да Богу в уши, - безучастно заметил Франсуа.
Из кабинета они вышли втроем, в каком-то похоронном молчании. Ла Карвалю явно не терпелось раздать жандармам поручения и вновь ринуться по следу, Франсуа хотелось спрятаться где-нибудь и уснуть - а д'Арнье мечтал о том, чтобы остаться наедине с любовником, ободрить его и утешить…
В малой гостиной нетерпеливо переминался с ноги на ногу эдакий старичок-боровичок в потрепанном зеленом камзоле. Низкорослый, с морщинисто-румяной физиономией и в нахлобученном на лысоватую макушку парике с косицей. На диване за спиной визитера стояло прямоугольное нечто, бережно закутанное в холстину и перевязанное шпагатом.
- Отец Антуан, месье Моран! - встрепенулся гость. - Рад вас видеть. Заказ монсеньора готов, но он не смог принять меня сегодня. Не позаботитесь ли вы о моем детище? - он положил ладонь на прямоугольник. - Не хочу трясти его обратно по булыжникам в мастерскую.
Шарль приподнял бровь. Дивно, просто дивно, а самое главное - как вовремя.
- Конечно, мэтр Эшавель. Буду счастлив приглядеть за вашим творением и вручить его монсеньору. Думаю, он найдет новую картину столь же великолепной, как и ваши предыдущие работы… Кстати, месье Ла Карваль, разрешите представить - мэтр Эшавель. Истинный волшебник кисти и холста, гордость нашего города и провинции. Без его шедевров Тулуза утратила бы половину своего очарования.
- Отец Антуан преувеличивает, как всегда, - потупился старичок.
- Вы позволите взглянуть, мэтр? - прокурор искренне обрадовался возможности чуточку отвлечься от мрачных событий нынешнего дня. - Мне говорили, в Тулузе великолепная школа религиозной живописи.
Мэтр Эшавель бросил вопросительный взгляд на д'Арнье, тот кивнул. Среди многих увлечений монсеньора де Лансальяка имелась и прелестная привычка увековечивать своих фаворитов в образах святых, великомучеников и ангелов. Однако картины писались в столь своеобразной манере, что их можно было повесить не во всякой гостиной, не говоря уж о храме.
Веревки были перерезаны, ткань с картины убрана - и взорам зрителей предстал изящный шатен, изображенный в профиль на фоне цветущих розовых кустов. Белоснежные полураскрытые крылья за спиной вверху почти касались курчавой макушки, а их кончики - травы, тонко прорисованный сусальным золотом нимб с первого взгляда был почти незаметен. Голубая полупрозрачная мантия ниспадала с плеч, повиснув на согнутых локтях, струящимися складками укутывая бедра, но оставляя обнаженными стройные ноги. Юный ангел сложил ладони чашечкой, будто намереваясь поднести их к лицу для умывания, но в горстях у него была не вода, а лепестки, багровыми каплями падающие меж пальцев к босым ступням.
- Варахиэль, - занудно прокомментировал д'Арнье. - Архангел Божьих благословений.
Это был Франсуа Моран - счастливый, безмятежный, немного лукавый, Франсуа Моран в глазах любящего, ибо месье Роже лично инструктировал художника, что и как должно быть изображено.
Ла Карваль издал некий звук, весьма похожий на бульканье, и закашлялся.
«Вот ведь затейник! - подумал он, пытаясь справиться с нервным, злым и ехидным смехом, рвущимся наружу. - Ваше высокопреосвященство, какой же вы сластолюбец!»
Впрочем, отдышавшись и проигнорировав обиженный взгляд художника, Ла Карваль признал, что перед ним истинный шедевр. Мельчайшие детали фигуры, небрежно укутанной в сияющую ткань, были прорисованы с такой любовью и благоговением, что ничуть не возбуждали темную похоть, а лишь возвышенное любование. В позе юноши не было ничего вульгарного - только нежность, в лице - чистота юности и природной доброты. Франсуа, покрасневший и насупившийся стоял подле полотна, не смея поднять глаз на столичного прокурора и отца Антуана, мысленно проклиная обоих.
- Прекрасная работа, мэтр, - улыбнулся Ла Карваль, - браво... модель вполне достойна своего воплощения. Хотя, конечно, в церкви размещать сию работу я бы не рискнул.
- Благодарю, сударь, - с достоинством поклонился живописец, - однако она и не предназначается для церкви. У монсеньора де Лансальяка прекрасная коллекция. Я счастлив тем, что мои полотна соседствуют в ней с шедеврами старых мастеров.
«Коллекция? Ах, даже коллекция...»
У Ла Карваля заломило скулы - ему захотелось ударить этого художника, мазилу, воплощающего в красках извращенные фантазии жирного борова, проспавшего сатанинскую секту в доверенном его попечению городе. Ему захотелось ткнуть Франсуа лицом в картину, спросить, сладка ли ему жизнь шлюхи? Не боится ли месье Моран разделить судьбу своей подруги, оскверненной и выброшенной? Ему хотелось избить Шарля за то, что губит себя, свою бессмертную душу, сводя мерзкого сатира с неокрепшими волей юношами. Ему хотелось бежать от дьявольски великолепного полотна - ибо оно притягивало взгляд и неудержимо влекло к себе, а Кантен де Ла Карваль был всего лишь человеком с горячей кровью, обуреваемым страстями. Страстями, которые надлежало смирять и держать в стальной узде, как не раз строго внушал молодому прокурору его почтенный наставник, мэтр Тарнюлье. Ибо страсти притупляют отточенное лезвие холодного рассудка, препятствуя расследованию.
- Мы называем ее Галереей Ангелов, - поведал д'Арнье. - Мэтр Эшавель, на сей раз вы превзошли сами себя. Монсеньор будет очарован.
Откланявшись, художник удалился. Недовольно хмурившийся Франсуа Моран завладел картиной, запасливо утащив ее в свои покои, подальше от чужих глаз. Актеру до чрезвычайности не понравилось, что д'Арнье выставил его на обозрение столичному прокурору - а тот аж в лице переменился. Может, страж закона тоже не чужд великосветским порокам?
- Монсеньор редко допускает посторонних к своей святыне, но вам, думаю, позволительно увидеть ее, - невозмутимо предложил Шарль. - Иначе вы наверняка попытаетесь подобрать ключи к ее дверям. Желаете взглянуть?
«Мне нет дела до вульгарных забав вашего преподобного распутника!» - едва не выкрикнул Ла Карваль… и кивнул.
Устремленные ввысь стены черного мрамора и полированного темного дерева, наглухо занавешенные окна, мерцающие драгоценностями распятия и полотна в позолоченных рамах - множество полотен. Крылья и соцветия, мальчики и юноши, святые и ангелы. Жертвы и шлюшки. Прокурор прикрыл глаза, пытаясь отдышаться и придти в себя.
- Что с вами, месье Ла Карваль? - строгое и прекрасное лицо святого с живописного полотна.
- Галерея - коллекция живых игрушек преподобного отца? - повел рукой прокурор. - Я конфискую картины и отправлю в столицу, а лучше - выставлю на всеобщее обозрение. Может, кто-нибудь из горожан опознает своих пропавших сыновей или родственников.
- Все, кто позировал для картин - живы, - металлическим голосом процедил Шарль, глядя поверх черноволосой головы прокурора. - Не думаю, что его преосвященству придется по душе ваше намерение конфисковать его собственность…
- Вот как? - Ла Карваль вскинул подбородок. - Святой отец, вы можете предъявить мне доказательства того, что это… только порок, а не преступление? Устроить встречу хотя бы с одним из натурщиков - ну, помимо месье Морана?
- Еще один из них - перед вами, - церемонно поклонился Шарль. - Если соизволите пройти чуть дальше, то встретитесь с очередным шедевром мэтра Эшавеля под названием «Отдохновение архангела Михаила». Вторая половина диптиха, «Архангел Михаил, повергающий Сатану», хранится в дворцовой капелле и доступен взору любого посетителя.
- Вы?! - Ла Карваль аж пошатнулся. - Нет, только не вы! - он выкрикнул последнюю фразу в вежливо-удивленное лицо аристократа, в ледяные синие глаза, смотревшие так заносчиво и гордо. Человек с таким лицом и такими глазами не мог быть чьей-то подстилкой, даже если за его спиной и не бряцала латами вереница высокорожденных предков! Это просто невозможно. Прокурор попытался вообразить отца Антуана обнимающим месье Роже и передернулся от омерзения. Нет, викарий говорит неправду, выгораживая патрона…
- Ваша преданность похвальна, но… - овладев собой, начал Ла Карваль. Шарль не дал ему договорить, сдержанно-изящным жестом указав на полотно в тяжелой багетной раме.
- Убедитесь сами. Я не слишком изменился с тех времен.
Манера художника была той же, что и на портрете Франсуа Морана. Даже сад - райский? - на заднем плане казался знакомым, напоминая роскошный цветник архиепископского дворца. Мэтр Эшавель изобразил Михаила только что вернувшимся из битвы - не привычного героя в златоблещущей броне, но усталого нагого юношу, ощупывающего тонкими пальцами нелепо вывернутое крыло. У ног архангела высилась горка доспехов в римском духе, исцарапанных и покрытых вмятинами, тяжелый и длинный меч с золотой крестовиной был наполовину вонзен в мягкую землю. Напряженное, хмурое и все же одухотворенное лицо было повернуто к зрителю в три четверти, и в нем безошибочно опознавался Шарль д'Арнье, отец Антуан.
- Зачем вы показали мне это, святой отец? - еле слышно прошептал Кантен Ла Карваль, блестящими от возбуждения глазами пожирая дивную картину. - Зачем?
Плавно, как в менуэте, молодой прокурор приблизился к картине. Медленно вскинув руку, коснулся смуглыми пальцами поврежденного крыла. Улыбка тронула вмиг потемневшие, резко очерченные вишневые губы, и он спросил, не оборачиваясь:
- Больно было?
- Как вы сами можете убедиться, крыльев у меня нет, - сухо отозвался Шарль. - Послушайте, месье Ла Карваль, я готов признать, что монсеньор де Лансальяк не образец целомудрия и христианских добродетелей. Но я заверяю вас, что он никоим образом не причастен к… - д'Арнье осекся, казалось кощунственным говорить о смерти в галерее, где невольно учащалось биение любого сердца. - Все эти молодые люди пришли к нему добровольно. Как я. Как месье Моран.
- Допустим, я еще могу понять мотивы решения месье Морана, - Ла Карваль так и не отнял руки от картины, продолжая водить кончиками пальцев по серебряно-стальным перьям в крыльях архангела и его белоснежной коже. - Но вы, отец Антуан? Почему вы с благословения монсеньора не делаете карьеру в Париже, а прозябаете в провинциальной глуши? Неужели его преосвященство остался вами недоволен? - прокурор чуть обернулся через плечо, насмешливо глянув в лицо Шарля. - Сочувствую вашей тяжкой доле. Такие муки - и ради чего?
Шарль д'Арнье двинул челюстью, словно пытался расцепить намертво стиснутые зубы и высказать столичному наглецу все, что он думает о его рассуждениях, но смолчал. Может, из-за пальцев, скользящих по холсту, и пробегающих в такт с их движениями мурашками на собственной коже Шарля?
- Меня не привлекает столичная суета и возня, - наконец вымолвил он. - И, если мой пример не кажется вам убедительным, месье прокурор, то посмотрите направо. Архангел Салатиэль, он же Жан Жанлис, владелец москательной лавочки в Лаворе. Сейчас ему лет сорок с небольшим. Налево, в нише, святой Себастьян, Андрэ Лален, мелкий землевладелец в Пуату. По соседству с ним - Анн-Фульк, маркиз де Монтлис, архангел Рафаил. Насколько я знаю, сейчас он счастливо женат, имеет двоих очаровательных детишек, управляет несколькими виноградными заводами. Вы можете разыскать этих людей и расспросить их, но стоит ли ворошить прошлое, напоминая о грехах их юности? Да, они побывали в постели монсеньора - но его преосвященство щедро вознаграждал своих любимцев и не пытался насильно удерживать их подле себя.
- Что ж, прекрасно, - ладонь прокурора мягко коснулась плеча нарисованного архангела Михаила. - Я верю с искренность и истинность ваших заверений, ведь вы дворянин и служитель Господень.
Кантен Ла Карваль донельзя близко склонился к полотну, будто желая ощутить запах давно застывших красок - лазури и охры, цинка и свинцовых белил. Со стороны казалось, будто святой ратоборец дышит и движется, вот-вот обернется, взглянет в дьявольские, черные глаза, взмахнет крылом… Изогнутые в улыбке, влажные губы были так близко от недовольного лица, что блеск темно-рыжих волос отразился на них теплым солнечным бликом. Безоружный архангел со сломанным крылом был защищен лишь броней оскорбленной добродетели, да и на ту покушались…
- Приходите завтра на мессу в капеллу, к тамошней картине вы можете приложиться совершенно невозбранно, - с преувеличенной любезностью предложил Шарль д'Арнье.
- Вам неприятно? - вкрадчиво осведомился Кантен. Его голос стал низким, бархатным, как лента, стягивающая жесткие черные волосы прокурора. - Я просто любуюсь вашим изображением. Не для того ли оно здесь находится?
- Смею заметить, ваш портрет тоже был весьма уместен в этой галерее, - позволил себе съязвить д'Арнье. - Думаю, мэтр Эшавель разглядел бы в вас архангела Иегудиила. Огромные развернутые крылья, развевающиеся алые одежды, корона в левой руке и плеть в правой. Вы были бы изумительно хороши в этом образе, месье королевский прокурор.
Ла Карваль оперся руками на раму - картина чуть качнулась - повернув к Шарлю пылающее лицо. Крохотная жемчужная капелька выступила на виске молодого прокурора, побежала по скуле к подбородку, прочерчивая на смуглой коже золотую дорожку. Пальцы, сжимавшие украшенное завитушками дерево рамы, побелели от напряжения:
- Алые одежды и плеть. Вот каким вы меня видите, святой отец? А вы, вы сами? Каково вам в роли падшего архангела, довольствующегося огрызками с чужого стола? - Ла Карваль уже слабо осознавал, что несет. Черт побери, он был молод и горяч, отравлен сладким и жарким воздухом Прованса, он ощущал на своем разгоряченном лице легкое дуновение ангельских крыльев. - Это ваши склонности вынуждают вас оставаться здесь, вы не можете отказаться от роли сводника при монсеньоре? Вы ведь делите месье Морана, не так ли?
Шарль чуть откинул голову назад, смерил прокурора испытующим взглядом:
- В другое время я заподозрил бы, что вы мертвецки пьяны и не способны проследить за своим языком. Но, похоже, у вас, месье Ла Карваль, выдался на редкость скверный день. Советую вам пойти и поделиться своими размышлениями с подушкой - возможно, она окажется к вам благосклонна.
Не дожидаясь ответа прокурора, д'Арнье вышел из Галереи Ангелов, оставив Ла Карваля наедине с его смятением, подавленным желанием и картинами, способными смутить куда более сдержанного и равнодушного к чужой телесной красоте человека, нежели столичный прокурор. У которого на лице написано - некогда он тоже прикоснулся к запретному, обжегся и с той поры более не рискует повторять опыт.