Страница 32 из 69
А там злорадствуй, коли есть о чем,
Грози подагрой и параличом,
О рухнувших надеждах пустословь;
Богатства и чины приобретай,
Жди милостей, ходы изобретай,
Трись при дворе, монарший взгляд лови
Иль на монетах профиль созерцай;
А нас оставь любви.
Увы! кому во зло моя любовь?
Или от вздохов тонут корабли?
Слезами затопило полземли?
Весна от горя не наступит вновь?
От лихорадки, может быть, моей
Чумные списки сделались длинней?
Бойцы не отшвырнут мечи свои,
Лжецы не бросят кляузных затей
Из-за моей любви.
С чем хочешь, нашу сравнивай любовь;
Скажи: она, как свечка, коротка,
И участь однодневки-мотылька
В пророчествах своих нам уготовь.
Да, мы сгорим дотла, но не умрем,
Как Феникс, мы восстанем над огнем!
Теперь одним нас именем зови –
Ведь стали мы единым существом
Благодаря любви.
Франсуа на миг зажмурился, вспоминая завершение эпизода - начало коему было положено монсеньором де Лансальяком, так и не сумевшим довести свою неплохую задумку до стОящей развязки, но бросившим золотое зернышко в плодородную почву чужого воображения. Франсуа нравился этот кусок - не лишенный шероховатостей, но самой Мельпоменой предназначенный для того, чтобы глаза присутствующих в зале дам затуманились слезой. Показывающий характер персонажа в совершенно неожиданном ракурсе - и Шарль точно будет неотразим, произнося свой монолог.
Монолог, написанный для того, чтобы хоть так заикнуться о том, о чем не стоит говорить вслух - чтобы не спугнуть тишину.
Франсуа прочитал ответную реплику наизусть, не тратя времени на поиск страницы с нужным стихотворным отрывком, глядя куда-то в сторону, спокойно и чуть печально:
- Молитесь нам! - и ты, кому любовь
Прибежище от зол мирских дала,
И ты, кому отрадою была,
А стала ядом, отравившим кровь;
Ты, перед кем открылся в первый раз
Огромный мир в зрачках любимых глаз,
Дворцы, сады и страны, - призови
В горячей, искренней молитве нас,
Как образец любви... (Джон Донн)
- Что, совсем скверно вышло? - искренне огорчился актер, заметив, что Шарль не отрывает взгляда от листка, и взгляд этот какой-то... непонятный. Потерянный. - Ну да, слишком трескуче, слишком цветасто. Отдай, я перепишу.
- Не вздумай! - коротко и угрожающе рыкнул Шарль.
«Опомнись, какая любовь? Куда тебя несет, безумец, что ты вытворяешь со своей жизнью?!»
- Хорошо, хорошо, - удивленно согласился Франсуа, отдергивая руку, протянутую было за листком. - Не сердись. Что на тебя нашло, а?
Он опасливо-вопросительно взглянул на Шарля - походило, что д’Арнье мучим какой-то внезапно нахлынувшей на него тревогой, поиском ответа на какой-то неразрешимый вопрос.
Впрочем, у Франсуа имелся свой собственный жгучий интерес, и ему требовалось немедля получить ответ - причем только и именно от этого человека:
- Шарль, тебе хоть немного понравилось? Я пьесу имею в виду, не подумай чего…
Вид у Франсуа был почти испуганный, казалось, он готов уже знакомым жестом застигнутого врасплох бельчонка прижать к груди обеими руками исписанные страницы, чтобы оградить их от возможных посягательств Шарля. Было даже обидно оттого, что судьба пьески-подкидыша занимала его куда больше, чем персона любовника.
- Мне понравилось, - устремил на него тяжелый взгляд д’Арнье, - я бы хотел бы в этом сыграть. Даже если его эминенция отдаст роль Нерона не тебе. Но я постараюсь убедить его в том, что любой другой актер погубит пьесу. Ты же - ты превратишь ее в триумф. Пусть его и увидят только избранные гости монсеньора.
- Правда? - Франсуа и сам толком не представлял, насколько для него важно мнение Шарля - до того мгновения, пока не услышал это мнение. - Нет, правда, честно? Ты не думай, меня уже пинали за тягу к графомании, неприглядную правду о своей бесталанности я переживу... Тебе действительно понравилось? - казалось, актер сейчас на радостях замечется по комнате, или запрыгает, или подбросит исписанные страницы к потолку, устроив бумажный ураган. - Даже если бы это был не я? Так это же замечательно, значит, у меня получилось!
Он рассмеялся - коротко и звонко - и в самом деле швырнул бумаги, но не потолок, а в Шарля, убежденным тоном заявив:
- Без тебя у меня бы ничего не вышло. Я бы тогда не понял и половины, и увидел бы просто похабную пьеску о развратных нравах былых времен, только и всего. Спасибо тебе.
- Обращайся в любое время, - величественно позволил Шарль, отмахиваясь от листков, летящих в него этакой стаей белокрылых птичек. Франсуа вновь одержал над ним полную и безоговорочную победу, мягко, ненавязчиво заставив его признать сначала свою сердечную склонность к маленькому месье Морану, а потом - и литературный талант, уже отмеченный серебряной тулузской лилией.
- Нет, ты все-таки свиненок... Беспорядок и хаос - твоя естественная среда обитания.
- Я не виноват, оно само так получается! - развеселившийся и явно воспрянувший духом от услышанной похвалы месье Моран весьма схоже изобразил поросячий визг, после чего прыжком свалился на Шарля, воистину тираническим тоном потребовав: - Почитай еще! Про коварство и неверность женщин, акт второй, действие второе или третье, не помню. Это рука преподобного, я там не выправлял ничего, ибо написано с душой и явственным знанием предмета. Чем ему так дамы Тулузы досадили, не знаешь? Почитааай, я хочу послушать, как это звучит твоим голосом!
Франсуа требовательно ущипнул Шарля за бок, самым нахальным образом приподнял простыню и юркнул под нее завозившись и поудобнее устраиваясь между раздвинутых колен д'Арнье.
- Читай, кому сказано! - донеслось из-под колыхающихся складок. - Ну сделай мне такое одолжение... и я для тебя кое-что сделаю.
- Ну-ну, - с неописуемым букетом интонаций напутствовал его Шарль, копаясь в разрозненных листах в поисках требуемого куска. - Не то, не то, монолог Октавии тебя не устроит? Прощальная речь Сенеки? Похабная песенка Акты? М? Не слышу, Франсуа! Чем там так занят?
- Ничего она не похабная, - обиженно пробухтели из-под простыни. - Что еще распевать на пьяной гулянке бывшей актерке - торжественную оду? Не трожь грязными лапами мою возвышенную душой Октавию, не про тебя писано! Уговорил, валяй за Сенеку. Хотя финал в его монологе мне категорически не нравится… - Франсуа примолк, явно подыскав своему язычку более подходящее и увлекательное занятие, нежели болтовня.
«Хорошо, что это не проповедь», - искренне порадовался Шарль, ибо даже декламация скабрезных четверостиший Акты в такой ситуации стала бы делом весьма затруднительным. Не говоря уже о серьезном, почти философском прощании Сенеки со своим непутевым учеником. Однако из зловредности сделаешь то, на что не способен в ином расположении духа - монолог был достаточно длинным, чтобы Шарль постепенно отрешился от мыслей о безобразиях, творимых месье Мораном с его членом.
Пребывая в ладу со своими душой и телом, Франсуа смог всецело отдаться ласке - беззвучно хихикнув, когда заметил, что его движения попадают в такт ритму стихотворных строк. Голос Шарля успокаивал и придавал уверенности, Франсуа прикрыл глаза, наслаждаясь одновременно и удавшимся отрывком, и нежно-солоноватым вкусом чужой плоти во рту. Тем, как движения его губ и языка заставляют член д'Арнье становиться влажным и восхитительно-твердым, целиком заполняющим его рот, вынуждая порой давиться - но сейчас это не казалось Франсуа унизительным или неловким. Моран трудился, помогая себе пальцами, порой просовывая игривую ладошку чуть дальше, чем требовалось, и оглаживая подушечками пальцев тесный вход.
Шарль, конечно, сколько угодно мог игнорировать потребности своего тела, но от этого они не становились слабее - проворный, болтливый язык Франсуа продолжал самым тесным и фамильярным образом общаться с его мужеством. Поддаваясь безмолвным уговорам, оно росло и крепло, заставляя Шарля время от времени сбиваться с дыхания и неправильно интонировать текст патетического монолога. В такие моменты немедля следовало возмездие, доказывавшее, что никакие игривые забавы не в силах отвлечь Франсуа от слежки за звучанием текста. Острый ноготок впивался в бедро либо достоинство д'Арнье слегка прикусывали острые зубки. До конца монолога оставалось еще три строфы, а исполненный злодейских помыслов юнец явно задался целью вынудить любовника кончить с последней трагической строчкой.
Столь жестокие приемы привели к тому, что финальные фразы Шарль выговаривал с придыханием, которое вполне можно было принять за глухие страдальческие рыдания разочаровавшегося в жизни и Нероне Сенеки. Мысленно Шарль пообещал себе, что сразу же, как покончит с монологом, возьмет свиненка за уши и до упора натянет сладким ротиком на свое достоинство. Чтобы не воображал себе, якобы ему тут все дозволено.
Франсуа рассчитывал, что Шарль хоть раз, да собьется - но д’Арнье героически выдержал испытание до конца, пусть завершение монолога и прозвучало столь мелодраматически, что впору разрыдаться. Франсуа ограничился одобрительным мычанием - но сразу с завершением текста с него сдернули спасительную простыню. Попытка высвободиться и ехидно поинтересоваться, отчего это у безупречного месье д'Арнье столь взъерошенный вид была пресечена увесистой ладонью на затылке, непреклонно удержавшей его голову в прежнем положении. Шарль шумно, едва ли не со всхлипом, вздохнул полной грудью - и начал двигать бедрами в довольно резком ритме, входя-выходя сильными, уверенными движениями человека, который знает, что делает. В последний момент, миг чем задрожать в сладостной судороге финала, он оттолкнул Франсуа, памятуя о его недвусмысленной реакции на семя во рту. «Только без жидкости», - мельком вспомнилось Шарлю, и он не захотел портить удовольствие ни себе, ни ему.
Франсуа чуть было не разразился громкими и возмущенными воплями касательного того, что Шарль банально и довольно грубовато использовал его для достижения собственного удовольствия. Однако вовремя прикусил так славно потрудившийся и сладко нывший язычок, прилег щекой на бедро Шарля, переводя дыхание и невольно облизываясь. Даже в этот миг Шарль помнил о том, как скверно относится Франсуа к попыткам излиться в его болтливый ротик. Он подшутил над Шарлем на свой манер - ну так неудивительно, что д’Арнье немного проучил его в ответ.
- Было замечательно, - Франсуа потерся щекой о нежную, бархатистую кожу д'Арнье. - Осталось только выяснить, как встретит после разлуки свое любимое детище его эминенция. А вдруг его светлость заявит, что я искалечил труд всей его жизни и велит прогнать меня палками со двора?
- Даже если монсеньор останется недоволен, он все равно угостит тебя завтраком, мило пожурит и даст рекомендацию, с которой ты можешь сунуться в приличный театр, - Шарль зевнул, уткнувшись лицом в локоны Франсуа. - Послушай моего совета, успокойся и ложись спать. Пьеса завершена. Уверяю тебя, она хороша. Но твой текст не станет лучше от того, что ты пробдишь над ним всю ночь, аки рыцарь в храме над оружием, - д'Арнье завалился в постель, потянув Франсуа за собой.