Страница 23 из 69
- Думаю, вы и впредь будете спать с мужчинами, - тихонько хмыкнул Шарль, - потому что вам бесподобно удается... принадлежать. Не становиться безгласной тенью, но вызывать ненасытное желание обладать вами, обрести ценный трофей и запереть его в золотой клетке. Вы будете ускользать, как песок меж пальцев, но игра «уйди - останься» в вашем исполнении доставит удовольствие и вам, и подлинному ценителю.
Франсуа скосился на него с удивлением и опаской, поэтому Шарль не стал и дальше пророчить будущее маленькому месье Морану, а перешел к рассказу о своем прошлом.
- Разумеется, в юных годах я представления не имел, что сделаюсь мужеложцем. Но, как говорится, человек предполагает… В ту пору - а было мне около четырнадцати лет - я обучался в колледже. Вы счастливец, Франсуа, вы не представляете, что это такое: запереть в четырех стенах две сотни подростков и дюжину взрослых мужчин, не предоставив им иного занятия, кроме зубрежки и молитв.
- Верно, не представляю. Но догадываюсь, - Франсуа поджал ноги, обхватив их руками и положив подбородок на колено. Он еще не решил, как отнестись к услышанному «пророчеству» - но вкупе с тем, что он узнал о себе и тем, о чем смутно догадывался раньше, картина получалась несколько настораживающая. Принадлежит и является трофеем обычно женщина, а какая из него трепетная девица - он любит выпить, и подраться под настроение, и отмочить какую-нибудь каверзу... Но Шарль так произносил слова «обладать вами», что Франсуа невольно начинал гордиться собой - хотя и понимал, что особой его заслуги в этом нет, скорее, это вина смазливой мордашки и молодости. - Монастыри, колледжи, работные дома, тюрьмы, в общем, любые места, где нет и не предвидится ни единой женщины - это жутковато. Не хотел бы я оказаться в подобном заведении, быстренько бы начал искать способ удрать... Но вам, как я понимаю, побег совершенно не светил. Что же случилось дальше, вы приглянулись кому-то из почтенных наставников, да-а?
- Не так сразу, - д'Арнье пристроил поудобнее подушку за широкими плечами. - Я был скверным учеником - точнее, учился я хорошо, но никак не был «подобен трупу в руках воспитателя». Пререкался, обижал слабых, насмехался над тупыми, но чванливыми... за что был порот практически каждую субботу. Заходишь к дежурному наставнику, сам подаешь розги, сам раздеваешься и ложишься, а по завершении благодаришь за вразумление. Благодарить-то я благодарил, но ни добрее, ни скромнее от этого не становился. Единственное, чему меня это научило - не попадаться. Я стал аккуратнее и делал пакости исподтишка. Так вот, к тому времени, когда мне стукнуло четырнадцать, я почти достиг совершенства в умении заметать следы, и почти забыл, каково оно - быть наказанным. Не буду пересказывать суть проделки, но на сей раз я попался - с попустительства одноклассников, которым изрядно надоело наблюдать, как я выхожу сухим из воды, - Шарль замолчал, припоминая неприятные подробности.
- С таким характером и такими манерами вы точно не пользовались любовью однокашников, так что неудивительно, что они поспособствовали вашему падению, - понимающе кивнул Франсуа. - Ваша иллюзорная броня неуязвимости разбилась вдребезги, вам предстояло ответить за все. Заодно на провинившегося шкодника навешали бы чужие грешки - должен же кто-то за них ответить. Вас с нетерпением ожидала словесная выволочка от господ преподавателей и целое ведро свежевымоченных розог?
- Воистину так, - кивнул д'Арнье. - Хуже всего было, что я чувствовал себя таким униженным, как никогда раньше. Пороть меня должен был один из старейших преподавателей. Прежде мне не случалось попадаться ему под руку, но лупил он так, что мальчики потом отлеживались в лазарете. Что же, я по обычаю заголился, улегся и стал с ужасом ждать своей порции розог. Когда же он стал хлестать скамью, я подумал, что старикан спятил, но он хорошо знал, что делает... Отсчитав по деревяшке все, что мне было положено, он, как вы догадываетесь, наклонил меня над этой самой скамьей и сделал, что хотел, пока я орал благим матом, да так, что меня в дортуарах слышали.
- Орать-то орали - да только от боли... или от удовольствия? - не удержался от ехидной реплики Франсуа. - Позволю себе робкое предположение - вам понравился процесс. Мне трудно представить, чтобы обычный подросток после подобной выволочки воспылал неудержимым желанием вновь подвергнуться подобному наказанию - а что-то подсказывает мне, что так и произошло. То, что вызвало бы отвращение у обычного мальчишки, вам, наоборот, пришлось по душе. Почему?
- Я орал от стыда, Франсуа, - Шарль покачал головой, - от уязвленной гордыни. От сознания того, что на меня нашлась управа. Я клялся себе, что отныне стану тише воды, ниже травы, и меня в самом деле не наказывали - с месяц или около того. Я десятой дорогой обходил почтенного наставника... И все же мне было любопытно - а что, если вставляешь ты, а не тебе? Мне не составило труда найти себе жертву, которую я угрозами и посулами заставил лечь под себя. Он был очень красивый мальчик, настоящий ангел - его звали Себастьяном... С ним я и понял, как хорошо это может быть. Он, разумеется, не получал такого удовольствия, как я, и поспешил признаться во всем на исповеди, надеясь, что его спасут, - Шарль чуть скривил губы.
- Но ему это не помогло? Скорее всего, ему не поверили, - предположил Франсуа. У него почему-то не получалось осудить Шарля д'Арнье за его юношеские похождения: тот был таким, каким явился на свет, и следовал велениям своей природы. - Бедолага до завершения колледжа оставался вашим амантом поневоле?
- Ему это не помогло, а навредило, - Шарль откинул голову, будто опасался, что Франсуа прочтет по его лицу нечто такое, чего великолепный господин д’Арнье стыдился по сей день. - В число попечителей колледжа входил один знатный и богатый господин, охочий до юных трепетных мальчиков. Нас с Себастьяном представили ему как весьма способных и многообещающих выпускников. Мы отправились погостить в его имение, где собралось блестящее общество - от позолоты резало глаза. И они велели нам - мне - заняться любовью посреди банкетной залы, под смех и комментарии...
- Вы это сделали? - сочувственно прошептал Франсуа, протягивая руку, обнимая Шарля за шею и бессчетный раз поражаясь гладкости и теплу его кожи. Живое воображение охотно нарисовало ему непристойную картинку сплетающихся мальчишеских тел - отчего-то на ковре темно-багрового цвета с мелким золотистым узором. - О Боже, Шарль... - он подался ближе, прижавшись щекой к широкому и твердому плечу д'Арнье. - Вот так мы взлетаем и падаем. Наверное, мне не стоило заводить этот разговор - но я не подозревал…
Шарль бережно погладил его по волосам, благодаря за жест сочувствия.
- Прежде я никому об этом не рассказывал, а следовало бы. Иногда мне кажется, что исповеди придумали не напрасно... так вот, я это сделал. Я впервые был нежен и осторожен со Себастьяном, назло всем им, а он все равно вырывался и плакал, а под конец просто сомлел. Его унесли в спальню, я же оставался в гостиной до утра, и гости тискали меня, как живую игрушку. Я сумел понравиться, меценат колледжа желал видеть меня всякий раз, как навещал свое имение, а это случалось частенько. После того случая я больше не трогал Себастьяна, хватало развлечений и без него - но до меня дошли слухи, что по завершении обучения мой ангел покатился под откос, став дешевой давалкой... Мой господин не был скуп или чрезмерно жесток, я привык выполнять его капризы не без удовольствия для себя. Он покровительствовал мне около четырех лет, до той поры, пока я не стал бриться чаще одного раза в полгода - тогда он счел меня слишком старым для своей постели. Мы расстались - он был так любезен, что дал мне несколько рекомендательных писем и представил влиятельным знакомым. У меня началась своя жизнь.