Страница 3 из 69
- Я не… - растерянно и смущенно забормотал Франсуа. Болтун и острослов, он в кои веки не мог отыскать подходящих фраз. Неужто ему впрямь удалось растрогать своими стихами чье-то сердце - и теперь ему перепадет пригоршня звонких, таких необходимых деньжат, и шуршащих ассигнаций? Затверженным жестом он прижал руки к груди, торопливо и сбивчиво зачастив: - Я очень благодарен вам, месье д’Арнье. Честное слово, даже не знаю, как выразить вам мою бесконечную признательность за вашу доброту и…
Д’Арнье прервал актерское словоизвержение небрежным жестом руки. С указательного пальца сверкнул огненной искоркой небольшой рубин в золотой оправе. Спокойно-прохладный взгляд серых глаз неуловимо изменился, словно в водной толще проскользнула, извиваясь, стремящаяся к добыче змея. Франсуа этого не заметил, всецело поглощенный радужными планами на будущее и хвалами благосклонной удаче.
- Если вы впрямь желаете высказать мне свою признательность, месье Моран, то вам не составит труда понять, как именно вы можете это сделать, - безмятежно изрек д’Арнье. И, не меняя интонации, присовокупил: - Не разочаровывайте меня - не вздумайте вскакивать, громогласно возмущаться или лезть в драку. Будет досадно, если ваше пребывание в прекрасной Тулузе омрачит визит в полицейский участок и знакомство с тамошним узилищем. Маленькое уточнение, месье Моран, прежде чем вы преисполнитесь праведным негодованием. Вознаграждение, о котором идет речь, составляет по меньшей мере двести ливров. А то и больше. В зависимости от проявленных вами талантов и способностей.
«Двести ливров!» - названная сумма вынудила Франсуа осечься на первых словах обличительной речи. Молодой актер растерянно заморгал, соображая. Для него не стал неожиданным открытием тот факт, что актрисы провинциальных театров вовсю приторговывают своей благосклонностью, да и актеры ничуть не отстают от подруг и соратниц по ремеслу. «Жить-то надо! - без малейшего смущения оправдывались жрецы и жрицы Мельпомены, принимая букеты и подарки, драгоценные безделушки и приглашения на ужины, завершавшиеся с первыми лучами солнца. - Жизнь у нас всего одна, другой не будет. Глупо пренебрегать шансом, когда он сам идет тебе в руки. А душа? Ну что - душа…»
На счету самого Франсуа тоже числилось несколько галантных побед - служанки, провинциальные мещаночки и дамы преклонных лет, очарованные его молодостью и смазливой мордашкой. Франсуа безмерно льстило внимание женщин, но куда больше его привлекала возможность украдкой запустить руку в их кошелек. Поклонницы охотно угощали месье Морана обедами, оплачивали актерские долги - или хотя бы штопали его рубашки.
Узнал Франсуа и о том, что среди поклонников театра порой встречаются такие, что предпочитают общество не очаровательных и бойких на язык актрис, но мужчин-актеров. Среди лицедеев подобное увлечение обходительно именовалось «английской страстью», эти слова сопровождались ехидным смешком и соответствующей гримаской. Впрочем, молодым и пригожим с лица актерам надлежало в бОльшей степени опасаться не домогательств навязчивых поклонников, а загребущих и назойливых рук старших товарищей по сцене. Премьеры и содержатели трупп полагали неотъемлемым правом укладывать в свою постель приглянувшийся молодняк, вне зависимости от пола и желания последнего. Франсуа Моран пока успешно избегал сей плачевной участи, но смешливая Фортуна решила не оставлять его своим вниманием. Двести ливров - слишком большое искушение, чтобы нуждающийся молодой актер мог с презрением отвергнуть его. Двести ливров. Возможность рассчитаться с обременительными долгами и оплатить гостиничный нумер, месяц безбедной и вольной жизни, за который он подыщет себе достойное место…
Франсуа еще не всецело овладел искусством скрывать свои чувства, а физиономия у него с рождения была на редкость подвижной и выразительной. Господин д’Арнье откровенно любовался на то, какие муки испытывает его собеседник, вколачивая последние гвозди в крышку гроба:
- На вашем месте, месье Моран, я бы не предавался столь долгим и тяжким моральным терзаниям. Задумайтесь об иных вещах, простых и понятных. Прежде, чем назначить эту встречу, я навел о вас кое-какие справки. Вы прибыли в Тулузу месяц тому - и уже успели задолжать местным торговцам и кредиторам довольно кругленькую сумму. У вас нет работы, нет и щедрой подруги, которая поддержала бы вас в трудные дни. Да, вы прекрасно выступили на Фестивале, мне пришлась весьма по душе отвага, с которой вы держались на сцене в окружении недоброжелателей - но, боюсь, этим ваш успех и ограничится. Штат местных трупп давно укомплектован, вряд ли директорам и владельцам трупп захочется принять к себе нового человека, даже увенчанного лаврами Фестиваля. Но если за вас похлопочут - совсем другое дело… Впрочем, о чем это я, - оборвал сам себя д’Арнье. - Вы произвели на меня впечатление благоразумного человека, месье Моран, вот и решайте сами. Но поспешите, ибо долгие колебания пагубны. Да, предвкушение блаженства порой бывает слаще самого обладания, но только не в вашем случае. Ваша персона заинтриговала меня, но вспыхнувший интерес может столь же быстро угаснуть - особенно если вы продолжите столь очаровательно, но нерешительно мямлить. Или вас терзают иные сомнения? Могу уверить вас, что вашему здоровью и рассудку ничего не угрожает - подобные забавы отнюдь не в моем вкусе. Итак, да или нет? - синие глаза сдержанно блеснули.
- Но я… - заикнулся Франсуа.
- Да или нет? - с легким нажимом повторил д’Арнье. Было ясно, что повторять свой вопрос по третьему разу он не намерен.
- Да, - выдавил месье Моран, не сумев справится с перехватившей горло судорогой.
- Прекрасно, - произнес д’Арнье с таким видом, будто он ни мгновения не сомневался в том, что услышит нужный ему ответ. - Вы не пожалеете, - щелчком пальцев он подозвал прислужника кофейни, кивком указал на притихшего актера: - Подайте моему гостю угощение по его вкусу и запишите на мой счет. Не скромничайте, месье Моран, побалуйте себя. Я навещу вас нынче - вы ведь живете в нумерах мадам Деливрон, что в переулке за площадью Ангелов? - блеснул он осведомленностью на прощание. - Думаю, часов семь вечера вас вполне устроит? - он удалился, не дожидаясь ответа и предоставив Франсуа сверлить яростным взглядом безупречно прямую спину.
Заказанные сладости не смогли отбить привкуса горечи на языке. Франсуа пребывал в растерянности и нешуточном испуге. Молодой месье Моран прекрасно ладил с женщинами, не страшился высмеивать со сцены тех, кто был куда выше его по званию и рождению, не бежал от драк… Но мысль о том, что сегодняшним вечером ему предстоит лечь в постель с мужчиной скручивала его внутренности в комок, посыпанный толченым льдом. Франсуа страшила не возможная телесная боль, но ужас утраты душевной целостности и потеря достоинства. Он больше не будет прежним Франсуа Мораном, веселым и жизнерадостным, став неким отвратительным созданием, порченым и доступным. Актер до дрожи в коленках боялся д’Арнье. Ведь у того наверняка достанет возможности устроить молодому актеру целый букет неприятностей, буде Моран откажется от данного слова и не откроет дверь в назначенный час. Франсуа презирал себя - за то, что с такой легкостью согласился, в очередной раз подтвердив репутацию актеров как созданий распущенных, развратных и продажных. Д'Арнье посулил ему денег, и он тут же помчался за золотым призраком. Он добился желаемого, завладел чьим-то вниманием, произвел впечатление - а толку? Итогом всех стараний стало то, что месье Морана просто-напросто купили - легко и без труда. Наверное, месье д’Арнье с рождения привык получать все, что ему пожелается. Для него не составляет никакой разницы, чем будет его очередное приобретение: золотым зажимом для галстука, колечком, новым камзолом или живым человеком. В конце концов, Франсуа Моран всего лишь бродячий актер. Которому щедрым жестом предложили возможность неплохо заработать. Двести ливров за пустяковую услугу и возможное покровительство. От него ведь не убудет. Месье д’Арнье не производит впечатление человека, которому доставляет удовольствие созерцание чужих страданий…