Высокие небеса Тулузы

Его эми­нен­ция вспом­нил о месье Мо­ране на тре­тий ве­чер. Фран­суа си­дел в ак­тер­ском бу­фете, ув­ле­чен­но об­суждая с ма­дему­азель Го­ден тон­кости воп­ло­щения об­ра­за Ак­ты и на­ходя суж­де­ния ба­рыш­ни на ред­кость вер­ны­ми и ос­тро­ум­ны­ми. Ма­дему­азель об­молви­лась, яко­бы на сце­ну ее при­вели се­мей­ные тра­диции. Ее дед, отец и ма­туш­ка бы­ли ак­те­рами, вы­рос­шая сре­ди ста­рых де­кора­ций и пот­ре­пан­ных те­ат­раль­ных кос­тю­мов юная де­вуш­ка не ви­дела для се­бя иной до­роги и ино­го приз­ва­ния. По мне­нию месье Мо­рана, ба­рыш­ня Го­ден за­далась не­дос­ти­жимой целью: на собс­твен­ном при­мере до­казать, что сло­ва «ак­три­са» и «про­даж­ная дев­ка» не яв­ля­ют­ся си­нони­мами. Фран­суа толь­ко со­бирал­ся вы­разить ув­лекшей­ся крас­но­речи­выми рас­сужде­ни­ями ба­рыш­не свое по­нима­ние и пол­ное сог­ла­сие, ког­да явив­ший­ся в бу­фет­ную слу­га бе­зучас­тно пот­ре­бовал месье Мо­рана к его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тву.

По­хоже, на под­вижном ли­це Фран­суа от­ра­зилось столь явс­твен­ное не­жела­ние вста­вать и ид­ти за­нимать сво­ей пер­со­ной пре­подоб­но­го, что сос­тра­датель­ная ма­дему­азель Го­ден ше­потом по­сове­това­ла:

- Ска­жите его эми­нен­ции, что вы се­год­ня пе­рет­ру­дились и не мо­жете быть дос­той­ным со­бесед­ни­ком. И что у вас ужас­ная миг­рень.

- Увы, - с со­жале­ни­ем раз­вел ру­ками Фран­суа. - Бо­юсь, с на­шим пок­ро­вите­лем та­кие прос­тые улов­ки не прой­дут. При­дет­ся ид­ти и раз­вле­кать его поз­на­ватель­ной бе­седой о на­шей пос­та­нов­ке. По­сочувс­твуй­те мне!

- Со­чувс­твую, - улыб­ну­лась ма­дему­азель Го­ден. - Меж­ду про­чим, все эти дни вы бы­ли так за­няты, мой им­пе­ратор, что да­же не по­ин­те­ресо­вались под­линным име­нем сво­ей вер­ной Ак­ты. Я Ни­колетт.

- Луч­ше поз­на­комить­ся поз­дно, чем ни­ког­да, - на­шел­ся с от­ве­том Фран­суа. До­нель­зя уд­ру­чен­ный тем, что его отор­ва­ли от об­щес­тва лю­без­ной и оча­рова­тель­ной де­вицы не­об­хо­димостью сыз­но­ва угож­дать из­вра­щен­ным же­лани­ям пре­подоб­но­го. А ца­рапи­ны толь­ко-толь­ко на­чали под­жи­вать...

Как и в прош­лый раз, две­ри в по­кои пре­подоб­но­го сто­яли гос­тепри­им­но при­от­кры­тыми. Мон­сень­ор де Лан­саль­як с удобс­тва­ми рас­по­ложил­ся в од­ном из кре­сел, вку­шая пи­рож­ное-пти­фур с фар­фо­рово­го блюд­ца. В об­ста­нов­ке гос­ти­ной про­изош­ли не­кото­рые из­ме­нения - те­перь ог­ромные ок­на бы­ли за­дер­ну­ты по­луп­розрач­но-бе­лыми што­рами, а даль­ний угол ком­на­ты от­го­ражи­вала вы­сокая шел­ко­вая шир­ма с изоб­ра­жени­ем птиц в кус­тах ши­пов­ни­ка. Фран­суа по­доз­ри­тель­но ско­сил­ся на нее, но плот­ная ткань ос­та­валась неп­ро­ница­емой.

С не­реши­тель­ным ви­дом ак­тер рис­кнул по­сето­вать на го­лов­ную боль и страш­ную ус­та­лость пос­ле се­год­няшней ре­пети­ции.

Его эми­нен­ция доб­ро­душ­но и по­нима­юще за­кивал - от­че­го его бар­хатная ша­поч­ка съ­еха­ла на­бок. Его эми­нен­ция вы­разил свое удо­воль­ствие тру­долю­би­ем месье Мо­рана и пох­ва­лил труп­пу. Его эми­нен­ция уве­рил Фран­суа в том, что все­го лишь на­мере­вал­ся приг­ла­сить ак­те­ра к ужи­ну.

- Ты ведь лю­бишь слад­кое, ди­тя мое? - жес­том фо­кус­ни­ка де Лан­саль­як под­нял ажур­но-се­реб­ря­ную крыш­ку с не­боль­шой кор­зинки. Взо­ру Фран­суа пред­ста­ла дю­жина пи­рож­ных, увен­чанных за­вит­ка­ми кре­ма в ви­де рас­пустив­шихся ро­зовых бу­тонов, и бла­го­уха­ющих аро­мата­ми ва­нили, ли­кера и ко­рицы.

- Ой, - ла­комс­тва Фран­суа лю­бил пре­дан­ной и ис­крен­ней лю­бовью, не пре­неб­ре­гая да­же дур­но сва­рен­ны­ми и при­тор­ны­ми на вкус ле­ден­ца­ми, ко­торы­ми тор­го­вали на яр­марках не­оп­рятные цы­ган­ки. А тут пе­ред ним кра­сова­лось ис­тинное ве­лико­лепие, вид ко­торо­го мог прог­нать лю­бую го­лов­ную боль - под­линную или на­думан­ную. Скло­нив го­лову на­бок, Фран­суа раз­гля­дывал пи­рож­ные, слов­но это бы­ли ред­кос­тные про­из­ве­дения ис­кусс­тва. Бо­яз­ли­во про­тянул ру­ку, чуть кос­нувшись паль­цем кре­мово­го за­вит­ка, и вски­нул воп­ро­ситель­ный взгляд на пре­подоб­но­го: - Это прав­да мне, месье Ро­же? Мож­но поп­ро­бовать?

- Ра­зуме­ет­ся, мож­но, - бла­гос­клон­но улыб­нулся де Лан­саль­як, дву­мя паль­ца­ми из­вле­кая од­но из кре­мовых чу­дес и про­тяги­вая его Фран­суа. - Не стес­няй­ся.

«Чтоб те­бя...» - мысль бы­ла без­ра­дос­тной, но пи­рож­ное пах­ло слиш­ком умо­пом­ра­читель­но, что­бы за­думы­вать­ся о чем-ли­бо, кро­ме его вку­са. Фран­суа бла­говос­пи­тан­но сло­жил ру­ки на ко­ленях. По­дав­шись впе­ред и чуть из­вернув­шись, при­от­крыл рот и ак­ку­рат­но от­ку­сил ма­лень­кий ку­сочек, рас­та­яв­ший на язы­ке слад­ким ядом. Вы­сунув кон­чик язы­ка, слиз­нул кре­мовую вер­хушку, ук­ра­шен­ную мар­ци­пано­вой ягод­кой, и вер­нулся к ко­моч­кам виш­не­вого ва­ренья и пе­соч­но­го тес­та. В зер­ка­ло он ста­рал­ся не смот­реть, пред­ста­вив, до че­го у не­го сей­час вуль­гар­ный вид - мо­лодой че­ловек, с ап­пе­титом по­еда­ющий пи­рож­ное с чу­жой ла­дони.

- Вкус­но? - сво­бод­ной ру­кой пре­ос­вя­щен­ный лас­ко­во пог­ла­дил Фран­суа по го­лове. Бы­ло яс­но, что мыс­ли его эми­нен­ции ви­та­ют сей­час от­нюдь не в об­ласти гас­тро­номии и ку­лина­рии.

- Очень, - чес­тно от­клик­нулся Мо­ран, ве­лев се­бе си­деть смир­но и не увер­ты­вать­ся от пог­ла­жива­ний по за­тыл­ку. Про­гоняя па­кос­тную мыс­лишку о том, как бы пре­подоб­ный не пред­ло­жил ему от­ве­дать иное блю­до, ви­дом на­поми­на­ющее кол­басное из­де­лие. При од­ной мыс­ли об этом рот у Фран­суа на­пол­нился горь­кой слю­ной. Он чуть по­вер­нул го­лову, гля­дя на пре­подоб­но­го сни­зу вверх. - Бла­года­рю вас, месье Ро­же. Я бы не от­ка­зал­ся еще от од­но­го, ес­ли вы не про­тив.

- Я за­казал их спе­ци­аль­но для те­бя, - со­об­щил де Лан­саль­як, пре­под­но­ся ак­те­ру еще один слад­кий ше­девр. - В луч­шей кон­ди­тер­ской Ту­лузы.

- Для ме­ня?! - длин­ные рес­ни­цы взле­тели в не­под­дель­ном изум­ле­нии. - Ва­ше вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тво, пра­во сло­во, я не стою та­ких хло­пот и зат­рат. С ва­шей сто­роны это… это очень лю­без­но.

Вто­рой по­дарок приш­лось есть мед­ленно и вдум­чи­во, не столь­ко нас­лажда­ясь неж­ным и тер­пким вку­сом, сколь­ко за­ботясь о не­об­хо­димос­ти про­из­вести на его эми­нен­цию над­ле­жащее изыс­канное впе­чат­ле­ние. Фран­суа да­же из­ловчил­ся уро­нить ягод­ку, под­хва­тить ее и снять гу­бами с собс­твен­ных паль­цев.

- Сын мой, пре­дос­тавь мне су­дить о том, че­го ты сто­ишь - ибо мне есть, с чем срав­ни­вать, - снис­хо­дитель­но воз­гла­сил ар­хи­епис­коп. - И, ко­ли к те­бе вер­ну­лась ра­дость жиз­ни, ока­жи мне не­боль­шую лю­без­ность. Ви­дишь ли, я так и не су­мел тол­ком раз­гля­деть од­ну су­щес­твен­ную часть те­бя. Ту, что от­ли­ча­ет греш­но­го че­лове­ка от прес­ветло­го ан­ге­ла.

Вздох­нув о раз­лу­ке с пи­рож­ны­ми, Фран­суа по­нят­ли­во пе­ремес­тился на ку­шет­ку. Заб­ро­сил ру­ки за го­лову, соб­лазни­тель­но по­тянул­ся всем те­лом. Ссы­лать­ся на го­лов­ную боль и да­лее не име­ло смыс­ла, ста­ло быть, на­до пос­та­рать­ся на­илуч­шим об­ра­зом ис­полнить по­жела­ния мон­сень­ора. Да­бы тот ос­тался до­волен и поз­во­лил ему уда­лить­ся.

- Ни­ког­да не за­думы­вал­ся, есть ли у ан­ге­лов… это са­мое, - хи­хик­нул Фран­суа. Па­мятуя по­лучен­ный в прош­лом урок, ак­тер не стал спо­рить или от­не­кивать­ся. Выс­во­бодил од­ну ру­ку и при­нял­ся нес­пешно во­зить­ся спер­ва с пряж­кой уз­ко­го по­яса, по­том - с зас­тежка­ми и пу­гови­цами на кю­лотах, гля­дя ку­да-то в сто­рону, пы­та­ясь пред­ста­вить се­бя в оди­ночес­тве. Рас­стег­нув кю­лоты, Фран­суа, же­лая слег­ка под­разнить единс­твен­но­го зри­теля сво­его пред­став­ле­ния, за­пус­тил ру­ку се­бе в шта­ны, слег­ка по­возив­шись там - дос­то­инс­тво ле­жало, но сук­но на­тяну­лось, об­ра­зовав бу­горок.

Что­бы стя­нуть кю­лоты, ему приш­лось на миг сло­жить­ся по­полам, вски­нув и за­тем быс­тро вып­ря­мив но­ги. С под­штан­ни­ками он во­зил­ся доль­ше, рас­пуская за­вяз­ки. В кон­це кон­цов Фран­суа из­ба­вил­ся и от них, ос­тавшись в кам­зо­ле, со­роч­ке и чул­ках, при­няв преж­нюю по­зу - на спи­не, с чуть раз­дви­нуты­ми и при­под­ня­тыми ко­леня­ми. Сер­дце про­тив­но ека­ло, пред­мет скром­ной гор­дости Фран­суа как-то ис­пу­ган­но съ­ежил­ся, слов­но пы­та­ясь втя­нуть­ся внутрь те­ла. Вдоль спи­ны то и де­ло слов­но про­води­ли влаж­ной хо­лод­ной кис­точкой.

- Нет, здесь со­вер­шенно не­воз­можно что-то рас­смот­реть, - огор­ченно про­тянул Лан­саль­як, тем не ме­нее, по­дава­ясь впе­ред - его мас­сивная, бычья го­лова ока­залась поч­ти меж­ду ног ак­те­ра. Из-за не­пол­ной, ко­кет­ли­вой об­на­жен­ности вид у мо­лодо­го че­лове­ка был со­вер­шенно не­пот­ребный, имен­но та­кой, ка­кого до­бивал­ся его пре­ос­вя­щенс­тво. Он взял Фран­суа за ко­лени, раз­во­дя ему но­ги по­шире. Мож­но бы­ло по­думать, что Лан­саль­як на­мерен впих­нуть меж­ду ни­ми свое со­лид­ное брю­хо, и, на­валив­шись на бед­ня­гу всей ту­шей, по­пытать­ся по­иметь его в этой по­зе.

За­пас храб­рости у юно­го месье Мо­рана, как вы­яс­ни­лось, был не слиш­ком ве­лик - ког­да пре­подоб­ный влас­тно, по-хо­зяй­ски, дот­ро­нул­ся до не­го, Фран­суа ото­ропе­ло за­мер, при­под­нявшись на лок­тях и при­от­крыв рот в без­звуч­ном вскри­ке. От по­рыва мет­нуть­ся в сто­рону его удер­жа­ла толь­ко мысль о том, что де Лан­саль­як опять выс­ка­жет свое не­удо­воль­ствие - по­щечи­ной или еще чем. Ак­тер за­мер, ис­пу­ган­но мор­гая и час­то ды­ша, поз­во­ляя его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тву рас­смат­ри­вать се­бя - как ра­читель­ные хо­зяй­ки раз­гля­дыва­ют на ры­ноч­ном при­лав­ке раз­де­лан­ную кро­личью туш­ку, да еще ты­чут паль­цем, про­веряя, све­жа ли.

Ла­дони Лан­саль­яка ле­жали на ко­ленях Фран­суа, ле­жали груз­но и уве­сис­то, не поз­во­ляя сдви­нуть но­ги. Пре­подоб­ный на­висал над рас­прос­тертым на ку­шет­ке мо­лодым че­лове­ком, жад­но об­ша­ривая его взгля­дом. Фран­суа ужас­но хо­телось заб­рать­ся под пос­тель или вы­бежать от­сю­да сло­мя го­лову, толь­ко бы не быть боль­ше пред­ме­том та­кого прис­таль­но­го, без­жа­лос­тно­го изу­чения. Он не­воль­но съ­ежил­ся, жа­лоб­но бряк­нув пер­вое, что на­вер­ну­лось на язык:

- Прос­ти­те, я опять про­винил­ся пе­ред ва­ми...

- Это мо­жет слу­чить­ся с каж­дым муж­чи­ной, - уте­шил его пре­ос­вя­щен­ный, хо­тя эн­ту­зи­аз­ма в его то­не не бы­ло, - я не ду­маю, что ты на­роч­но смог сде­лать так, что­бы у те­бя все упа­ло. Пусть те­бе не во­сем­надцать, а двад­цать три, ду­маю, там сто­ит креп­ко и по­дол­гу. А ес­ли и ло­жит­ся, то не доль­ше, чем на три "Па­тера".

Лан­саль­як де­лови­то по­щупал муж­скую снасть Фран­суа, яв­но пре­бывая в не­тер­пе­ливом ожи­дании чу­да.

- Хо­чешь еще пи­рож­ное, ди­тя мое?

«Я хо­чу ока­зать­ся как мож­но даль­ше от­сю­да!»

Со­вет Шар­ля - бе­жать из Ту­лузы, не до­жида­ясь премь­еры и по­жер­тво­вав пь­есой - те­перь ка­зал­ся Фран­суа вер­хом муд­рости и пре­дус­мотри­тель­нос­ти.

- С-спа­сибо, н-нет... - за­пина­ясь, вы­гово­рил Фран­суа и все ж та­ки не­воль­но дер­нулся, пы­та­ясь из­бе­жать при­кос­но­вения ла­па­ющих рук. Го­лова у не­го слег­ка кру­жилась - от вол­не­ния, от­вра­щения к про­ис­хо­дяще­му и к се­бе, и от ис­пу­га. - Месье Ро­же... Я... то есть вы же са­ми по­нима­ете и го­вори­ли вче­ра... В-вы... - он на­чал за­икать­ся, лю­бое сло­во с тру­дом про­тис­ки­валось меж­ду зу­бами. - Я ис­пы­тываю без­мерное ува­жение к ва­шей пер­со­не и ва­шему са­ну, но...

- Но на ме­ня у те­бя не вста­ет, - с по­каз­ной скорбью вздох­нул де Лан­саль­як. - Це­ню ту де­ликат­ность, с ко­торой ты пы­та­ешь­ся мне это втол­ко­вать. Ду­маю, я отыс­кал средс­тво раз­ре­шить это ма­лень­кое зат­рудне­ние. За­казав не прос­то ко­роб­ку слас­тей, но сла­дос­ти с осо­бой на­чин­кой, что го­рячит кровь и ве­селит дух. По­дож­ди нем­но­го, и мы поз­на­комим­ся с тво­им кра­сав­цем. Дай ему вре­мя, он вот-вот под­ни­мет го­лову.

- Что? - Фран­суа ото­ропел от ус­лы­шан­но­го нас­толь­ко, что усел­ся. Ему до­води­лось слы­шать о по­доб­ных средс­твах, как-то раз он да­же дер­жал в ру­ках шка­тул­ку с ореш­ка­ми кан­та­риды. Нуж­ды поль­зо­вать­ся по­доб­ны­ми ве­щами у не­го ни­ког­да не воз­ни­кало, да и при­об­рести их он вряд ли бы смог - изыс­канная за­бава сто­ила слиш­ком до­рого для то­щего ак­тер­ско­го ко­шель­ка. Фран­суа в па­нике прис­лу­шал­ся к собс­твен­ным ощу­щени­ям, пы­та­ясь со­об­ра­зить, боль­шая ли пор­ция зелья мог­ла быть в пи­рож­ных, ко­торы­ми он с та­ким ап­пе­титом за­кусил. По­камест он не чувс­тво­вал ни­чего не­обыч­но­го, кро­ме та­ющей сла­дос­ти кре­ма во рту и впол­не объ­яс­ни­мого ис­пу­га. Пре­подоб­ный хит­ростью вы­нудил свою иг­рушку съ­есть не­весть что, и те­перь от­ра­ва мед­ленно рас­тво­рялась в кро­ви.

Ак­тер не­воль­но опус­тил гла­за вниз - нет, меж­ду ног все бы­ло по-преж­не­му. Пре­подоб­ный яв­но за­бав­лялся, наб­лю­дая за его па­никой.

- Не сто­ит так пу­гать­ся. Это как ле­карс­тво - глав­ное, не пе­ре­усердство­вать, - де Лан­саль­як ле­гонь­ко тол­кнул его в грудь, зас­та­вив вер­нуть­ся в ис­ходную по­зицию. - Ус­по­кой­ся, пи­рож­ные бы­ли со­вер­шенно нас­то­ящи­ми. И я обе­щаю те­бе, что там, ку­да ты так ста­ратель­но та­ращишь­ся, не про­изой­дет ни­чего та­кого, че­го бы с то­бой преж­де не слу­чалось.

- Все, что слу­чалось со мной преж­де, по край­ней ме­ре, от­ве­чало мо­им собс­твен­ным же­лани­ям... а не от­ра­ве из су­шеных мух и за­ячь­его по­мета, - бур­кнул Фран­суа. Боль­ше все­го ак­тер опа­сал­ся, что в знак про­тес­та же­лудок сей­час возь­мет и ис­тор­гнет все съ­еден­ное об­ратно. Это бу­дет пол­ней­шее кру­шение всех воз­можных пла­нов.

Он ле­жал, бо­ясь по­шелох­нуть­ся лиш­ний раз, не об­ра­щая вни­мания на то, что усев­ший­ся ря­дом пре­подоб­ный рас­се­ян­но пог­ла­жива­ет его ко­лени и за­тяну­тые в пот­ре­пан­ный шелк чу­лок но­ги - но упус­тил мгно­вение, ког­да съ­еден­ное сна­добье на­чало дей­ство­вать. Оно ока­залось весь­ма ко­вар­ным. Спер­ва прос­то уси­лилось ощу­щение кис­ло­ватой сла­дос­ти во рту. Сер­дце за­коло­тилось ча­ще и быс­трее (Фран­суа при­писал это па­нике), по­том где-то меж­ду реб­ра­ми за­роди­лись ко­моч­ки ко­люче­го теп­ла, поп­лывшие вниз, вы­нуж­давшие не­воль­но нап­ря­гать мус­ку­лы жи­вота и слег­ка дер­гать­ся. Фран­суа изо всех сил пы­тал­ся ос­та­вать­ся не­под­вижным, не вы­давать се­бя - но, по­хоже, его пре­ос­вя­щенс­тво был прек­расно ос­ве­дом­лен о том, ког­да и как нач­нет дей­ство­вать спря­тан­ное в пи­рож­ных лю­бов­ное зелье.

- Как ви­дишь, от мух и по­мета у те­бя под­ня­лось столь же вер­но, как от пог­ла­жива­ний мо­его до­рого Ан­ту­ана, - мон­сень­ор с лег­ким на­жимом про­вел паль­цем по чле­ну Фран­суа от ос­но­вания к го­лов­ке. - Та­ким я его и пред­став­лял. Хо­рошая фор­ма, про­пор­ци­ональ­ность… ты кра­сив и тут, мой пад­ший ан­гел.

Неж­ное при­кос­но­вение к его дос­то­инс­тву сыг­ра­ло роль эда­кого спус­ко­вого крюч­ка. Меж­ду ног Фран­суа слов­но приж­гли рас­ка­лен­ным же­лезом, зас­та­вив вски­нуть­ся и ли­хора­доч­но за­метать­ся по ку­шет­ке. Пол­бе­ды, что у не­го вста­ло эда­ким при­дорож­ным стол­би­ком, бод­ро ука­зу­ющим в бе­ло-зо­лотой по­толок - но вдо­бавок внут­реннос­ти стя­нулись де­сят­ком ту­гих узел­ков. Меж­ду бед­ра­ми все за­ходи­лось в обе­зумев­шем по­хот­ли­вом тре­бова­нии, для те­ла не име­ло ров­ным сче­том ни­како­го зна­чения, ока­зать­ся свер­ху или сни­зу. Фран­суа вжал­ся в прос­ты­ни, не ве­дая и не умея спра­вить­ся с ис­кусс­твен­но выз­ванным же­лани­ем, про­бор­мо­тав мгно­вен­но пе­ресох­ши­ми гу­бами:

- Что вы со мной сде­лали... За­чем?

Ка­жет­ся, пре­подоб­ный все-та­ки ошиб­ся с ве­личи­ной пор­ции - или ви­ной все­му был сам месье Мо­ран, с его те­ат­раль­ной, чрез­мерно бур­ной ре­ак­ци­ей на все, что пред­ла­гал ему ок­ру­жа­ющий мир (в осо­бен­ности ес­ли де­ло ка­салось лю­бов­ных игр). Фран­суа чувс­тво­вал, что взмок и вмес­те с тем его бил оз­ноб. Паль­цы сво­дило су­доро­гой, как пос­ле дол­го­го пись­ма, сер­дце ко­лоти­лось о реб­ра, и единс­твен­ное, что он мог сей­час вы­гово­рить, это жа­лоб­ное: «По­моги­те, мне очень пло­хо...»

- Я же ска­зал: хо­чу рас­смот­реть те­бя - все­го, - де Лан­саль­як по­жал мас­сивны­ми пле­чами. - Убе­дить­ся, что ты дос­той­ным об­ра­зом сыг­ра­ешь в мо­ем ма­лень­ком спек­такле для из­бран­ных. По­радо­вать мо­их дру­зей изыс­канным зре­лищем, - ла­донь пре­подоб­но­го вов­сю ша­рила меж­ду ног Фран­суа, воз­буждая еще силь­нее - про­тив во­ли, про­тив ес­тес­тва, про­тив здра­вого смыс­ла. - Те­бе не очень пло­хо. Те­бе сей­час слиш­ком хо­рошо, но ты не в си­лах по дос­то­инс­тву оце­нить свое сос­то­яние. Не на­до нер­вни­чать по­нап­расну… Мо­жет, клик­нуть Ан­ту­ана?

Мысль о том, что Шарль мо­жет уви­деть его та­ким - взмок­шим, схо­дящим с ума от нес­терпи­мо-ос­трой пот­ребнос­ти со­еди­нить­ся с кем-ли­бо, все рав­но в ка­кой по­зе - эта мысль вер­ну­ла Фран­суа ма­лую то­лику спо­соб­ности к здра­вому со­об­ра­жению. Ак­тер ожес­то­чен­но зат­ряс го­ловой:

- Умо­ляю, не на­до, по­жалуй­ста... Не нуж­но его звать...

Воз­бужде­ние ста­нови­лось нес­терпи­мым, Фран­суа не­воль­но раз­дви­гал но­ги все ши­ре, пос­ку­ливая от пуль­си­ру­юще­го в ве­нах жа­ра. Его дос­то­инс­тво вне­зап­но ста­ло нес­терпи­мо чувс­тви­тель­ным, из­ны­вая от тис­ка­ющих при­кос­но­вений мон­сень­ора Лан­саль­яка. Не­нави­дя сам се­бя, Фран­суа тол­кался бед­ра­ми в чу­жую ла­донь, при­носив­шую ил­лю­зию об­легче­ния. Обос­трив­ший­ся слух ло­вил пе­решеп­ты­вания и смеш­ки за рас­писной шир­мой - а мо­жет, это бы­ло все­го-нав­се­го би­ение нап­ря­жен­ной кро­ви в ушах?

- Как ска­жешь. Мне-то ду­малось, ты сей­час не от­ка­жешь­ся ощу­тить меж­ду но­жек хо­роший, креп­кий член, - за­дум­чи­во рас­суждал пре­ос­вя­щен­ный, од­ной ру­кой про­дол­жая гла­дить до бо­ли нап­рягше­еся му­жес­тво, а вто­рой на­щупы­вая вход в те­ло Фран­суа. - Да­же не знаю, дос­та­нет ли те­бе паль­цев…

Фран­суа заж­му­рил­ся. Мон­сень­ор, чтоб его на том све­те чер­ти каж­доднев­но шкво­рили рас­ка­лен­ны­ми вер­те­лами во все от­вер­стия, был со­вер­шенно прав. Ес­ли Фран­суа и же­лал сей­час ко­го-ли­бо, так это Шар­ля - ко­торый су­мел бы его ути­хоми­рить и удов­летво­рить, из­ба­вив от это­го бе­зум­но­го нап­ря­жения, сжи­гав­ше­го вся­кую жил­ку. Но Фран­суа хо­телось, что­бы д'Арнье лю­бил его, а не рас­тво­рен­ное в кро­ви сна­добье, прев­ра­тив­шее его Ли­лию в по­хот­ли­вую тварь, кор­чившу­юся на ском­канном влаж­ном шел­ке.

Он не­воль­но взвиз­гнул, ощу­тив, как па­лец пре­ос­вя­щен­но­го нас­той­чи­во раз­дви­га­ет уп­ру­гие склад­ки тес­но­го вхо­да, втис­ки­ва­ясь внутрь. По­дал­ся навс­тре­чу, при­под­няв бед­ра и за­дик, пы­та­ясь сам при­чинить се­бе боль - мо­жет, она от­вле­чет его от мыс­лей о Шар­ле? Не слиш­ком соз­на­вая, что тво­рит, Фран­суа ис­полнил то, че­го пы­тал­ся вче­ра до­бить­ся от не­го пре­подоб­ный. Тис­кая сам се­бя, пы­та­ясь отыс­кать спо­соб спра­вить­ся с про­тиво­ес­тес­твен­ным воз­бужде­ни­ем.

Мон­сень­ор тя­жело пых­тел над ним, упи­ва­ясь ви­дом чу­жого вож­де­ления, вре­мя от вре­мени при­жима­ясь к су­хим, го­рячим гу­бам по­целу­ями, не при­нося­щими ни­како­го об­легче­ния.

Боль­ше Фран­суа Мо­рана не бес­по­ко­ило, как он выг­ля­дит со сто­роны. А зре­лище бы­ло то еще: об­тя­нутая тем­но-алым ши­рокая спи­на пре­ос­вя­щен­но­го и до пре­дела рас­пя­лен­ные строй­ные но­ги в бе­лых чул­ках. Ка­жет­ся, в ка­кой-то миг он стя­нул с се­бя кам­зол и со­роч­ку, а мо­жет, это сде­лал де Лан­саль­як? Ком­ка­юща­яся под ру­ками ткань боль­ше не ме­шала, Фран­суа су­дорож­но из­ги­бал­ся на пос­те­ли, мо­тая го­ловой и под­став­ля­ясь. Ощу­щая дви­жения рез­ко, раз­ма­шис­то вон­за­юще­гося внутрь уз­кой пе­щер­ки паль­ца - или паль­цев, он уже не мог в точ­ности оп­ре­делить. Ему хва­тало то­го, что эта ру­ка да­рова­ла хоть ма­лую часть то­го, что ему не­об­хо­димо. Он слы­шал над со­бой за­пален­ное, воз­бужден­ное со­пение, но не ви­дел ли­ца то­го, кто был сей­час с ним, ли­цо бы­ло по­дер­ну­то ту­ман­ной дым­кой. Фран­суа знал, это не тот че­ловек, ко­торый ему не­об­хо­дим, но не мог вспом­нить, по­чему то­го, же­лан­но­го, нет сей­час с ним.

- Шарль, - он не вы­гово­рил, вы­дох­нул та­яв­шее на язы­ке имя, ощу­тил чей-то по­целуй, тре­бова­тель­ный, глу­бокий и жад­ный, и сно­ва сто­нуще, ед­ва раз­ли­чимо про­тянул: - Ша­арль...

- Шарль, ах Ша­аарль, - пе­ред­разнил чу­жой го­лос у вис­ка, - вот все, че­го ты хо­чешь - что­бы силь­но, дол­го и гру­бо? Что­бы те­бя пя­лили с ут­ра до ве­чера и с ве­чера до ут­ра? За­чем же ты пос­теснял­ся? От­цу Ан­ту­ану бы­ло бы нес­ка­зан­но при­ят­но уз­нать и уви­деть, сколь силь­но ты его же­ла­ешь.

- Я не хо­чу... не вы­несу, ес­ли он уви­дит ме­ня та­ким, - за­пина­ясь ед­ва ли не на каж­дом сло­ве, вы­гово­рил Фран­суа. Рас­па­лен­ное сна­добь­ем же­лание все-та­ки по­ка не мог­ло одер­жать верх над ос­татка­ми со­вес­ти и стыд­ли­вос­ти, вы­нуж­дая ак­те­ра не­раз­борчи­во бор­мо­тать: - Так нель­зя, это неп­ра­виль­но, так не дол­жно быть... Пусть луч­ше вы, а не он, он боль­ше не бу­дет ме­ня лю­бить, ес­ли уви­дит та­ким...

Паль­цы пре­подоб­но­го дер­ну­лись осо­бен­но жес­тко и силь­но, зас­та­вив Фран­суа вскрик­нуть в го­лос.

- Лю­бить, - ар­хи­епис­коп зак­ле­котал-зас­ме­ял­ся, на­чав дви­гать ру­кой уже в но­вом, еще бо­лее быс­тром и рез­ком тем­пе, - вот ка­кой у нас на­ив­ный маль­чик... Да­вай, кри­чи. Хоть ты зо­вешь и не ме­ня, но у те­бя это так зву­чит... Ска­жи еще раз это свое - "Ша­аарль"...

Мо­жет, ес­ли бы Фран­суа су­мел соб­рать­ся с ду­хом, вспом­нить, где и с кем он на­ходит­ся, он бы удер­жал свой язык за зу­бами. Но жес­ткие, гру­бые лас­ки вку­пе с ощу­щени­ем то­го, что кто-то не­воз­бран­но при­каса­ет­ся к его те­лу в са­мом ин­тимном мес­те - а ему и стыд­но сво­ей сла­бос­ти, и до­нель­зя при­ят­но - сде­лали свое де­ло. Фран­суа неп­ро­из­воль­но вски­нул ру­ки, об­ни­мая нез­ри­мую тень от­сутс­тву­юще­го че­лове­ка, раз­вел и при­под­нял сог­ну­тые в ко­ленях но­ги, окон­ча­тель­но от­кры­ва­ясь и от­да­ва­ясь на злую ми­лость чу­жих рук.

- Ша­арль, - неж­ный, мяг­кий вздох и сто­нущий вскрик бо­ли, ког­да два сло­жен­ных паль­ца пог­ру­жа­ют­ся в рас­пя­лен­ную, вос­па­лен­ную по краю ды­роч­ку, и зо­лотое коль­цо без­жа­лос­тно ца­рапа­ет тон­кую, глад­кую ко­жу.

- Да, вот так, зо­ви его... Зо­ви его, а встав­лять те­бе бу­ду я... еще нем­ножко, и ты взле­тишь вы­соко в не­беса… ан­ге­лочек!

Фран­суа ог­лох от би­ения кро­ви в вис­ках, пе­ред гла­зами все плы­ло и ка­чалось. Он окон­ча­тель­но пе­рес­тал со­об­ра­жать, где он и с кем. Смуг­лое те­ло дро­жало и вы­гиба­лось, слов­но в пляс­ке свя­того Вит­та, в без­мол­вном при­зыве к то­му, кто не мог его слы­шать, сно­ва и сно­ва, раз за ра­зом, как неж­ный пти­чий свист - Шарль, Шарль, Шарль... Бе­лые за­наве­си на ок­нах вол­но­вались и ко­лыха­лись, хо­тя ночь вы­далась жар­кой и со­вер­шенно без­ветрен­ной, по на­рисо­ван­ным пти­цам и цве­там про­бега­ли те­ни. Приз­ра­ки гла­дили ли­цо и рас­тре­пан­ные во­лосы Фран­суа, об­во­дили прох­ладны­ми паль­ца­ми при­от­кры­тые гу­бы, дот­ра­гива­лись до те­ла, слов­но при­жигая рас­ка­лен­ны­ми уг­ля­ми. Они не при­носи­ли об­легче­ния, не мог­ли спас­ти, лишь усу­губ­ля­ли му­чения. А то, что сей­час на­ходи­лось внут­ри, раз­дви­гая и раз­ди­рая плоть в стрем­ле­нии про­ник­нуть как мож­но глуб­же, на­конец кос­ну­лось то­го за­гадоч­но­го мес­течка, преж­де ода­ривав­ше­го Фран­суа вспыш­ка­ми уди­витель­но­го нас­лажде­ния - на сей раз про­гор­кло­го и дур­манно­го.

Ка­жет­ся, он кри­чал, до хри­поты в гор­ле, ер­зая влаж­ной спи­ной и лок­тя­ми по ша­та­ющей­ся ку­шет­ке, вы­мали­вая еще то­лику жес­то­кой лас­ки, по­кор­но на­сажи­ва­ясь за­диком на тер­завшие его чу­жие паль­цы.

По­ка на­конец при­рода не сми­лос­ти­вилась, поз­во­лив вып­леснуть­ся. Оде­реве­нев­ший, бо­лез­ненно го­рячий член са­мую ма­лость рас­сла­бил­ся и по­ник - дол­жно быть, зелье сде­лало свое де­ло и пос­те­пен­но ис­та­ива­ло. От­части Фран­суа при­шел в се­бя - дос­та­точ­но для то­го, что­бы ощу­тить ска­тыва­ющи­еся из угол­ков глаз го­рячие сле­зы, жгу­чие и горь­кие, как на­валив­ший­ся на не­го удуш­ли­вый стыд - и ос­трую резь меж­ду яго­диц при ма­лей­шей по­пыт­ке ше­лох­нуть­ся.

Фран­суа за­мер, вя­ло пы­та­ясь осоз­нать, что с ним не так.

- Нет-нет, это вов­се не по­дарок, - нас­мешли­во про­вор­ко­вал го­лос над ухом. - Хо­тя твои ста­рания зас­лу­жива­ют наг­ра­ды. Вер­ни-ка мне мою собс­твен­ность. Пот­ру­дись нем­ножко - и я от­пу­щу те­бя к тво­ему Шар­лю, к ко­торо­му ты так стре­мил­ся.

Фран­суа не­воль­но за­кусил гу­бу, окон­ча­тель­но при­ходя в се­бя и осоз­на­вая, что слу­чилось.

Коль­цо. Злос­час­тное коль­цо, ши­рокий пер­стень с аме­тис­том - оно сей­час в нем. Пре­подоб­ный ка­ким-то об­ра­зом втол­кнул пер­стень в узость про­хода, по­ка Фран­суа схо­дил с ума от вож­де­ления.

Пок­ры­тое ис­па­риной ли­цо Лан­саль­яка приб­ли­зилось к ли­цу Фран­суа.

- Ты чуть мне не сло­мал паль­цы, - по­делил­ся он наб­лю­дени­ем. - Так сжи­мал­ся, буд­то хо­тел нав­сегда ос­та­вить ме­ня в се­бе. Ах, нет, вов­се не ме­ня. Гу­ляще­го ры­жего же­реб­ца из мо­ей ко­нюш­ни...

Ак­тер ле­жал тря­пич­ной кук­лой с без­воль­но рас­ки­нуты­ми но­гами, мут­ным взгля­дом и все еще тор­ча­щим дос­то­инс­твом, стра­дая те­лес­но и ду­шев­но, и ни­чего не со­об­ра­жая.

- Ну-у, толь­ко сле­зы и ни­како­го стрем­ле­ния по­думать, - его эми­нен­ция ра­зоча­рован­но кряк­нул, слов­но он толь­ко что за­дал прос­тей­ший воп­рос, а месье Мо­ран от­молчал­ся за не­дос­татком ума. - Так и быть, под­ска­жу. По­тужь­ся нем­но­го.

Фран­суа был уве­рен, что от лю­бого ма­ло-маль­ски фи­зичес­ко­го уси­лия скон­ча­ет­ся на мес­те ли­бо обес­па­мяте­ет, по­теряв соз­на­ние. По­тужить­ся? Ког­да он да­же паль­цем по­шевель­нуть не в си­лах?

Оч­нувший­ся рас­су­док зло­рад­но на­пом­нил: в про­тив­ном слу­чае ему при­дет­ся умо­лять де Лан­саль­яка о том, что­бы тот из­ба­вил его от коль­ца. Мон­сень­ор с пре­вели­ким удо­воль­стви­ем за­пус­тит паль­цы в его за­дик, сно­ва зас­та­вив му­чить­ся не­весть сколь­ко.

Месье Ро­же смот­рел ему пря­мо в ли­цо, прис­таль­но наб­лю­дая за не­воль­но воз­ни­кав­ши­ми на мор­дочке Фран­суа гри­мас­ка­ми, за проз­рачны­ми ру­чей­ка­ми, сбе­гав­ши­ми по вис­кам и ще­кам. Фран­суа был го­тов на все, толь­ко бы ук­рыть­ся от это­го взгля­да, толь­ко бы по­лучить раз­ре­шение уй­ти. Он глу­боко вдох­нул, при­кусив ниж­нюю гу­бу и по­пытав­шись нап­рячь мыш­цы вок­руг но­юще­го от бо­ли про­хода. От­ве­том ста­ла ос­трая, ре­жущая вспыш­ка. Коль­цо сдви­нулось, но гра­ни кам­ня и тор­ча­щие лап­ки оп­ра­вы чувс­тви­тель­но ра­зод­ра­ли жи­вую плоть.

- Я не мо­гу! - Фран­суа раз­ры­дал­ся, не в си­лах да­же по­вер­нуть го­лову, что­бы скрыть сле­зы.

- Пред­ла­га­ешь выз­вать сю­да куз­не­ца с кле­щами? - де Лан­саль­як со­чувс­твен­но пох­ло­пал Фран­суа по дро­жаще­му от нап­ря­жения бед­ру. - Ста­рай­ся, ди­тя мое. Тол­кай его на­ружу.

- Оно ца­рапа­ет­ся... - сквозь сле­зы вы­гово­рил Фран­суа. От от­вра­щения к се­бе мус­ку­лы су­дорож­но сжа­лись. Трек­ля­тое коль­цо ощу­тимо сдви­нулось ни­же. Фран­суа вце­пил­ся паль­ца­ми в пок­ры­вала, заж­му­рив­шись до чер­но­ты под ве­ками и пов­то­рив по­пыт­ку. Ему уда­лось смес­тить пер­стень еще нем­но­го бли­же к вы­ходу - но на миг ак­те­ру сде­лалось дур­но.

«Толь­ко не об­мо­рок, толь­ко не те­ряй соз­на­ния. Спра­вишь­ся - мо­жешь ре­веть сколь­ко угод­но, изоб­ра­жать сом­левшую ба­рыш­ню, но не сей­час, толь­ко не сей­час...»

Он на­тужил­ся, чувс­твуя, как пе­река­шива­ет­ся ли­цо, как му­читель­но-мед­ленно вы­тал­ки­ва­ет­ся чер­то­ва без­де­луш­ка. Боль и ца­рапи­ны те­перь не име­ли зна­чения. Толь­ко бы из­ба­вить­ся…

Ка­жет­ся, коль­цо на­ходи­лось у са­мого вы­хода, ког­да у Фран­суа поп­росту ис­сякли си­лы. Он пы­тал­ся нап­рячь­ся еще хо­тя бы ра­зок - все за­вер­ша­лось бес­силь­ным пши­ком.

- По­жалуй­ста... - умо­ля­юще про­бор­мо­тал он, сквозь сле­зы гля­дя на Лан­саль­яка. - Ну по­жалуй­ста...

Тот сми­лос­ти­вил­ся, рез­ко вы­дер­нув пер­стень - слов­но вы­бив слиш­ком ту­го за­сев­шую проб­ку из гор­лышка бу­тыл­ки. Фран­суа вскрик­нул от по­лос­нувшей но­жом ре­зи. Ощу­щение бы­ло та­кое, буд­то его там, внут­ри, дол­го и об­сто­ятель­но дра­ла кош­ка.

Мон­сень­ор стис­нул в ку­лаке знак сво­ей пас­тыр­ской влас­ти, а вто­рой ру­кой маз­нул по пуль­си­ру­ющей болью рас­ще­лин­ке, по­казав Фран­суа за­пач­канные тем­ным паль­цы:

- Су­щие пус­тя­ки. Как де­вица пос­ле пер­во­го ра­за - хо­тя я знаю, ты ска­жешь, что маль­чик. Да и от­нюдь не впер­вые в те­бя су­ют.

Вид собс­твен­ной кро­ви на чу­жих паль­цах пе­репол­нил ча­шу уни­жений ны­неш­не­го ве­чера. Фран­суа ни­чего не от­ве­тил, от­вернул­ся, на­тянув на се­бя край шел­ко­вого пок­ры­вала и съ­ежив­шись в ко­мок. Пре­подоб­ный сде­лал все для то­го, что­бы убе­дитель­но до­казать: месье Мо­ран - не бо­лее, чем жи­вое раз­вле­чение в чу­жих ру­ках. Вещь, с ко­торой мож­но сде­лать все, что угод­но. У не­го боль­ше не хва­тит ни ре­шимос­ти, ни ува­жения к са­мому се­бе, что­бы явить­ся на гла­за Шар­лю. Сей­час ак­те­ру ни­чего не хо­телось - толь­ко ле­жать вот так, ук­рывшись с го­ловой, вздра­гивая от осоз­на­ния сво­ей ник­чемнос­ти и бес­по­лез­ности, и от ду­шев­ных ран, ко­торые вряд ли за­тянут­ся, в от­ли­чие от ран те­лес­ных.

Со­зер­ца­ние ис­те­рики юно­го да­рова­ния бы­ло весь­ма сом­ни­тель­ным удо­воль­стви­ем. Его эми­нен­ция пос­пешно пог­ла­дил Фран­суа по вздра­гива­ющей спи­не:

- Все, на се­год­ня все. Не плачь, мы… я то­бой не ра­зоча­рован. Ду­маю, ты смо­жешь блес­нуть на пред­став­ле­нии. Сту­пай к се­бе, умой­ся и не тер­зай­ся по­нап­расну - к зав­траш­не­му дню все за­живет. Иди с ми­ром, ди­тя мое - я ус­тал нын­че, мне ведь то­же это сто­ит не­дюжин­ных зат­рат.

- Бла­года­рю вас, - оне­мев­ши­ми гу­бами вы­гово­рил Фран­суа. Не­лов­ко сос­коль­знул с ку­шет­ки, нап­ра­вил­ся к вы­ходу - и на по­роге вспом­нил о том, что за­был свою одеж­ду. Вер­нулся, то­роп­ли­во по­доб­рав ва­ляв­ше­еся на по­лу иму­щес­тво и вновь под­вер­гнув­шись бла­гос­клон­но­му пох­ло­пыва­нию по за­ду.

Преж­ней лег­кой, тан­цу­ющей по­ход­ки Фран­суа Мо­рана не бы­ло и в по­мине. Вся­кий шаг от­зы­вал­ся ко­лоть­ем в нап­ря­жен­ных мус­ку­лах ног и резью внут­ри, ос­тавлен­ной на па­мять об ар­хи­епис­коп­ском перс­тне - и по­рой его, точ­но креп­ко вы­пив­ше­го, уво­дило в сто­рону. Фран­суа чувс­тво­вал со­лоно­ватую кор­ку за­сох­ших слез на ли­це, и то, как са­ма со­бой при­гиба­ет­ся го­лова и опус­ка­ют­ся пле­чи. Спуск по лес­тни­це ока­залось це­лым ис­пы­тани­ем - он су­дорож­но цеп­лялся за пе­рила, опа­са­ясь по­терять рав­но­весие и в до­вер­ше­ние всех бед про­катить­ся по сту­пень­кам. Фран­суа не знал, ку­да идет, он меч­тал о смер­ти, как об из­бавле­нии - и при­нял воз­никше­го из тем­но­ты д'Арнье за ее пос­ланца. Ту­по уди­вив­шись, от­че­го ан­гел смер­ти не по­разил его ка­ра­ющим ог­ненным ме­чом за все прег­ре­шения, но под­хва­тил на ру­ки и по­нес ку­да-то.

«Я ведь пы­тал­ся те­бя пре­дуп­ре­дить. Но ты по­желал все сде­лать по-сво­ему», - Шарль без тру­да до­тащил об­мякшее те­ло до сво­их по­ко­ев. Уло­жив Фран­суа нич­ком на пос­тель, мол­ча пог­ла­дил дер­га­ющи­еся в без­звуч­ных ры­дани­ях пле­чи.

Ощу­тив лас­ко­вое, ус­по­ка­ива­ющее при­кос­но­вение, Фран­суа раз­ры­дал­ся еще гор­ше. С со­вер­шенно дет­ски­ми под­вы­вани­ями, шмы­гая но­сом и за­рыва­ясь в по­душ­ку в тщет­ных по­пыт­ках спря­тать­ся. С по­душ­ки впро­чем, он не­весть как сполз, ткнув­шись встре­пан­ной го­ловой в ко­лени при­сев­ше­го ря­дом д'Арнье и вце­пив­шись в его за­пястье, как уто­па­ющий в прес­ло­вутую со­ломин­ку. Ис­те­рика, со­зер­ца­ния ко­торой счас­тли­во из­бе­жал пре­ос­вя­щен­ный де Лан­саль­як, выш­ла не слиш­ком дол­гой, но ярос­тной и из­ма­тыва­ющей. Фран­суа прос­то не мог ос­та­новить­ся - его ко­лоти­ло в прис­ту­пах нер­вной дро­жи, по­ка он окон­ча­тель­но не обес­си­лел и не за­тих, улег­шись ще­кой на бед­ро Шар­ля. Да­же не за­метив, что его сле­зы ос­та­вили на кю­лотах д’Арнье влаж­ное пят­но.

- Омер­зи­тель­но, - зап­ле­та­ющим­ся язы­ком вы­гово­рил он. - Я - омер­зи­телен. Шарль, у те­бя вы­пить не сы­щет­ся?

- Сей­час най­ду, - Шарль рас­се­ян­но пот­ре­пал его за­тылок, жи­во при­пом­нив вре­мена сво­ей юнос­ти, ког­да ему, пос­то­ян­но­му фа­вори­ту, при­ходи­лось уте­шать и на­тас­ки­вать слу­чай­ные при­хоти сво­его пат­ро­на. - А ты по­ка сни­ми с се­бя все это - спра­вишь­ся?

Фран­суа кив­нул, шмы­гая но­сом. Шарль уда­лил­ся в со­сед­нюю ком­на­ту, от­ку­да вер­нулся с бу­тыл­кой, бо­кала­ми и оче­ред­ным пу­затым фла­кон­чи­ком, по­хожим на тот, в ко­тором бы­ло аро­мати­чес­кое мас­ло. За вре­мя его крат­ко­го от­сутс­твия Мо­ран то­роп­ли­во стя­нул с се­бя про­питав­шу­юся ед­ким по­том и аро­матом чу­жих ду­хов одеж­ду, не­оп­рятной куч­кой сва­лив ее на пол, и за­мер, не­лепо при­жав ру­ки к гру­ди. При ви­де бу­тыл­ки, впро­чем, ак­тер нер­вно дер­нулся:

- Дай! Дай, по­жалуй­ста!

Он из­ловчил­ся вых­ва­тить бу­тыл­ку, от­вернул­ся, зу­бами вы­тас­ки­вая проб­ку. До слу­ха Шар­ля до­лете­ли быс­трые, жад­ные глот­ки пря­мо из гор­лышка - Фран­суа яв­но за­дал­ся целью по­быс­трее на­пить­ся, зах­ме­леть, зас­нуть и за­быть все. Он сто­ял спи­ной к д’Арнье - гиб­кий, лад­ный, с веч­но встре­пан­ной грив­кой каш­та­новых ло­конов, со­вер­шенно не за­мечая, что на его но­гах ос­та­лись тем­ные раз­ма­зан­ные сле­ды кро­ви.

- Хва­тит, - Шарль отоб­рал у ак­те­ра по­лупус­тую бу­тыл­ку. - Ло­жись на жи­вот, я пос­мотрю, что там у те­бя, - он ле­гонь­ко под­тол­кнул Фран­суа к пос­те­ли. Не очень-то при­ят­но ощу­щать се­бя кус­ком мя­са на крючь­ях, ма­лень­кий месье Мо­ран. Ох, Фран­суа...

- У ме­ня там зад­ни­ца, а что ты на­де­ял­ся об­на­ружить? - ис­те­рич­ный, рез­кий сме­шок, так не­похо­жий на обыч­ный смех Фран­суа - за­ливис­тый и ис­крен­ний. Соп­ро­тив­лять­ся и от­не­кивать­ся он не стал, пос­лушно улег­ся на пос­тель, про­бор­мо­тав: - Ув­ле­катель­ная у ме­ня нын­че жизнь. Вста­вай, ло­жись, и так це­лыми дня­ми и но­чами нап­ро­лет, по­ка да­вал­ки хва­та­ет... Эй! - он дер­нулся при пер­вой же по­пыт­ке Шар­ля ос­мотреть пов­режден­ное мес­то, но тут же ис­пу­ган­но за­тих, слов­но в ожи­дании не­из­бежной вы­волоч­ки.

- Моз­ги, - хмык­нул Шарль, - ес­ли уж в го­лове они от­сутс­тву­ют, мо­жет, че­рез зад­ни­цу до те­бя дой­дет не­хит­рая мысль - ты вля­пал­ся. При­чем доб­ро­воль­но, так что да­же за­орать «Ка­ра­ул, на­силу­ют!» не вый­дет, - он ак­ку­рат­но и при­выч­но смы­вал кровь, сма­зывая мно­гос­тра­даль­ную ды­роч­ку Фран­суа вяз­ким, ос­тро пах­ну­щим сос­та­вом из фла­кона.

- Что это бы­ло? Бу­тыл­кой так не ра­зод­рать...

- Гос­по­ди, это что, мож­но сде­лать еще и бу­тыл­кой?! - Фран­суа пе­редер­ну­ло от от­вра­щения. Он сглот­нул, вы­рази­тель­но по­косив­шись на бу­тыл­ку бор­до, ока­зав­шу­юся вне пре­делов его до­сяга­емос­ти: - Это бы­ло об­ру­чаль­ное ко­леч­ко. Его чок­ну­тое пре­ос­вя­щенс­тво пос­ле премь­еры тор­жес­твен­но бе­рет ме­ня за­муж. В ка­чес­тве при­дано­го выс­ту­па­ет не­безыз­вес­тный ли­тера­тур­ный труд. А те­перь ска­жи, что я по­ло­ум­ный ду­рак, и бу­дешь со­вер­шенно прав. От­дай бу­тыл­ку! - он то ли рас­сме­ял­ся, то ли по­давил ры­дание. - Я знаю, что я вля­пал­ся. Я прос­то пред­став­ле­ния не имел, как это бу­дет. Те­перь - от­части имею. И ес­ли ты боль­ше не по­жела­ешь со мной во­зить­ся, то бу­дешь со­вер­шенно прав - я на­вер­ня­ка это­го зас­лу­живаю. Ну дай! - он из­вернул­ся на пос­те­ли, пы­та­ясь до­тянуть­ся до вож­де­лен­ной бу­тыл­ки.

- Хва­тит, - Шарль бро­сил бу­тыл­ку под кро­вать, она заз­ве­нела, пе­река­тыва­ясь по по­лови­цам. Д'Арнье сел на краю пос­те­ли, упе­рев­шись лок­тя­ми в ши­роко рас­став­ленные ко­лени:

- Я хо­чу, что­бы ты пос­лу­шал ме­ня на от­но­ситель­но трез­вую го­лову и пря­мо сей­час, по­ка еще у те­бя бо­лит зад­ни­ца. У­ез­жай из го­рода, Фран­суа. Зав­тра же. К гре­баной ма­тери эту его пь­ес­ку, все рав­но на боль­шую сце­ну ее не про­пус­тит ни од­на цен­зу­ра. Да­же ес­ли ты поз­во­лишь за­пих­нуть в се­бя не коль­цо, а ар­хи­епис­коп­скую мит­ру.

- Лег­ко те­бе го­ворить - у­ез­жай и все брось! - вы­питое уда­рило Фран­суа в без то­го за­тума­нен­ную го­лову, раз­вя­зав язык. - Си­дишь на всем го­товом, и ре­ша­ешь за дру­гих, дос­то­поч­тенный месье ви­карий! Шарль, да пос­лу­шай же! - он усел­ся, для пу­щей убе­дитель­нос­ти схва­тив Шар­ля за пле­чо. - Ког­да она бу­дет мо­ей, я су­мею пе­реде­лать так, что цен­зу­ра не при­дерет­ся. А при­дерет­ся - то­же не бе­да, в ми­ре хва­та­ет це­ните­лей нав­ро­де Лан­саль­яка, го­товых вы­ложить де­неж­ки за пред­став­ле­ние су­губо для уз­ко­го кру­га! Она бу­дет моя, по­нима­ешь ты?! Не его, а моя, с мо­им име­нем и мо­ей воз­можностью про­дать ее или на­печа­тать, и за­рабо­тать! Шарль, ну как ты не мо­жешь взять в толк - да, сей­час мне сквер­но, но зав­тра это прой­дет! А пь­еса - пь­еса ос­та­нет­ся у ме­ня на ру­ках!

Он обор­вал го­рячеч­ную речь и при­щурил­ся, не­ожи­дан­но спо­кой­но спро­сив:

- Шарль, а ес­ли сог­ла­шусь на твои до­воды, со­берусь и у­еду? У­еду из го­рода вот пря­мо сей­час, ноч­ным ди­лижан­сом, все рав­но ку­да? Ты по­едешь со мной? Ведь нет, да-а?

- Нет, - чес­тно и пря­мо приз­нал Шарль. - Не по­еду. Ду­ма­ешь, мне не стыд­но приз­на­вать, что я все­го лишь дар­мо­ед и пеш­ка в ру­ках его пре­ос­вя­щенс­тва? Ни кап­ли не стыд­но. Я при­вык быть жи­вым то­варом и не знаю иной жиз­ни. Я уже пе­рехо­дил в си­няках и ожо­гах - да, вы­жить пос­ле этих игр мож­но, но я не уве­рен, что имен­но ты их вы­дер­жишь. Впро­чем, это твой риск и твоя шку­ра. Не на­до так свер­кать на ме­ня гла­зами, Фран­суа. Я вов­се не пы­та­юсь вы­кинуть те­бя из теп­ло­го гнез­дышка, по­нимая, как те­бе ну­жен этот шанс. Но я бо­юсь за те­бя.

- Вы­дер­жал ты - смо­гу и я, - ре­шитель­но за­явил Фран­суа. - Ра­но или поз­дно я на­учусь от­но­сить­ся ко все­му вот так же - как буд­то оно ме­ня и не ка­са­ет­ся. На­учусь вста­вать пос­ле жес­то­ких игр, улы­бать­ся и ид­ти даль­ше... - он по­дал­ся впе­ред, при­жав­шись к Шар­лю и ут­кнув­шись ос­трым под­бо­род­ком ему в пле­чо. Ти­хонь­ко за­шеп­тал на ухо: - Зна­ешь, впредь мне при­дет­ся от­но­сить­ся к дар­мо­вым пи­рож­ным с боль­шой опас­кой. Твой пре­подоб­ный угос­тил ме­ня са­мой вкус­ной шту­кови­ной в мо­ей жиз­ни. Да толь­ко он на­тол­кал ту­да зелья, ко­торое пь­ют ста­рики, ког­да у них боль­ше не вста­ет на кра­соток и кра­сав­чи­ков.

Шарль вздох­нул и об­нял его, ба­юкая у се­бя на пле­че:

- Сви­нен­ка пой­ма­ли в вол­чий кап­кан, по­манив пи­рож­ным... Ты так го­лоден до слад­ко­го, Фран­суа? Или ма­туш­ка те­бя в детс­тве не учи­ла ни­чего не брать из рук у нез­на­комых дя­денек?

- Моя ма­туш­ка, боль­шо­го ума жен­щи­на, час­тень­ко го­вари­вала: «Ты, Фран­суа, зас­ра­нец и кра­сав­чик. Для пол­но­го счастья Гос­подь толь­ко ра­зума те­бе не дал. Но ты и без не­го про­живешь - и де­вицы еще бу­дут рвать друг друж­ке ло­коны и вы­цара­пывать глаз­ки, толь­ко бы ты пог­ля­дел на них по­лас­ко­вей», - чуть зап­ле­та­ющим­ся язы­ком вы­гово­рил Фран­суа. Вы­пив­ка уда­рила ему в го­лову, вы­нуж­дая жа­леть се­бя и свою на­вер­ня­ка за­губ­ленную в са­мом рас­цве­те жизнь, что он и по­пытал­ся сбив­чи­во втол­ко­вать д'Арнье, пе­рес­ка­кивая с од­но­го на дру­гое. Сво­дя все к единс­твен­но­му вы­воду: ему опять не по­вез­ло. За­то пи­рож­ные бы­ли на удив­ле­ние вкус­ны­ми.

Шарль не удер­жался от ми­молет­ной улыб­ки, слу­шая за­путан­ные и мно­гос­ловные се­това­ния с ко­лорит­ным юж­ным ак­центом. Зав­тра Фран­суа прот­резве­ет и сно­ва по­лезет на ро­жон, упор­но и ста­ратель­но, пусть луч­ше вы­гово­рит­ся се­год­ня.

- Ло­жись-ка спать, - на­конец про­мол­вил он.

- При­чем в оди­ночес­тве, - Фран­суа уже из­рядно раз­везло, он на­чал за­гова­ривать­ся, не слиш­ком со­об­ра­жая, где на­ходит­ся и с кем объ­яс­ня­ет­ся. - Слезь с ме­ня! И с мо­ей пос­те­ли то­же!

- Во­об­ще-то это моя пос­тель, - вос­ста­новил спра­вед­ли­вость д'Арнье, вта­щив на­поло­вину сва­лив­ше­гося на пол Фран­суа об­ратно. - И ком­на­та то­же моя. И ты - мой. Толь­ко пь­яный.

- Ни­чуть! - уп­ря­мо за­явил Фран­суа, от­ри­цая оче­вид­ное. - Вов­се я не пь­яный. Хо­чешь, про­читаю твой мо­нолог из вто­рого ак­та, и ты убе­дишь­ся - я сов­сем да­же трез­вый. Все по­нимаю и все пом­ню... а хо­чу за­быть, - он под­тя­нул но­ги под се­бя, свер­нувшись ка­лачи­ком ря­дом с Шар­лем и прис­тро­ив буй­ную го­ловуш­ку ему на ко­лено. - За­быть... Хо­рошо бы как бы­ло - все за­быть. Но не по­луча­ет­ся. Но я ведь пе­режи­ву это, прав­да? Пе­режи­ву и за­буду.

- Ко­неч­но, пе­режи­вешь, - Шарль по­ложил свою тя­желую ла­донь на до­вер­чи­во при­ник­шую к его ко­леням ма­куш­ку, ус­по­ка­ива­юще пог­ла­дил. - Это прой­дет, очень ско­ро прой­дет, как толь­ко мы отыг­ра­ем твой спек­такль. Ты у­едешь и ос­та­вишь все стра­хи здесь, со мной.

- У­еду, - по­лусон­но под­твер­дил Фран­суа, уго­монив­шись и воз­на­мерив­шись ис­поль­зо­вать ко­лени д’Арнье в ка­чес­тве по­душ­ки. - Но я те­бя не за­буду. Я ведь обе­щал. Я ни­ког­да те­бя не за­буду. Все ос­таль­ное - за­буду, а те­бя - ни­ког­да-ни­ког­да...

Его го­лос пос­те­пен­но за­тихал, пе­рехо­дя в не­раз­борчи­вое бор­мо­тание по ме­ре то­го, как сон и ус­та­лость бра­ли верх. Он так и зад­ре­мал, слов­но при­кор­нувший на ко­ленях у хо­зя­ина руч­ной зве­рек, пре­дос­та­вив Шар­лю ре­шать слож­ную проб­ле­му: ос­тать­ся си­деть, по­ка но­ги не оне­ме­ют, или ак­ку­рат­но пе­рело­жить зад­рыхнув­шее те­ло в пос­тель? Д'Арнье пред­по­чел со­ломо­ново ре­шение: ос­то­рож­но сдви­нул Фран­суа на кро­вать, и сам лег ря­дом, об­няв его, что­бы лю­бимый не чувс­тво­вал се­бя оди­ноким и по­кину­тым. Еще два дня до премь­еры. Со­рок во­семь ча­сов чис­ти­лища.

...Эти со­рок во­семь ча­сов про­лете­ли ку­да быс­трее, чем ду­малось и пред­став­ля­лось. Они уте­кали слиш­ком быс­тро, без­жа­лос­тно от­се­ка­емые дви­жени­ями ми­нут­ных стре­лок мно­жес­тва ча­сов ар­хи­епис­коп­ско­го двор­ца, уле­тучи­ва­ясь и рас­сы­па­ясь в прах.

Фран­суа Мо­ран ус­пел за это вре­мя раз­вить во­ис­ти­ну бе­шеную и не­уем­ную де­ятель­ность - да­бы его эма­нен­ция, во­очию уз­рев край­нюю за­нятость сво­его про­теже, не звал его к оче­ред­но­му му­читель­но­му ве­чер­не­му раз­вле­чению. Ста­рани­ями Фран­суа был от­ре­пети­рован вто­рой акт пь­есы и про­веде­но неч­то вро­де ге­нераль­но­го про­гона, за­тянув­ше­гося да­леко за пол­ночь.

Те­перь ос­та­валось по­лагать­ся толь­ко на бла­гос­клон­ность Фор­ту­ны и Мель­по­мены. Месье Мо­ран сде­лал все, что от не­го за­висе­ло. Он соз­дал спек­такль, сот­во­рил из риф­мо­ван­ных строк и рас­кра­шен­но­го хол­ста, все­го за не­делю - и до ее яв­ле­ния гла­зами из­бран­ных зри­телей ос­та­вались счи­тан­ные ча­сы. Де­кора­ции бы­ли раз­ве­шаны в нуж­ном по­ряд­ке и рас­став­ле­ны по нуж­ным мес­там. Гос­по­да ис­полни­тели на­ряжа­лись, гри­миро­вались, в пос­ледний раз пов­то­ряя свои реп­ли­ки. Ма­лень­кий те­ат­раль­ный зал в жем­чужно-ро­зовых от­тенках лиш­ний раз при­води­ли в по­рядок, за­жигая тол­стые све­чи и выт­ря­хивая пыль из за­наве­сей в ло­жах. Ка­залось, весь ог­ромный дво­рец взвол­но­ван­но при­тих в ожи­дании гря­дуще­го пря­ного раз­вле­чения и не­из­бежно сле­ду­юще­го за ним вих­ря спле­тен.

Д'Арнье ста­рал­ся дер­жать­ся в те­ни - что­бы не драз­нить лиш­ний раз мон­сень­ора де Лан­саль­яка и ща­дя из­дерган­ные нер­вы Фран­суа. В месье Мо­рана слов­но злоб­ный бес все­лял­ся, сто­ило ко­му-то из ак­те­ров за­быть текст, прой­ти спи­ной к за­лу, пе­репу­тать свою оче­ред­ность вы­хода или за­меш­кать­ся с реп­ли­кой. Ка­жет­ся, в та­ком по­веде­нии бы­ла не толь­ко ус­та­лость и нер­вное нап­ря­жение твор­ца, но и по­пыт­ка скрыть страх пе­ред обе­щан­ным при­ват­ным спек­таклем, в ко­тором, как с удо­воль­стви­ем из­вестил его пре­подоб­ный, най­дет­ся мес­течко и от­цу Ан­ту­ану. Са­мого Шар­ля пред­сто­ящее дей­ство не пу­гало - он не раз бы­вал учас­тни­ком по­доб­ных по­роч­ных за­бав и на­учил­ся от­но­сить­ся к ним со здо­ровым ци­низ­мом. Ко­му что, как го­ворит­ся... но вот Фран­суа... Мыс­ли о Ли­лии ме­шали Шар­лю по­лучать удо­воль­ствие от ро­ли Ти­гел­ли­на и всей те­ат­раль­ной воз­ни.

Не­из­бежное - не­от­вра­тимо. Ку­ран­ты про­били по­ложен­ное вре­мя, и пус­то­вав­шее до­селе чре­во за­ла на­чало на­пол­нять­ся из­бран­ной пуб­ли­кой, приз­нанной дос­той­ной уз­реть пь­есу его эми­нен­ции. Пот­рески­вали раз­го­ра­ющи­еся све­чи, тре­щали ве­ера и каб­лу­ки, зве­нел жен­ский смех. По тя­жело­му за­наве­су про­бега­ли вол­ны, хо­тя сквоз­ня­ков вро­де не бы­ло - ак­те­ры бе­гали смот­реть на бу­дущую пуб­ли­ку сквозь ще­ли в ку­лисах. Фран­суа Мо­ран то­же не ус­то­ял пе­ред ис­ку­шени­ем бро­сить взгляд на ожив­ленный зал, по­хожий на внут­ренность на­ряд­ной шка­тул­ки - вся­кий раз сгла­тывая пе­ресох­шим гор­лом и ощу­щая силь­ней­шее же­лание на­пить­ся. До по­росячь­его виз­га, нес­то­яния на но­гах и зап­ле­та­юще­гося язы­ка. На­пить­ся за пол­ча­са до премь­еры пер­во­го и по­ка единс­твен­но­го спек­такля, сра­ботан­но­го им са­мим. Раз­ру­шить все, что он соз­дал собс­твен­ны­ми ру­ками. Стать из­гнан­ным и пре­зира­емым, но сох­ра­нить то­лику ува­жения к се­бе.

«А ос­таль­ные - что бу­дет с ни­ми? Они на­де­ялись и ве­рили в те­бя, они рас­счи­тыва­ют на обе­щан­ное воз­награж­де­ние. Они - ак­те­ры, та­кие же, как и ты. У те­бя нет пра­ва трус­ли­во бро­сать их».

В жес­тя­ном же­лобе, опо­ясы­ва­ющем сце­ну и на­пол­ненном во­дой, заж­гли боль­шие све­чи, пла­ва­ющие в плош­ках. По за­лу про­бежа­ли слу­ги ар­хи­епис­ко­па, тря­ся ко­локоль­чи­ками и за­дувая све­чи в жи­ран­до­лях. Где-то там ус­тро­ил­ся в крес­лах его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тво мон­сень­ор де Лан­саль­як, ожи­дая обе­щан­но­го три­ум­фа. Там, в без­донной тем­ной яме, за­та­илось мно­гого­ловое и мно­гог­ла­зое чу­дови­ще, жаж­давшее сво­ей жер­твы - раз­вле­чения ума и чувств.

- На­чали, - без­звуч­но про­из­нес Фран­суа Мо­ран.

За­навес раз­дви­нул­ся, от­кры­вая сце­ну с вил­лой на взморье.

В пер­вом дей­ствии пер­со­наж Фран­суа не учас­тво­вал - и по­тому он сто­ял в ку­лисах, ох­ва­чен­ный жут­ким, пу­га­ющим и нез­на­комым оце­пене­ни­ем. Смут­но по­нимая, что ми­мо про­бежа­ли рыс­цой и под­ня­лись на под­мос­тки на­тас­канные им ис­полни­тели, ибо спек­такль шел, на­бирая темп, уже не тре­буя его вме­шатель­ства и ру­ководс­тва. Фран­суа был раз­давлен не бо­язнью сце­ны или ужа­сом про­вала, но на­валив­шимся осоз­на­ни­ем то­го, во что он вля­пал­ся по на­ив­ности и са­мо­уве­рен­ности.

Шарль - нет, Ти­гел­лин - про­шел ми­мо не­го на аван­сце­ну, чуть за­дев кра­ем ко­рот­ко­го пур­пурно­го пла­ща. Фран­суа не ус­пел да­же кос­нуть­ся его, что­бы удос­то­верить­ся в том, что все про­ис­хо­дящее не кош­марно-прек­расный сон. «Сер­дце ти­рана» шло сво­им че­редом: пре­фект пре­тория взры­кивал и мур­лы­кал, как пред­пи­сыва­лось ему ролью, Ак­та хи­хика­ла, Ок­та­вия сте­нала, Аг­риппи­на и Се­нека встав­ля­ли друг дру­гу шпиль­ки, Бри­тан­ник пы­тал­ся всех при­мирить, взы­вая к чувс­тву дол­га. Фран­суа не прис­лу­шивал­ся к реп­ли­кам со сце­ны, зная, что в нуж­ный миг что-то коль­нет в сер­дце и тол­кнет под ру­ку - по­ра. По­ра за­быть о Фран­суа Мо­ране с его оби­дами и го­рес­тя­ми, по­ра прев­ра­тить­ся в иную, вы­думан­ную лич­ность. В по-юно­шес­ки на­ив­но­го и от­кры­того, но уже обу­ча­юще­гося на­уке ци­низ­ма и рас­четли­вос­ти бу­дуще­го ти­рана, не­ожи­дан­но от­крыв­ше­го в се­бе спо­соб­ность лю­бить.

Три ша­га вверх по чуть про­гиба­ющим­ся де­ревян­ным сту­пень­кам, вдох - и на сце­ну явил­ся вихрь в че­лове­чес­ком об­ли­ке. Ожи­вив­ший на­чав­шее чуть про­висать дей­ствие, зак­ру­жив­ший всех вок­руг се­бя, ук­радкой пос­ме­ива­ющий­ся над нас­тавни­ком, драз­ня­щий под­ружку и свод­но­го бра­та, ехид­но-поч­ти­тель­но об­ра­ща­ющий­ся к на­вязан­ной ему за­кон­ной суп­ру­ге. Пь­еса рас­цве­тала рас­пуска­ющей­ся ро­зой. Из за­ла по­тек не­ощу­тимый и не­объ­яс­ни­мый, но улав­ли­ва­емый не­весть ка­ким чувс­твом по­ток теп­ла - зри­тели за­ин­те­ресо­вались, втя­нулись, на­чав со­пере­живать ге­ро­ям. Страх ушел, Фран­суа ста­ло нап­ле­вать, ка­кими взгля­дами об­ша­рива­ют его фи­гуру за­кос­невшие в изыс­канном рас­путс­тве ду­хов­ные сы­новья и дще­ри мон­сень­ора Ту­луз­ско­го. Сей­час име­ла зна­чение толь­ко пь­еса. У не­го все по­луча­лось. У них все по­луча­лось. Не­рон стро­ил коз­ни ма­туш­ке Аг­риппи­не, ник­то не за­пинал­ся, не на­чал мям­лить в са­мый от­ветс­твен­ный миг и не за­бывал сво­их реп­лик. Все бы­ло хо­рошо. Все бы­ло на удив­ле­ние хо­рошо.

А по­том, свер­кая дос­пе­хами фаль­ши­вой по­золо­ты, Ти­гел­лин прек­ло­нял пе­ред сво­им им­пе­рато­ром ко­лено и обе­щал веч­ную вер­ность вза­мен от­ветной страс­ти, и Не­рон неб­режно от­талки­вал его - нет, я не хо­чу куп­ленной пре­дан­ности... Ти­гел­лин убеж­дал, уг­ро­жал, умо­лял - и Не­рон снис­хо­дил до по­целуя в за­лог, и сли­яние их губ бы­ло са­мым что ни на есть под­линным. В та­кие мгно­вения у Фран­суа на­чина­ла слег­ка кру­жить­ся го­лова - от ощу­щения раз­дво­ения, раз­де­ления его лич­ности на двух че­ловек. Один из ко­торых, чуть пос­ме­ива­ясь, сто­ял в сто­роне и спо­кой­но наб­лю­дал, а вто­рой очер­тя го­лову бро­сал­ся в во­дово­рот сце­ничес­ких страс­тей, це­лу­ясь так, буд­то это был единс­твен­ный и пос­ледний по­целуй в его жиз­ни. Шарль - Ти­гел­лин был ку­да вы­ше его рос­том, Фран­суа при­ходи­лось прив­ста­вать на цы­поч­ки и зап­ро­киды­вать го­лову, из за­ла нес­ло уже не мяг­ким теп­лом за­ин­те­ресо­ван­но­го лю­бопытс­тва, но уду­ша­ющим жа­ром по­лыха­юще­го ог­ня. За сце­ной в нуж­ный мо­мент грох­ну­ло, ба­бах­ну­ло и раз­да­лись па­ничес­кие воп­ли, от­ме­ча­ющие кон­чи­ну Аг­риппи­ны - а па­ра на сце­не все це­лова­лась, хо­тя сох­ра­нив­ший хо­лод­ность рас­судка Шарль по­пытал­ся не­замет­но отод­ви­нуть пар­тне­ра, за­вер­шив акт. Фран­суа удер­жал его - ему бы­ло не­об­хо­димо это сли­яние, оно при­дава­ло ему сил, пусть оно и бы­ло чуть на­иг­ранным, выс­тавлен­ным на­показ, да­бы слад­ко по­щипать нер­вы зри­телей. Хо­тя ку­да уж боль­ше щи­пать, Фран­суа как на­яву слы­шал том­ные вздо­хи из тем­но­ты.

- Уне­си ме­ня, - про­бор­мо­тал он кра­ем губ. - Да­вай, уне­си. По­шел за­навес...

На­вер­ху, где про­виса­ли уп­равля­ющие дви­жени­ем за­наве­са ка­наты, уже пос­кри­пыва­ли бло­ки. Тя­желое бар­хатное по­лот­ни­ще дол­жно бы­ло вот-вот вы­ехать из ку­лис, скры­вая на­вис­шую над мо­рем тер­ра­су за­город­но­го име­ния.

Рас­слы­шав нев­нятное бор­мо­танье и кар­тинно под­хва­тив об­ни­ма­юще­го его пле­чи Фран­суа на ру­ки, д'Арнье шаг­нул не на­зад, за ку­лисы, а впе­ред, к са­мому краю сце­ны, буд­то же­лая пох­ва­лить­ся сво­им дра­гоцен­ным тро­фе­ем. Об­вел пуб­ли­ку не­под­дель­но тя­желым взгля­дом, ут­вер­ждая свое пра­во не­воз­бран­но вла­деть им.

- Не ту­да, что ты тво­ришь! - опом­нившись, за­шипел Фран­суа, но бы­ло уже поз­дно. Вы­рывать­ся из хват­ки д'Арнье не име­ло смыс­ла, по­ловин­ки за­наве­са, на его счастье, на­конец-то сош­лись, обоз­на­чив за­вер­ше­ние пер­во­го ак­та. - Черт, да от­пусти же ме­ня! Шарль, ну что на те­бя наш­ло?

Шарль неб­режно пе­редер­нул пле­чами - мол, сам не знаю, и, опус­тив Фран­суа на пол, це­ремон­но пок­ло­нил­ся по­ражен­но­му за­лу, не ос­та­вив то­му ни­чего ино­го, кро­ме как пос­ле­довать его при­меру.

- Бра­во, де­ти мои, - во­оду­шев­ленно вос­клик­нул Лан­саль­як, - это бы­ло ве­лико­леп­но!

- И вам то­го же по то­му же мес­ту, пре­подоб­ный от­че, что­бы вас вспу­чило, - сквозь зу­бы про­шипел Фран­суа, умуд­ря­ясь ми­ло улы­бать­ся. Ему уда­лось утя­нуть Шар­ля за спа­ситель­ный за­навес, что­бы там ярос­тно наб­ро­сить­ся на не­го: - Пош­ли-пош­ли, мне на­до пе­редох­нуть, даль­ше бу­дет тя­желее... Да пош­ли же, пок­ло­ны для фи­нала, а сей­час ан­тракт, сла­ва те­бе, Гос­по­ди! Шарль, ко­му го­ворят!

- А мне пон­ра­вилось, - вдруг ска­зал д’Арнье. В его си­них гла­зах на миг вспых­ну­ло что-то бе­сов­ское.

- А мне - нет, - ог­рызнул­ся Фран­суа (впол­не воз­можно, сей­час с Шар­лем го­ворил не ма­лень­кий месье Мо­ран, а Не­рон собс­твен­ной пер­со­ной). - За­тяну­ли, за­тяну­ли, а я это­го не по­чувс­тво­вал! Го­ре мне, по­ноше­ние на ве­ки веч­ные, и ник­то ведь не ска­зал... Кое-ка­кие раз­го­воры на­до бу­дет под­ре­зать, слиш­ком длин­но, зри­тель на­чина­ет зе­вать и от­вле­кать­ся на бол­товню со смаз­ли­вой со­сед­кой... Пло­хо все! - он сер­ди­то топ­нул но­гой, над хрус­тнув­шим дос­ка­ми под­ня­лось об­лачко пы­ли. - И ты еще со сво­ей са­моде­ятель­ностью!

- За­то эф­фек­тно по­лучи­лось, - Шарль нис­коль­ко не рас­ка­ивал­ся в со­де­ян­ном. - Кое-кто за­капал пол слю­нями и ед­ва не свер­нул се­бе шею, пы­та­ясь раз­гля­деть все в под­робнос­тях.

- Клал я на эту по­каз­ную эф­фек­тность и на их слю­ни с соп­ля­ми!.. - Фран­суа, ка­жет­ся, и сам со­об­ра­зил, что его не­сет ку­да-то не ту­да. Нес­коль­ко раз глу­боко втя­нул пыль­ный воз­дух за­кулисья, пы­та­ясь ус­по­ко­ить­ся, и сер­ди­то бро­сил: - Нас­мотрят­ся еще, на­любу­ют­ся, не­дол­го ждать ос­та­лось... Ты... - он от­вел взгляд, слов­но бы сму­тил­ся собс­твен­ной прось­бы, по­низив го­лос до жа­лоб­но­го ше­пота: - Ты ведь не ос­та­вишь ме­ня, ког­да все это нач­нется? Ты ведь зна­ешь, что нуж­но де­лать, что­бы твой свя­тоша ос­тался до­волен, не бро­сишь ме­ня рас­хле­бывать все в оди­ночес­тве?

Шарль чуть кри­вова­то улыб­нулся ему, пы­та­ясь при­обод­рить:

- Что ты, мон­сень­ор же­ла­ет ви­деть на пер­вых ро­лях нас обо­их, так что не пу­гай­ся, ес­ли с ве­черин­ки я ис­чезну нем­но­го рань­ше - на­до под­го­товить... как ее? Ми­зан­сце­ну? Од­но я мо­гу ска­зать со­вер­шенно точ­но - вес­ти се­год­ня бу­дешь ты.

- Ма­ло мне го­лов­ной бо­ли... - Фран­суа смор­щил но­сик, встре­пенул­ся, ус­лы­шав пре­дуп­режда­ющий звон ко­локоль­чи­ка. - Лад­но-лад­но, я не жа­лу­юсь, сам ви­новат и ник­то иной. Пош­ли. Жизнь про­дол­жа­ет­ся, спек­такль то­же.

Он ли­хо раз­вернул­ся на зад­ни­ке яко­бы-рим­ской сан­да­лии и убе­жал. Что­бы спус­тя нес­коль­ко мгно­вений в оди­ночес­тве вый­ти на сце­ну - на сей раз изоб­ра­жав­шую от­кры­тый дво­рик в двор­цо­вых по­ко­ях - и за­гово­рить о влас­ти и мо­гущес­тве, об их спо­ре с прос­ты­ми че­лове­чес­ки­ми чувс­тва­ми, выс­ме­ивая об­щепри­нятые мо­раль­ные нор­мы и са­мого се­бя. Слов­но бы не за­мечая при­тих­ше­го и внем­лю­щего за­ла, тан­цу­ющим ша­гом на­ис­ко­сок пе­ресе­кая не­боль­шую сце­ну от края до края и об­ратно - по­ка раз­мышле­ния ти­рана на­еди­не с са­мим со­бой не прер­вал го­нец с из­вести­ем о том, что оче­ред­ной враг Не­рона при­казал дол­го жить.

В те ми­нуты, ког­да Шарль не был за­нят в спек­такле, он вни­матель­но наб­лю­дал из-за ку­лис за мон­сень­ором, буд­то и впрямь был те­лох­ра­ните­лем Фран­суа - лег­ко­ного­го Не­рона, на гла­зах у изум­ленной пуб­ли­ки ста­новя­щего­ся все бо­лее черс­твым и бес­прин­ципным. Ма­лень­кий ти­ран, кап­ризное чу­до, тре­бу­ющее все­го и сра­зу - де Лан­саль­як сле­дил за Фран­суа с обо­жани­ем, вре­мя от вре­мени быс­тро об­ли­зывая гу­бы, буд­то пред­вку­шая осо­бое ла­комс­тво.

Пос­ледних дей­ствий Фран­суа чуть по­ба­ивал­ся. Его пу­гал стер­ве­не­ющий пер­со­наж - и осоз­на­ние то­го, что бли­зит­ся вре­мя рас­пла­ты. Те­перь он бук­валь­но ощу­щал их всей ко­жей, лип­кие взгля­ды из тем­но­ты, об­во­лаки­ва­ющие, об­ша­рива­ющие, про­ника­ющие под одеж­ду, сто­ило ему приб­ли­зить­ся к краю сце­ны. Так ве­село и жиз­не­радос­тно на­чав­ша­яся пь­еса стре­милась к тра­гичес­ко­му фи­налу, к стре­митель­ной и кро­вавой раз­вязке - оди­ночес­тву ти­рана, об­ра­тив­ше­го бы­лых дру­зей и со­юз­ни­ков в фи­гур­ки на шах­матной дос­ке, в по­кор­ных ис­полни­телей сво­ей во­ли и сво­их же­ланий. Лю­бовь и смерть сме­шива­лись во­еди­но, от­равляя друг дру­га. Ти­гел­лин вновь под­ни­мал свою злую, тре­бова­тель­ную лю­бовь на ру­ки, ук­ла­дывая на чу­довищ­ное ло­же, об­ши­тое ог­ромны­ми ро­зами из ву­али. Об­ре­чен­но по­нимая, что боль­ше ни­чего меж­ду ни­ми не бу­дет, что его вер­ность и пре­дан­ность бо­лее не име­ют для ти­рана ни­како­го зна­чения - так, ос­трые ощу­щения на за­кус­ку... Они изоб­ра­жали страсть под встре­воже­но-вос­торжен­ный ше­поток зри­телей и ше­лест сме­тан­ных на жи­вую нит­ку, осы­па­ющих­ся в про­цес­се дви­жений роз - но Фран­суа поч­ти ни­чего не ощу­щал, кро­ме не­удоб­ной тя­жес­ти те­ла Шар­ля, при­давив­ше­го его к ло­жу, и жгу­чего стрем­ле­ния до­вес­ти пь­есу до кон­ца. Что­бы труд­ности раз­ре­шились хоть та­ким спо­собом...

Ка­жет­ся, нап­ря­жен­ное ожи­дание че­го-то зло­веще­го пе­реда­лось и за­лу. И ког­да на сце­не Ти­гел­лин все на том же фаль­ши­во-цве­точ­ном ло­же за­колол сво­его воз­люблен­но­го, вко­нец обе­зумев­ше­го от все­доз­во­лен­ности, вы­нуж­денно­го спа­сать­ся бегс­твом от приз­ра­ков, Шарль ус­лы­шал от­четли­вые всхли­пыва­ния пуб­ли­ки. Ста­рик Арис­то­тель мог бы быть до­волен - чувс­твен­ная пь­ес­ка, точ­нее, то, как ее отыг­ра­ли, до­вела пре­сыщен­ных зри­телей до ле­ген­дарно­го ка­тар­си­са, очи­щения че­рез стра­дания.

Ти­гел­лин за­мер над те­лом мер­тво­го Не­рона, сво­его гос­по­дина и воз­люблен­но­го, сво­его на­важ­де­ния, без ко­торо­го ему не бы­ло жиз­ни. Па­уза - и он по­кон­чил с этой бес­смыс­ленной жизнью од­ним ко­рот­ким дви­жени­ем ме­ча. Фран­суа сво­ей ре­мар­кой пред­пи­сал ему упасть на сце­ну, но д'Арнье рас­су­дил по-сво­ему. Он ос­тался си­деть под­ле ло­жа, при­валив­шись к не­му пле­чом и да­же мер­твым обе­регая веч­ный сон сво­ей единс­твен­ной при­вязан­ности, сво­его ти­рана и лю­бимо­го.

От ти­шины зве­нело в ушах - и Фран­суа бы­ло сов­сем не труд­но сох­ра­нять пол­ную не­под­вижность, ук­радкой пе­рево­дя ды­хание, пов­то­ряя зас­тряв­шие в уме строч­ки о сер­дце, не вы­дер­жавшем на­кала собс­твен­ных страс­тей и раз­ле­тев­шемся вдре­без­ги. Шарль не рас­счи­тал си­лы уда­ра, до­воль­но чувс­тви­тель­но при­ложив «Не­рона» де­ревян­ным клин­ком о реб­ра - и те­перь они до­сад­ли­во ны­ли. Скрип­ну­ли дос­ки - че­рез сце­ну на цы­поч­ках про­бежа­ла Ак­та, не­ся над со­бой раз­ве­ва­ющий­ся от­рез бе­лой ву­али. Ук­рыв ею мер­тве­цов, точ­но вы­пав­шим сне­гом или пеп­лом, нав­сегда пог­ре­ба­ющим под со­бой - и толь­ко тог­да по­сыпа­лись ап­ло­дис­менты. Как час­тый го­рох из прор­вавше­гося меш­ка.

Хло­пали дол­го. Бро­сали цве­ты, вык­ри­кива­ли что-то, по­гиб­ший им­пе­ратор под­нялся на но­ги, от­ве­шивая по­лага­ющи­еся пок­ло­ны - и не в си­лах изоб­ра­зить ми­лую улыб­ку. Не хо­телось ему сей­час улы­бать­ся. Фран­суа ус­тал - как ус­та­ют мас­те­ровые пос­ле тяж­кой и труд­ной ра­боты, ему хо­телось ос­тать­ся в оди­ночес­тве и под­ре­мать ча­сок. Но сдел­ка бы­ла зак­лю­чена, ему пред­сто­яло вы­пол­нить свою часть уго­вора - за обе­щан­ную наг­ра­ду, толь­ко что по­казав­шую се­бя с на­илуч­шей сто­роны.