Страница 21 из 69
«Я словно сосуд, он пьет из меня, пока не оставит ни капельки, даже на самом дне...»
Франсуа не удержался, оторвав руку от медного изгиба изголовья и прижав ее ко рту. Не кусаясь, но накрепко втиснув костяшки в губы, перекрывая дорогу иступленным воплям - ему хотелось кричать, ему до ужаса хотелось кричать, пока он не сорвет голос. Шарль, как и обещал, испил его, как выдержанное вино или волшебное зелье, теряя голову от ощущения власти над этим драгоценным источником, злоязычным и отзывчивым, как струна, месье Мораном. Сглотнув последние вязкие капли, д'Арнье тяжело уронил голову ему на бедро, будто захмелев от вкуса его семени.
Опустошение и облегчение выплеснулись не только семенем, но и слезами. Украдкой Франсуа вытер тыльной стороной ладони намокшие ресницы, не желая ни двигаться с места, ни говорить, ни шевелиться. Только лежать вот так, ощущая теплую тяжесть прижавшегося к нему Шарля и осторожно поглаживая его рассыпавшиеся волосы, густые и мягкие, как звериная шерсть.
- Лев и лилия, - образ вспыхнул в голове, непрошеный и незваный, как большинство его удачных находок. Франсуа Моран знал, что теперь не избавится от двух этих намертво связанных слов, пока не найдет им достойного обрамления и оформления, не заключит в золотую витую рамку своих фантазий и ритмичных строчек. - Это мы. Лилия и лев.
Шарль выразил свое восхищение богатством воображения Франсуа, потеревшись щекой о его бедро и неразборчиво проурчав нечто благосклонное. Он и в самом деле походил на пресыщенного хищника, тяжкой лапой придавившего к земле добычу - сам больше не хочу, но не позволю посягнуть никому другому.
- Я словоблуд, да-а? - жалостливо поинтересовался Франсуа, пропуская между пальцами намокшие от испарины локоны Шарля. - Ничего не могу с собой поделать, это... - он пожевал губами, подбирая нужные слова, - это сильнее меня и никогда не интересуется, в уместный момент или нет оно вознамерилось посетить мою голову. Я знаю, у меня пока не слишком хорошо получается... но рано или поздно получится, потому что я их иногда слышу - голоса внутри меня, и то, о чем они болтают, и когда поют... - он смущенно фыркнул, приглашая д'Арнье посмеяться над своей болтовней и понимая, что тому вряд ли интересно, что творится в голове у его юного любовника. Франсуа с рождения нравилось играть словами и мечталось оставить на память о себе нечто бОльшее, чем смутные воспоминания знакомых и надгробная плита с именем.
С глубоким вздохом, больше напоминающим сытый рык потягивающегося зверя, Шарль передвинулся повыше, обнял Франсуа так, чтобы его влажная от слез щека прижалась к поблескивающему испариной плечу д'Арнье.
- Я понимаю, - заверил он. - И то, что я говорил о ваших стихах на Фестивале, было правдой, от первого до последнего слова. Вы талантливы, месье Моран… Франсуа. Беспечны, милы, беззаботны, красивы - и возмутительно талантливы. Плоть от плоти этого края и его бьющей чрез край жизни. В былые времена вы точно стали бы странствующим трувором, обольстителем прекрасных дам и лучшим голосом Прованса.
- И очередной обманутый муж вздернул бы меня на воротах своего замка - в назидание неверной женушке и ее излишне восторженным подружкам, - рассмеялся Франсуа. Он свернулся под горячим боком Шарля, положив ладонь ему на грудь и пальцами ощущая сильные толчки сердца. - А ваше законное место было бы во главе отряда крестоносцев, носящихся по барханам, налево и направо рубя головы сарацинам во имя освобождения Иерусалима.
- Мне уже не раз говорили об этом, - с серьезным видом кивнул д'Арнье. - Иногда ночами я и впрямь начинаю верить, что родился не в том месте и не в том времени… но приходит утро и все расставляет на свои места. Не нам дано выбирать времена, в которые мы являемся на свет и дни, в которые мы умрем, - Шарль притянул Франсуа ближе, обнял руками и ногами, прижимаясь напряженным членом к его бедру. - Я все еще пугаю вас, месье Моран?
- Вы меня интригуете, - отшутился актер, слабо охнув - все-таки Шарль стиснул его слишком сильно. Извернувшись, Франсуа накрыл своими ладонями руки д'Арнье, словно замкнув вокруг него и себя незримую стену. Можно было не задаваться вопросом, желает ли д'Арнье продолжения игрищ - его тело говорило само за себя. Поколебавшись, Франсуа осторожно передвинулся: теперь чужое достоинство оказалось крепко притиснутым к распадку между его ягодицами, пугая и возбуждая своей близостью. Шарль шумно выдохнул над ухом: он не был святым, чтобы устоять перед столь откровенным искушением, и осторожно толкнулся внутрь.
- Ой, - еле слышно выдохнул Франсуа. - Ой.
«Сам вилял задницей и прижимался, теперь терпи. Ты ведь убедился - это не смертельно и не так уж болезненно, если только сам не сопротивляешься изо всех сил. Есть ли смысл корчить из себя нетронутую девственницу - после всего, что с тобой вытворяли?»
Он уткнулся лицом в раскрытую ладонь Шарля - так было легче. Расслабился, не подаваясь навстречу, но и не отдаляясь, просто ожидая и чувствуя, как чужая возбужденная плоть неспешно преодолевает сопротивление его собственной. Переждать, позволить Шарлю владеть им, думать о чем-нибудь отвлеченном...
- Сейчас будет хорошо, - хрипло пообещал Шарль, - еще немножко, сейчас...
Он целовал взъерошенный затылок, гладил плечи Франсуа, медленно, пядь за пядью, продвигаясь внутрь, пока не сообразил, что эта осторожность только причиняет партнеру дополнительное неудобство, и резким движением вбил себя до конца, притиснувшись теснее некуда. Будто они с месье Мораном были недостающими деталями головоломки, и вот их с усилием соединили, сложили вместе, шип в паз и зазор в зазор, и полюбовались на получившуюся фигуру - а что, недурно вышло…
Можно было не сомневаться - сейчас Шарль пребывал внутри него, целиком и полностью, все его немалое достоинство, разгоряченное и распиравшее Франсуа изнутри. Невольно хотелось напрячься, вытолкнув из себя мешающий посторонний предмет - и сжаться, удерживая его в себе, лаская собой, свыкаясь с его присутствием и правом Шарля д'Арнье поступать с дружком так, как ему заблагорассудится.
«Распутная вы все-таки тварь, мсье Моран, и с рождения испорченная...»
Признав сей печальный факт, Франсуа вспомнил, что человеку время от времени надо дышать, а он невольно затаил дыхание, пережидая финальный рывок-погружение Шарля. Верхняя губа невольно задралась, дрожа, как у рычащей собаки, он с невольным всхлипом втянул в себя воздух - ощутив себя нанизанным на чужое орудие, беспомощным и бессильным. Шарль обнимал его, не торопил, позволяя свыкнуться с положением и этой странной любовью, и спустя какое-то время Франсуа боязливо пошевелился, убеждаясь, что с ним все в относительном порядке.
- Вы настоящее сокровище, - д'Арнье до крайности умилили робкие попытки Франсуа ласкать его собой, отвечая. Его стремление явить себя не только красивым, но вопиюще неподвижным телом с узкой дырочкой, но чем-то бОльшим.