Высокие небеса Тулузы

Лет трид­цать или со­рок на­зад - це­лую веч­ность то­му с точ­ки зре­ния Фран­суа Мо­рана - пас­тырь прек­расной Ту­лузы на­вер­ня­ка был очень хо­рош со­бой. Эда­кой здо­ровой, гру­бова­той кра­сотой. Без­жа­лос­тное вре­мя с оди­нако­вой лег­костью сок­ру­ша­ет ка­мен­ные бас­ти­оны и не­дол­го­веч­ную люд­скую пре­лесть, от тех счас­тли­вых лет ос­та­лась лишь че­лове­чес­кая ру­ина. Ны­не его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тво Ро­же де Лан­саль­як яв­лял со­бой об­рюз­гше­го, стра­да­юще­го от во­дян­ки и ожи­рения гос­по­дина весь­ма прек­лонных лет, об­ла­чен­но­го в нес­конча­емые яр­ды ало­го шел­ка. Раз­ве что в чер­тах ли­ца сох­ра­нил­ся не­кий на­мек на бы­лую прив­ле­катель­ность, да блек­ло-се­рые гла­за, пусть и по­мут­не­ли с воз­растом, но ос­та­вались столь же зор­ки­ми и цеп­ки­ми. Фран­суа бы­ло не­лов­ко под изу­ча­ющим взгля­дом выц­ветших стар­ческих глаз. Ак­тер ос­тро ощу­щал свою не­умес­тность в этой на­ряд­ной ком­на­те с зо­лоты­ми ара­бес­ка­ми на бе­лом по­тол­ке, с кар­ти­нами и си­яющи­ми зер­ка­лами на об­тя­нутых ро­зовым шел­ком сте­нах, за нак­ры­тым на тро­их сто­лом. Бо­рясь с ис­ку­шени­ем ук­радкой про­верить, не за­пута­лась ли в его ше­велю­ре су­хая тра­ва? Со сто­роны д'Арнье бы­ло до­воль­но жес­то­ко при­тащить его сю­да пря­миком с за­город­ной про­гул­ки, не поз­во­лив да­же тол­ком при­вес­ти се­бя в по­рядок!

Сам же Шарль - или те­перь его сле­дова­ло име­новать «отец Ан­ту­ан»? - пред­стал та­ким, ка­ким месье Мо­ран уви­дел его впер­вые - хо­лод­но-зам­кну­тое ли­цо, во­инс­твен­но вздер­ну­тый под­бо­родок, об­манчи­вая лен­ца во взгля­де. Фран­суа хо­телось его убить. Змей под­ко­лод­ный, рас­четли­вая сво­лочь, че­го сто­или все его ком­пли­мен­ты и обе­щания, слад­кие ре­чи под ста­рым каш­та­ном и клят­вы! Месье Мо­ран ре­шил, что боль­ше ни­ког­да да­же не пос­мотрит в сто­рону ко­вар­но­го соб­лазни­теля. Ни­ког­да и ни за что. Ни за ка­кие день­ги, ни за ка­кие по­сулы! Он бу­дет смот­реть ис­клю­читель­но на стол, бла­го там кра­сова­лись та­кие прив­ле­катель­ные блю­да. Не­кото­рые из них Фран­суа Мо­ран ни­ког­да в жиз­ни не ви­дел, оза­дачив­шись воп­ро­сом: из че­го из­го­тов­ле­на эта гас­тро­номи­чес­кая рос­кошь и ка­кова она на вкус. Что ж, раз в спек­такле его жиз­ни вне­зап­но сме­нились де­кора­ции, сле­ду­ет прис­по­саб­ли­вать­ся к но­вым ус­ло­ви­ям. Все рав­но вы­бора у не­го нет.

Приг­ла­шен­ный к сто­лу, месье Мо­ран роб­ко при­тулил­ся на кра­еш­ке оби­того пар­чой сту­ла, не от­ва­жива­ясь при­кос­нуть­ся к ку­линар­ным соб­лазнам.

- Итак, вы - тот за­гадоч­ный мо­лодой че­ловек, ме­те­ором воз­никший ни­от­ку­да, вы­иг­равший вто­рой из при­зов Фес­ти­валя - и столь же стре­митель­но сги­нув­ший в ни­куда, - го­лос пре­подоб­но­го ни­чуть не со­от­ветс­тво­вал внеш­ности, сох­ра­нив бо­гатс­тво ин­то­наций и кра­сок. Фран­суа по­дума­лось, что та­ким го­лосом мог­ло бы раз­го­вари­вать бур­гунд­ское сто­лет­ней вы­дер­жки - бар­ха­тис­тое, иг­ра­ющее ты­сяча­ми от­тенков. - Ме­ня уве­рили в том, что вы та­лан­тли­вы не толь­ко в сти­хос­ло­жении, но и в иг­ре на сце­не.

«Убью бол­ту­на», - на­рушив собс­твен­ную клят­ву, Фран­суа мет­нул на д'Арнье взгляд, ис­полнен­ный ядо­витой не­навис­ти. Его вы­пад бес­силь­но раз­бился о ле­дяную бро­ню вы­соко­мерия нес­вя­того от­ца.

- Так­же о вас бы­ло ска­зано бук­валь­но сле­ду­ющее: «Не стра­да­ет гре­хом все­пожи­ра­юще­го стя­жатель­ства и вро­де бы спо­собен дер­жать язык за зу­бами», - въ­ед­ли­во пе­речис­лил де Лан­саль­як. - К со­жале­нию, мой со­бесед­ник, из­во­лив­ший по­делить­ся сво­ими наб­лю­дени­ями ка­сатель­но ва­шей лич­ности, месье Мо­ран, был чрез­мерно прис­трас­тен в сво­их оцен­ках, - его эми­нен­ция снис­хо­дитель­но кив­нул в сто­рону д'Арнье, - но преж­де вер­дикты от­ца Ан­ту­ана ка­сатель­но силь­ных и сла­бых ми­ра се­го бы­ли на удив­ле­ние точ­ны­ми. Же­ла­ете ли что-ни­будь до­бавить к ска­зан­но­му о вас, месье Мо­ран?

- Еще я люб­лю сло­еные пи­рож­ные с оре­ховым кре­мом, - бряк­нул Фран­суа. Поч­тенный пас­тырь душ че­лове­чес­ких смеш­ли­во фыр­кнул че­рез нос, слов­но не­боль­шой слон вос­тру­бил:

- Дер­зко, но от­кро­вен­но. Что ж, не бу­дем хо­дить вок­руг да око­ло, месье Мо­ран. Мо­ему не­путе­вому ду­хов­но­му сы­ну взду­малось пох­ло­потать о ва­шей судь­бе. С этим пох­валь­ным на­мере­ни­ем он явил­ся ко мне - а я по­думал, что вы и впрямь мо­жете ока­зать­ся по­лез­ны, - де Лан­саль­як по­бара­банил тол­сты­ми паль­ца­ми по мо­за­ич­ной сто­леш­ни­це, ве­селой ис­коркой блес­нул круп­ный аме­тис­то­вый пер­стень, знак его вы­соко­го са­на. - От­крою вам ма­лень­кий сек­рет, месье Мо­ран - я не от­но­шусь к чис­лу рь­яных го­ните­лей те­ат­раль­ной бра­тии. Нап­ро­тив, я по ме­ре сил со­дей­ствую проц­ве­танию и рас­простра­нению в на­шей про­вин­ции то­го ис­кусс­тва, ко­торо­му вы слу­жите. От­крою да­же боль­ше: я гре­шен тя­гой к сце­ничес­ко­му со­чини­тель­ству. Я осоз­наю, что мой сан не до­пус­ка­ет да­же ма­лей­шей мыс­ли о том, что мои до­рогие де­тища ког­да-ни­будь оты­щут до­рогу в ог­ромный мир. Я скром­но до­воль­ству­юсь мне­ни­ем дру­зей, снис­хо­дитель­ных к мо­ему тщес­ла­вию и ма­лень­ко­му прис­трас­тию - и воз­можностью вре­мя от вре­мени ра­довать их взор пос­та­нов­кой мо­их тру­дов на под­мос­тках.

Его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тво при­нял вид воп­ло­щен­ной скром­ности:

- Как раз на днях я за­вер­шил од­ну не­боль­шую ве­щицу. Как вся­кий соз­да­тель - кро­ме, ра­зуме­ет­ся, От­ца Не­бес­но­го - я прис­трас­тен и по­лагаю, что мое тво­рение на сей раз выш­ло весь­ма удач­ным. Оно нуж­да­ет­ся в дос­той­ном воп­ло­щении на сце­не… но соб­ранная мной труп­па от­ли­ча­ет­ся ско­рее ста­ратель­ностью и эн­ту­зи­аз­мом, не­жели уме­ни­ями и та­лан­та­ми. Друзья сог­ла­сились ока­зать мне лю­без­ность и при­нять учас­тие в пос­та­нов­ке - но вы, месье Мо­ран, на­вер­ня­ка соч­те­те их все­го лишь ак­те­рами-лю­бите­лями, - де Лан­саль­як по­жевал гу­бами, за­вер­шив свою речь чет­ким и яс­ным: - Мне ну­жен че­ловек те­ат­ра, зна­ющий свое де­ло и дос­та­точ­но ра­зум­ный, что­бы ни на миг не за­бывать - сла­бос­ти пас­ты­ря ни в ко­ем слу­чае не дол­жны стать дос­то­яни­ем пас­твы.

- Я хо­чу прос­мотреть текст, - тре­бова­ние сор­ва­лось с язы­ка Фран­суа рань­ше, чем ус­пел вме­шать­ся па­ничес­ки за­вере­щав­ший ра­зум. Месье Мо­ран по­забыл о сво­ем на­мере­нии си­деть ти­ше во­ды, ни­же тра­вы, да и ин­то­нации его бы­ли от­нюдь не по­нима­ющи­ми, но яз­ви­тель­ны­ми. Мол, ви­дАли мы этих са­мо­уве­рен­ных ди­летан­тов от дра­матур­гии, мня­щих се­бя вто­рыми пос­ле Моль­ера и пер­вы­ми пос­ле Ра­сина. Спох­ва­тив­шись, Фран­суа со всей воз­можной поч­ти­тель­ностью до­бавил: - При всем ува­жении к ва­шему вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тву, я не по­купаю ко­тов в меш­ке. Я быс­тро чи­таю, мне по­надо­бит­ся все­го лишь час, что­бы сос­та­вить мне­ние о ва­шем… ва­шем тво­рении.

Месье Мо­ран зло­упот­ре­бил пра­вами гос­тя, не рас­сы­пав­шись в цве­тис­тых ком­пли­мен­тах та­лан­там пре­лата-ли­тера­тора и бла­годар­ностям за ока­зан­ное до­верие, но ка­ры не пос­ле­дова­ло. Де Лан­саль­як бла­гос­клон­но кив­нул го­ловой с вен­чи­ком се­де­ющих во­лос, жес­тки­ми пуч­ка­ми тор­чавши­ми из-под ша­поч­ки ало­го бар­ха­та:

- От­че­го же нет? Мы не ста­нем от­вле­кать вас бе­седа­ми… и с удо­воль­стви­ем выс­лу­ша­ем ва­ше мне­ние.

Мгно­вение Фран­суа слов­но бы ко­лебал­ся, по­том улыб­нулся - ви­нова­то и чуть сму­щен­но, так, что его бы­ло нель­зя за­подоз­рить в ма­лей­шей не­ис­крен­ности:

- Но, ва­ше пре­ос­вя­щенс­тво, вы уве­рены, что из это­го чте­ния не про­ис­те­чет ни­чего… ни­чего ос­корби­тель­но­го для ва­шей ав­тор­ской гор­дости?

- На­зывая ве­щи сво­ими име­нами, не бу­дет ли вам по проч­те­нии зат­рудни­тель­но ска­зать мне пря­мо в ли­цо, что из­ма­ран­ная мной бу­мага го­дит­ся лишь для рас­топки? - про­си­ял мор­щи­нами ту­луз­ский ар­хи­епис­коп. - Ах, пос­ле всех тре­вол­не­ний мо­ей жиз­ни я ду­маю, что как-ни­будь вы­несу этот удар.

- Да нет же! - ярос­тно за­мотал го­ловой Фран­суа. - По­доб­но­го я да­же в мыс­лях не имел. Мо­жет, ва­ша вещь хо­роша и нуж­да­ет­ся лишь в ма­лой пор­ции све­жей крас­ки здесь или там. Чу­жой глаз бо­лее вни­мате­лен и спо­собен за­метить то, на что в тру­дах сво­их не об­ра­тил вни­мания тво­рец.

- Прис­ту­пай­те же, - ми­лос­ти­во по­велел де Лан­саль­як, звон­ком вы­зывая слу­гу. Месье Мо­рану вру­чили пух­лую стоп­ку до­рогой бу­маги, пе­ретя­нутой тро­гатель­ной си­рене­вой лен­точкой, при­чем каж­дый лист был ис­пи­сан убо­рис­тым по­чер­ком мон­сень­ора с обе­их сто­рон - и он пе­реб­рался в даль­ний угол гос­ти­ной, рас­по­ложив­шись на ди­ване. На до­лю д'Арнье вы­пал не­лег­кий труд, за­нимать пок­ро­вите­ля бе­седой в ожи­дании при­гово­ра - но по­рой ему уда­валось бро­сить взгляд на месье Мо­рана. Ук­радкой лю­бу­ясь чет­кой ли­ни­ей про­филя, при­кушен­ной гу­бой и сос­ре­дото­чен­ным взгля­дом Фран­суа. Осоз­на­вая не­из­бежное: слу­чай­ный зна­комец те­перь был у не­го под ко­жей, рас­тво­рил­ся слад­ким ядом в кро­ви, по­корил его. Шарль на­де­ял­ся, что у Фран­суа дос­та­нет ума не раз­но­сить тво­рение пре­ос­вя­щен­но­го в пух и прах, ог­ра­ничив­шись па­рой веж­ли­вых за­меча­ний - и тог­да ему обес­пе­чено учас­тие в воп­ло­щении за­мыс­ла де Лан­саль­яка. Ка­мер­ный спек­такль для из­бран­ной пуб­ли­ки в сте­нах ар­хи­епис­коп­ско­го двор­ца и, ес­ли пос­час­тли­вит­ся, ве­дущая роль - ку­да бо­лее на­деж­ная сту­пень­ка для карь­ер­ной лес­тни­цы, не­жели гряз­ные под­мос­тки улич­но­го ба­лага­на. Мож­но не бес­по­ко­ить­ся о том, что его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тво по­жела­ет свес­ти близ­кое зна­комс­тво с месье Мо­раном. Да, не­ког­да де Лан­саль­як был рь­яным пок­лонни­ком юно­шес­кой кра­соты, но на за­кате дней его свя­тей­шес­тво пос­тигло муж­ское бес­си­лие. Те­перь его страс­ти ог­ра­ничи­вались ис­клю­читель­но со­зер­ца­ни­ем пи­кан­тных сцен да пок­ро­витель­ством тем мо­лодым лю­дям, ко­торые смог­ли прив­лечь его вни­мание. Еже­ли де Лан­саль­як воз­же­ла­ет про­вес­ти ча­сок-дру­гой на­еди­не с Фран­суа - не бе­да. С ак­те­ром не ста­нет­ся ни­чего дур­но­го, а д'Арнье под­ни­мет­ся во мне­нии пок­ро­вите­ля - за то, что су­мел раз­влечь, пот­ра­фив его греш­но­му ув­ле­чению и пре­дос­та­вив не­дур­но­го ак­те­ра для пос­та­нов­ки.

Фран­суа ув­ле­чен­но пе­релис­ты­вал лист за лис­том, про­дира­ясь сквозь вязь по­чер­ка пре­ос­вя­щен­но­го и вни­кая в за­мысел пь­есы. Со­чине­ние но­сило гром­кое на­име­нова­ние «Сер­дце ти­рана», а в ка­чес­тве сю­жета де Лан­саль­як из­брал ис­то­рию взле­та и па­дения пла­чев­но зна­мени­того рим­ско­го им­пе­рато­ра, Не­рона - о ко­тором не по­лучив­ший ре­гуляр­но­го об­ра­зова­ния Фран­суа слы­шал ис­клю­читель­но дур­ное. Его пре­ос­вя­щенс­тво в изо­билии снаб­дил свое тво­рение иг­ри­выми на­мека­ми и глу­боко­мыс­ленны­ми рас­сужде­ни­ями о том, что без вза­им­ной страс­ти муж­чи­ны к муж­чи­не ис­то­рия дав­но за­вяз­ла бы на од­ном мес­те, как пе­рег­ру­жен­ная те­лега в гря­зи осен­ней рас­пу­тицы. Ведь ску­до­ум­ные жен­щи­ны, не ра­зумея чу­жих страс­тей, ве­домые ис­клю­читель­но эго­из­мом и са­мо­уве­рен­но вме­шива­ясь во все под­ряд, гу­бят сво­их из­бран­ни­ков, яко­бы же­лая им доб­ра, а за­од­но раз­ру­шая и ос­квер­няя муж­ские иде­алы. Фран­суа на­ходил тво­рение де Лан­саль­яка до­воль­но ос­трым и не­од­нознач­ным - осоз­на­вая, что оно ему нра­вит­ся, и удив­ля­ясь, что ав­то­ром столь ра­дикаль­ной пь­есы стал вы­соко­пос­тавлен­ный свя­щен­ник. Но, что­бы текст приб­ли­зил­ся к то­му со­вер­шенс­тву, о ко­торо­му меч­та­лось месье Мо­рану, он нуж­дался в без­жа­лос­тном и ре­шитель­ном от­се­чении лиш­не­го. Сок­ра­щении, на ко­торое не мог­ло от­ва­жить­ся ав­тор­ское пе­ро.

- Прос­ти­те, за­читал­ся, - стре­митель­но под­нявшись с ди­ван­чи­ка, Фран­суа вод­ру­зил на стол из­рядно рас­тре­пан­ную ру­копись его пре­ос­вя­щенс­тва. Де Лан­саль­як с со­жале­ни­ем взгля­нул на свой рас­потро­шен­ный труд, на его ли­це про­мель­кну­ло стра­даль­чес­кое вы­раже­ние. Опус был ито­гом дол­гих твор­ческих му­чений и на­вер­ня­ка ка­зал­ся его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тву со­вер­шенс­твом, спо­соб­ным зат­мить тра­гедии Ра­сина с его хо­дуль­ны­ми древ­негре­чес­ки­ми сте­нани­ями. - Не по­бо­юсь это­го сло­ва, пе­ред на­ми пре­лес­тная и та­лан­тли­вая вещь. Но, что не­из­ме­римо цен­нее, она не­од­нознач­на. Сей­час это в мо­де, пред­став­лять пер­со­нажей не со­вер­шенно бе­лыми или чер­ны­ми, доб­ры­ми или злы­ми, но че­ловеч­ны­ми, ис­полнен­ны­ми в рав­ной сте­пени хо­роших и дур­ных ка­честв. Лег­ко пред­ста­вить и наг­лядно по­казать, как лю­ди стра­шат­ся ти­рана, ес­ли он всем ви­дом вну­ша­ет ужас. Ку­да труд­нее и по­каза­тель­нее пе­редать это че­рез со­вер­шенно не со­от­ветс­тву­ющий об­щепри­нято­му об­раз... Кста­ти, я бы уси­лил ли­нии ма­туш­ки Аг­ри­пин­ны и да­мы Ок­та­вии, а де­вицу-вес­талку вы­чер­кнул во­об­ще. Она там ни к че­му, пя­тое ко­лесо в те­леге. За­то Ти­гел­ли­на на­до вы­тас­ки­вать на пе­ред­ний план, а не прев­ра­щать в ус­тра­ша­ющую де­таль де­кора­ции… Ой. Из­ви­ните, ва­ше пре­ос­вя­щенс­тво, - опом­нился ак­тер, по­няв, что пе­решел все до­пус­ти­мые гра­ницы веж­ли­вос­ти, на­чав раз­би­рать чу­жую пь­есу по кос­точкам, о чем его со­вер­шенно не про­сили.

Од­на­ко пред­ло­жения Фран­суа бы­ли встре­чены одоб­ри­тель­ным хмы­кань­ем его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тва:

- Зна­ете, месье Мо­ран, те­перь я убе­дил­ся - вы дей­стви­тель­но зна­ток сво­его ре­мес­ла. Ва­ши за­меча­ния на ред­кость точ­ны и умес­тны. По­жалуй, я мог бы до­верить вам свое де­тище, не опа­са­ясь, что не приз­наю собс­твен­ную пь­есу пос­ле сто­рон­ней до­работ­ки. Чем я мо­гу от­бла­года­рить вас за бес­по­кой­ство - и сколь­ко вре­мени пот­ребно вам для вне­сения из­ме­нений?

- Три дня, - не ко­леб­лясь, отоз­вался Фран­суа. - Но я… я бы пол­ностью пе­репи­сал фи­нал. От треть­его дей­ствия вто­рого ак­та и да­лее. Пь­еса дол­жна за­вер­шать­ся сов­сем не так. Что же ка­са­ет­ся воз­награж­де­ния… - ак­тер прек­расно по­нимал, что в по­доб­ной си­ту­ации глав­ное - не дать жад­ности под­нять свой го­лос. Обыч­но в по­доб­ных ще­кот­ли­вых слу­ча­ях хо­роша уме­рен­ная ис­крен­ность - дос­та­точ­но вы­верен­ная, что­бы не обер­нуть­ся са­мо­уни­чиже­ни­ем, но дос­той­но под­чер­кнуть свою це­ну.

- Речь не идет о бес­по­кой­стве, ва­ше пре­ос­вя­щенс­тво. Это, как вы вер­но за­мети­ли, мое ре­мес­ло… и я люб­лю его. Ва­ше пред­ло­жение поз­во­ля­ет мне лиш­ний раз по­уп­ражнять­ся в том, что мне по­камест не­дос­тупно, - ос­то­рож­но про­гово­рил Фран­суа, ста­ра­ясь не ляп­нуть че­го лиш­не­го. - Это я дол­жен быть бла­года­рен ва­шему вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тву за ми­лос­ти­вое поз­во­ление при­нять учас­тие в осу­щест­вле­нии его за­мыс­лов. Кро­ме то­го, пь­еса еще не об­ре­ла жизнь - зна­чит, ра­но го­ворить о ка­ком-ли­бо воз­награж­де­нии. Пь­есу не­дос­та­точ­но со­чинить, она еще нуж­да­ет­ся в сце­ничес­ком воп­ло­щении. К со­жале­нию, мой опыт в пос­та­нов­ках чу­довищ­но мал, я толь­ко имел воз­можность наб­лю­дать за тем, как это де­ла­ют бо­лее опыт­ные мас­те­ра… - месье Мо­ран пе­ревел дух. Его эми­нен­ция де Лан­саль­як взи­рал на не­го с эда­кой смесью бла­гос­клон­но­го ожи­дания и ис­тинно оте­чес­ко­го ча­долю­бия. - Мо­жет, ва­ша свет­лость, мы об­су­дим этот воп­рос поз­днее? С ме­ня впол­не дос­та­точ­но ва­шего доб­ро­го рас­по­ложе­ния.

- Вы еще и скром­ны, - про­ница­тель­но от­ме­тил ар­хи­епис­коп. - Что ж, не бу­дем тра­тить вре­мя на пус­то­порож­нюю бол­товню, а о воз­награж­де­нии по­бесе­ду­ем по за­вер­ше­нии ва­ших тру­дов. Не смею вас боль­ше за­дер­жи­вать. Час уже до­воль­но поз­дний, но вам пре­дос­та­вят эки­паж - да­бы вы не бро­дили по ули­цам с мо­ей пь­есой под мыш­кой, - он доб­ро­душ­но-снис­хо­дитель­но кив­нул ак­те­ру. - До встре­чи, месье Мо­ран. На­де­юсь, ва­ша му­за бу­дет лю­без­на к вам.

- Бла­года­рю, - Фран­суа в рас­те­рян­ности хлоп­нул рес­ни­цами, под­ни­ма­ясь со сту­ла. Пок­ро­витель Шар­ля д'Арнье по­казал­ся ему весь­ма лю­без­ным и ми­лым для свя­щен­нослу­жите­ля че­лове­ком. Кро­ме то­го, его эми­нен­ция лю­бил те­атр и раз­би­рал­ся в нем, за что ак­тер был го­тов прос­тить де Лан­саль­яку лю­бые не­дос­татки. Его вы­сокоп­ре­ос­вя­щенс­тво ока­зал лю­без­ность без­вес­тно­му ко­меди­ан­ту, доз­во­лил про­вес­ти ра­боту над сво­ей пь­есой, обе­щал воз­награ­дить его по дос­то­инс­тву - так, мо­жет, не сто­ит гне­вать­ся на Шар­ля, зав­лекше­го друж­ка в ве­ликос­вет­скую ло­вуш­ку? Жаль, что у не­го не хва­тило на­халь­ства от­ве­дать пи­рож­ных и ви­на со сто­ла ар­хи­епис­ко­па. И что са­мое важ­ное - ни­каких га­лан­тных на­меков, че­го в глу­бине ду­ши опа­сал­ся Фран­суа Мо­ран. Ни­каких за­ву­али­рован­ных по­сяга­тель­ств на его ма­лень­кую и вер­тля­вую зад­ни­цу, лишь от­кры­тая дверь гос­ти­ной, по­жела­ние всех благ на про­щание, дра­гоцен­ная стоп­ка бу­маги и стук ло­шади­ных ко­пыт по за­сыпа­ющим ули­цам Ту­лузы.

- Ка­кое де­ликат­ное, пре­лес­тное и ди­кова­тое соз­да­ние. Ис­тинное по­рож­де­ние Юга, - меч­та­тель­но из­рек поч­тенный ар­хи­епис­коп, ког­да слу­ги зат­во­рили за месье Мо­раном вы­сокую дверь. - Как по­лага­ешь, он не даст де­ру с мо­ей пь­есой, на­де­ясь вы­год­но про­дать ее из­да­телям или га­зети­рам?

- Месье Мо­ран, нас­коль­ко я мо­гу су­дить, не скло­нен к за­имс­тво­ванию чу­жой собс­твен­ности, - об­те­ка­емо за­метил д'Арнье.

- Ес­ли не счи­тать склон­ности по­хищать чу­жие сер­дца. Я так по­нимаю, за ми­нув­ший ме­сяц вы сдру­жились до та­кой сте­пени, что ты пред­по­чита­ешь об­щес­тво месье Мо­рана ис­полне­нию сво­их пря­мых обя­зан­ностей, - поп­рекнул де Лан­саль­як. - Бла­гочес­ти­вая и бди­тель­ная пас­тва со всех сто­рон из­ве­ща­ет ме­ня о том, что мой та­кой сдер­жанный и зам­кну­тый ви­карий от­кро­вен­но пре­неб­ре­га­ет тре­бова­ни­ями воз­ло­жен­но­го на не­го са­на, по­яв­ля­ясь пов­сю­ду с не­ким сим­па­тич­ным мо­лодым че­лове­ком.

С по­ка­ян­ным ви­дом Шарль стук­нул се­бя в грудь ку­лаком:

- Моя ви­на, моя ве­личай­шая ви­на. Приз­наю, что тяж­ко гре­шил сло­вами, де­лами и мыс­ля­ми. Обе­щаю ис­ку­пить.

Бы­ло глу­по и бес­смыс­ленно от­ри­цать, что меж­ду ним и Фран­суа су­щес­тву­ет плот­ская связь, раз уж весь го­род су­дит об этом. Но при­вязан­ность Шар­ля д'Арнье к мо­лодо­му ак­те­ру бы­ла чем-то бОль­шим, не­жели обы­ден­ная ин­триж­ка за­гуляв­ше­го свя­щен­ни­ка - и это бОль­шее сле­дова­ло тща­тель­но ук­рыть от прис­таль­но­го взо­ра его пре­ос­вя­щенс­тва. Нас­коль­ко отец Ан­ту­ан изу­чил нрав сво­его нас­тавни­ка и пок­ро­вите­ля, то­му очень нра­вилось ис­сле­довать при­чины и следс­твия лю­бов­ных от­но­шений в их са­мых раз­но­об­разных про­яв­ле­ни­ях.

- Пол­ный бу­кет прег­ре­шений, нас­квозь лжи­вые ре­чи и ни ма­лей­ших сле­дов рас­ка­яния, - с на­рочи­той сок­ру­шен­ностью по­качал лы­се­ющей го­ловой мон­сень­ор де Лан­саль­як. - Ай-яй-яй, мой маль­чик. Ку­да по­дева­лось твое из­вечное бла­гора­зумие? Что ка­са­ет­ся тво­его те­ла и тво­их сло­вес, то с ни­ми, как я дав­но уже по­нял, де­лать что-ли­бо бес­по­лез­но и бес­смыс­ленно. Гор­ба­того ис­пра­вит мо­гила, те­бя - оди­ноч­ное за­точе­ние в хо­лод­ной келье и обет веч­но­го мол­ча­ния. Да и то я сом­не­ва­юсь, что эти ду­шес­па­ситель­ные ме­ры по­могут. Впро­чем, твой вкус те­бя не под­вел, тут мне прид­рать­ся не к че­му. Месье Мо­ран не толь­ко мил об­ли­ком, но на­делен хо­рошо под­ве­шен­ным язы­ком и бой­ким ха­рак­те­ром, ина­че бы ты быс­тро ут­ра­тил к не­му ин­те­рес.

Пре­подоб­ный чуть слыш­но стук­нул обод­ком пас­тыр­ско­го коль­ца по кра­еш­ку бо­кала, да­бы ду­хов­ное ди­тя от­ку­пори­ло но­вую бу­тыл­ку и раз­ли­ло в хрус­таль зо­лотис­тый сок пе­реб­ро­див­шей ви­ног­радной ло­зы, и нег­ромко до­бавил:

- Дав­нень­ко я не за­мечал за то­бой столь от­кро­вен­ной ув­ле­чен­ности. Преж­де ты об­де­лывал свои де­лиш­ки ра­зум­но, ти­хо и не­замет­но. Нын­че же от­кро­вен­но нап­ра­шива­ешь­ся на скан­дал - и те­бе, по­хоже, нап­ле­вать как на свое доб­рое имя, так и на мое.

Д'Арнье сос­тро­ил са­мое крот­кое и по­ка­ян­ное ли­цо, ка­кое толь­ко мог­ло по­лучить­ся при его внеш­ности, опус­тив гла­за до­лу, на мер­ца­ющее в бо­кале ви­но. «Ка­лила и Дим­на», со­ва и ша­кал, вне­зап­но при­пом­ни­лось ему наз­ва­ние, и во­об­ра­зилась очень яр­кая кар­тинка: два хищ­ни­ка, ухая и под­вы­вая, де­лят­ся ду­шепо­лез­ны­ми ал­ле­гори­чес­ки­ми ис­то­ри­ями. Но ведь та­ков преж­де и был отец Ан­ту­ан, ред­ко скры­вав­ший от его эми­нен­ции пи­кан­тные под­робнос­ти сво­их по­хож­де­ний. Ви­карий, спо­кой­но и рас­четли­во ув­ле­кав­ший в свою пос­тель тех, на ко­го ука­зывал его пре­ос­вя­щенс­тво. Нуж­ные лю­ди, под­властные со­дом­ско­му гре­ху, ко­торым де Лан­саль­як пре­под­но­сил ред­кос­тный по­дарок. Вра­ги и со­пер­ни­ки его эми­нен­ции, ко­торых за­тем мож­но шан­та­жиро­вать уг­ро­зой по­ведать семь­ям и ми­ру об их из­вра­щен­ных по­роках. Слу­чай­ные зна­комые на од­ну ночь, до­рогая и де­шевая уте­ха плот­ских вож­де­лений, тер­завших д'Арнье.

И Фран­суа Мо­ран. Пе­релет­ная пта­ха, вне­зап­но оза­рив­шая жизнь от­ца Ан­ту­ана. Сок­ро­вище, ко­торым он не со­бирал­ся ни с кем де­лить­ся.

- Я за­был­ся, мон­сень­ор, и весь­ма со­жалею об этом, - с фаль­ши­во-обес­ку­ражи­ва­ющей чес­тностью приз­нался Шарль. - Ле­то в Ту­лузе вы­далось на ред­кость скуч­ней­шим, а тут еще этот Фес­ти­валь… Там я и нат­кнул­ся на месье Мо­рана. Ре­шил по­раз­влечь­ся - и вы­яс­нил, что он пред­став­ля­ет из се­бя весь­ма цен­ную и ред­кую дичь.

- Ты прав и заб­лужда­ешь­ся од­новре­мен­но. Или об­ма­ныва­ешь сам се­бя, - раз­думчи­во из­рек пок­ро­витель д'Арнье. - Рас­суждая здра­во, ни­чего осо­бен­но­го в месье Мо­ране нет. Сго­вор­чи­вых юно­шей, по­доб­ных ему, пол­но в лю­бых злач­ных мес­тах. Це­на им дав­но оп­ре­деле­на и весь­ма не­вели­ка. Их сла­дость те­шит ду­шу и те­ло толь­ко в пер­вые дни, но за­тем быс­тро при­еда­ет­ся. С дру­гой сто­роны, приз­наю - имен­но в этом мо­лодом че­лове­ке та­ит­ся неч­то не­уло­вимое. То, что прев­ра­ща­ет обыч­ную охо­ту за ла­комым ку­соч­ком в опас­ную иг­ру с ог­нем… Ты зап­ла­тил ему, зас­тра­щал или уго­ворил? - пос­ледний воп­рос, по кон­трас­ту с до­селе нес­пешны­ми и рас­се­ян­ны­ми фра­зами, проз­ву­чал тре­бова­тель­но и рез­ко, зас­та­вив Шар­ля ед­ва за­мет­но вздрог­нуть. От­ве­чать сле­дова­ло быс­тро, чет­ко, без за­пин­ки и гля­дя в гла­за его пре­подо­бию, ибо за­тянув­ша­яся па­уза мог­ла выз­вать нез­до­ровый ин­те­рес де Лан­саль­яка. Тре­бова­лось убе­дить его эми­нен­цию в том, что но­вое ув­ле­чение его ви­кария - не бо­лее, чем вре­мен­ная блажь жар­ких лет­них дней.

- Зап­ла­тил и убе­дил, - д'Арнье ре­шил, что на­илуч­шим ва­ри­ан­том бу­дет слег­ка из­ме­нен­ная прав­да. - Месье Мо­ран, нес­мотря на свое ре­мес­ло и лег­ко­мыс­ленный нрав, блю­дет се­бя в стро­гос­ти. Его бла­гос­клон­ность сто­ила мне не­малых уси­лий.

- И де­нег из мо­его ко­шель­ка, - вор­чли­во за­метил пре­подоб­ный. - Ан­ту­ан, ди­тя мое, я на­чинаю всерь­ез бес­по­ко­ить­ся о те­бе. Преж­де, не по­лучив же­ла­емо­го сей­час и не­мед­ленно, ты бе­сил­ся и бро­сал­ся в бой, по­ка не до­бивал­ся сво­его - пос­ле че­го не­мед­ля те­рял к до­быче вся­кий ин­те­рес. А те­перь те­бя во­дят на зо­лотой це­поч­ке, и кто - маль­чиш­ка-ак­тер! По­ложи­тель­но, твой но­вый при­ятель вы­зыва­ет у ме­ня ин­те­рес. Маль­чик умен - по­жалуй, вот что от­ли­ча­ет его от боль­шинс­тва вет­ре­ных и про­даж­ных кра­сав­чи­ков. Сме­калист, в ме­ру рас­четлив, но по­камест не слиш­ком ис­порчен ци­низ­мом и про­даж­ностью на­ших дней. Увиль­нул от воз­награж­де­ния, од­на­ко что-то у не­го там на уме кро­ет­ся... Хм, - ар­хи­епис­коп рас­се­ян­но пок­ру­тил нож­ку бо­кала меж пух­лых паль­цев, но пить не стал, слов­но бе­седуя с са­мим со­бой: - Лю­бопыт­ный воп­рос, пад­шее ди­тя мое: ес­ли я сей­час от­пу­щу те­бя, ку­да ты пом­чишь­ся? В гос­ти­ницу, скрес­тись под дверью сво­его не­дот­ро­ги? Или пред­почтешь оди­ночес­тво - во что я ни мгно­вения не ве­рю?

- Ес­ли вам по­каза­лось, мон­сень­ор, что месье Мо­ран име­ет на ме­ня не­кото­рое вли­яние, то лишь ис­клю­читель­но по­тому, что за ми­нув­шее вре­мя я не ус­пел по­лучить от не­го все, что мне бы­ло угод­но, - ску­по улыб­нулся д'Арнье. - От не­мед­ленной оп­ла­ты сво­его та­лан­та он от­ка­зал­ся от­нюдь не в прис­ту­пе ос­тро­го бес­ко­рыс­тия. Месье Мо­ран до­рого зап­ра­шива­ет за свои ус­лу­ги.

«Прос­ти ме­ня за эти сло­ва, Фран­суа. Но, ко­ли я зап­ро­даю твой та­лант, от­че­го бы не по­тор­го­вать­ся, что­бы ты мог вы­гадать по­боль­ше?»

- Нет-нет, о бес­ко­рыс­тии да­же ре­чи не шло, - с при­ятс­твен­ней­шей из улы­бок воз­ра­зил сво­ему юно­му оп­по­нен­ту де Лан­саль­як. - Юно­ши на­подо­бие месье Мо­рана быс­тро поз­на­ют свою ис­тинную це­ну. Они мо­гут быть бес­печны и неп­ре­дус­мотри­тель­ны, од­на­ко имен­но в этом воп­ро­се им свой­ствен­на ред­кос­тная ра­зум­ность, - мон­сень­ор не по воз­расту быс­тро и лу­каво ух­мыль­нул­ся. - Увы-увы, ко­му-то при­ходит­ся до­рого оп­ла­чивать свои сла­бос­ти, а ко­му-то все дос­та­ет­ся за кра­сивые гла­за. Сын мой, ты да­леко прод­ви­нул­ся по до­роге об­ма­на ближ­них сво­их и де­ла­ешь за­мет­ные ус­пе­хи - приз­наю это. Но пос­лу­шай-ка, что я те­бе ска­жу...

Его пре­ос­вя­щенс­тво на­роч­но по­тянул па­узу, то­ном за­пис­но­го про­рока за­явив:

- Не ты не по­лучил от не­го все, что же­ла­ешь, но юнец по­камест не дал те­бе и де­сятой до­ли то­го, на что спо­собен. По при­чине сво­ей не­ис­ку­шен­ности - но и по­вину­ясь го­лосу рас­су­дитель­нос­ти. Чем даль­ше, тем боль­ше ты увя­за­ешь в его па­утин­ках, лип­ких, но на­вер­ня­ка та­ких слад­ких. Ан­ту­ан, ты ведь во­ис­ти­ну им оча­рован, хе-хе... Ну, что при­кажешь де­лать с то­бой, лжи­вый сын без­греш­ной ма­тери-Цер­кви, и с этим смаз­ли­вым по­рож­де­ни­ем под­мос­тков? Из­влечь его из тво­их ког­тей, да­бы ты не ис­пы­тывал ду­шу свою ис­ку­шени­ями и не го­нял­ся за хи­мера­ми? Ос­та­вить все, как есть - пос­мотреть, как ты по­губишь и се­бя, и его? От­веть мне, Ан­ту­ан, мой не в ме­ру хит­ро­ум­ный маль­чик.

- У ме­ня нет сер­дца, мон­сень­ор, - это бы­ло ска­зано бе­зо вся­кой те­ат­раль­нос­ти, прос­тая кон­ста­тация фак­та, - пом­нится, вы поп­ре­кали ме­ня этим еще в от­ро­чес­тве. В сущ­ности, мне без­различ­на даль­ней­шая судь­ба месье Мо­рана пос­ле то­го, как я ста­ну на­ходить его сла­дость при­тор­ной - ибо я сде­лал все, что­бы ус­тро­ить его участь на­илуч­шим об­ра­зом. Но сей­час я ос­ме­лил­ся бы ни­жай­ше про­сить вас поз­во­лить мне нас­ла­дить­ся этим де­сер­том, а уж пос­ле вы­пороть за чре­во­уго­дие.

Шар­лю ка­залось, он сту­па­ет по очень тон­ко­му лед­ку, пок­ры­ва­юще­му зло­вон­ное бо­лото. Один не­вер­ный шаг, и не прос­то ах­нешь в ле­дяную жи­жу, но те­бя за­тянет с ма­ков­кой и ник­то не по­мянет, как зва­ли.

Фар­фо­ровые ча­сы на ка­мине ме­лодич­но от­зво­нили пол­ночь. Из рас­пахнув­шей­ся двер­цы ме­ханиз­ма яви­лись смерть с ко­сой и ан­гел со звез­дой, опи­сали тор­жес­твен­ный по­лук­руг и скры­лись.

- Вер­но, поп­ре­кал, - нес­пешно сог­ла­сил­ся мон­сень­ор де Лан­саль­як, под­сле­пова­то гля­дя ми­мо Шар­ля на ча­сы и ви­сев­шую над ни­ми кар­ти­ну, Хрис­та и са­мари­тян­ку под­ле ко­лод­ца. - Од­на­ко жив­шие на све­те до нас с то­бой язы­чес­кие муд­ре­цы, не осе­нен­ные бла­годатью сло­ва Гос­подня, вер­но под­ме­тили: «Все те­чет, все ме­ня­ет­ся». В гор­ды­не сво­ей ты да­же не за­меча­ешь этих пе­ремен, мой маль­чик. Ах, Ан­ту­ан, - он уко­риз­ненно пог­ро­зил д'Арнье паль­цем. - Лжец, хан­жа и ли­цемер. То есть уче­ник, дос­той­ный сво­его учи­теля. Ты зас­тавля­ешь мое ста­рое сер­дце по­нап­расну вол­но­вать­ся и лжешь мне в гла­за. Я сер­дит на те­бя, и ты зас­лу­жил на­каза­ние. Во-пер­вых, на эти три дня те­бе зап­ре­ща­ет­ся по­кидать дво­рец. Пусть месье Мо­ран спо­кой­но тру­дит­ся над пь­есой, а не бол­та­ет­ся по ули­цам в тво­ей ком­па­нии. Во-вто­рых, ког­да он ее за­кон­чит и при­несет сю­да - я от­ве­ду те­бе в ней роль. Я по­думаю, ка­кую имен­но. Но да­же не на­дей­ся от­си­деть­ся в сто­роне, при­киды­ва­ясь треть­им сле­ва ду­бом или не­мым страж­ни­ком.

- Толь­ко на это и дос­та­нет мо­их та­лан­тов, - опе­шил д'Арнье. - Мон­сень­ор, от ме­ня на сце­не ни­како­го про­ку, вы же са­ми прек­расно это зна­ете!

- Знаю. Но я так­же не раз ви­дел, как оча­рован­ная пас­тва во все уши вни­ма­ет тво­им про­пове­дям, и знаю, что свя­щен­ни­ка и ак­те­ра по­рой раз­де­ля­ет все­го один шаг, - хмык­нул де Лан­саль­як. - Твой юный при­ятель бу­дет ста­рать­ся не за страх, а за со­весть. Бо­юсь, в го­ряч­ности сво­ей он ис­кром­са­ет нес­час­тную пь­есу вдоль и по­перек. Не­уже­ли ты ра­зоча­ру­ешь его? Сту­пай, сын мой, и по­раз­мысли над тем, во что ты пы­та­ешь­ся прев­ра­тить свою жизнь. За­дай се­бе воп­рос: сто­ит ли месье Мо­ран то­го?

«Он сто­ит все­го, что у ме­ня есть - жаль, что есть у ме­ня нем­но­го…»

Шарль мол­ча прек­ло­нил ко­лено пе­ред ар­хи­епис­ко­пом, на­рочи­то-поч­ти­тель­но кос­нувшись гу­бами пас­тыр­ско­го перс­тня. В зо­лотом све­те жи­ран­до­лей, ук­ра­шав­ших гос­ти­ную, он по­ходил на ар­ханге­ла с цер­ковно­го вит­ра­жа, хо­лод­но­го и ве­лико­леп­но­го. Лишь отой­дя по ко­ридо­ру на дос­та­точ­ное рас­сто­яние от гос­ти­ной и убе­див­шись, что на­ходит­ся в оди­ночес­тве, д'Арнье поз­во­лил се­бе рас­сла­бить­ся - бе­зуп­речные чер­ты ис­ка­зила гри­маса ярос­ти. Ста­рому коз­лу не от­ка­жешь в про­ница­тель­нос­ти. Его пре­ос­вя­щенс­тво прек­расно все по­нял и ре­шил по­заба­вить­ся, све­дя ак­те­ра и одер­жи­мого им свя­щен­ни­ка на од­ной сце­не. А он, Шарль д'Арнье, до­пус­тил ро­ковую ошиб­ку, за­быв, ка­кой хит­рой ли­сой мо­жет быть его прес­та­релая эми­нен­ция. Пусть у де Лан­саль­яка уже дав­ным-дав­но ни­чего не вста­ет, это от­нюдь не сде­лало его глуп­цом и не ме­ша­ет ему лю­бовать­ся чу­жими страс­тя­ми. Иг­рая людь­ми, слов­но фи­гура­ми на шах­матной дос­ке судь­бы, пе­рес­тавляя их по сво­ему ус­мотре­нию.