Страница 10 из 69
Шарль д’Арнье не понимал сам себя. У него имелись определенные планы на забавного юнца с несомненным поэтическим талантом - но в его планы отнюдь не входили длительные ласки и задушевные беседы. Что-то мешало ему незамысловато уткнуть Франсуа Морана носом в подушку и вынудить отработать каждое су из обещанных двухсот ливров, получая свое сладкое, запретное удовольствие. Он мог сколько угодно жестоко обращаться с месье Мораном - все равно актер, лишенный прав, никогда не осмелиться жаловаться. Мог поиметь парня и просто-напросто уйти, не расплачиваясь, а то и сдать Морана в руки городским жандармам, за распутное поведение и вымогательство.
Но ему хотелось обладать Франсуа - сознавая, что дарит удовольствие, а не причиняет боль. Именно с этой мыслью Шарль пристроился к трогательно оттопыренному задику и толкнулся внутрь.
- Ой, - тихо и жалобно выдохнул Франсуа, отчетливо осознав: шутки и заигрывания навсегда закончились. Он находится в чужой власти, высокомерный аристократ из Тулузы может творить с ним все, что вздумается. Шарль вталкивался в него, как мужчина входит в женщину, медленно, но верно преодолевая сопротивление плоти. Франсуа уже не обращал внимания на тягучую боль, замерев и думая лишь об одном: его берут, берут впервые в жизни, пусть и бережно, но ломая в нем что-то, сгибая и принуждая. Актер хотел зажмуриться, но не смог, тупо уставившись на казавшиеся огромными складки наволочки и простыней перед самым лицом, чувствуя, как из уголков глаз опять начинают течь невольные слезы. Д’Арнье у него за спиной сопел и возился, цепко удерживая его за бедра и неспешно, но упорно добиваясь своего. Уже не обращая внимания на то, что юнец обратился разобиженным бревнышком - Шарль и так слишком долго сдерживался, да и сейчас, несмотря на протесты плоти, жаждущей соития бурного и быстрого, держал себя в узде, не позволяя сорваться, взять с места в карьер и вколачивать себя в оцепеневшего Франсуа до кровавых звездочек перед глазами. Подсунув ладони под плоский живот Морана, Шарль рывком приподнял его с подушек навстречу себе, заставляя сложиться чуть ли не вдвое.
Подобного унижения Франсуа никогда прежде не испытывал, а сознание того, что он не в силах воспрепятствовать д’Арнье в его намерениях, только добавляло масла в огонь. Случайно Франсуа бросил взгляд на трельяж, разглядев сквозь пелену висящих на ресницах слез две слившиеся, нелепо дергающиеся фигуры.
«Боже, зачем ты так жесток со мной?..»
Он хныкал в такт рывкам Шарля, не замечая этого, кусая пальцы, чтобы не разрыдаться в голос, уносимый режущей и усиливавшейся с каждым мгновением болью между ног. Не подозревая о том, как злится сейчас д’Арнье - на себя, за то, что слишком деликатничал, позволив месье Морану вообразить себя чем-то особенным, нежели заурядная шлюшка мужского полу. Скулеж Франсуа доносился до Шарля сквозь шум крови и неистовое биение сердца, а при одной мысли о том, что мальчишка надеялся на снисхождение, д’Арнье ударился в него резче, чем прежде.
Толчок оказался слишком сильным. Руки подломились, Франсуа проехался лицом по скомканным подушкам, утратив без того шаткое равновесие и вскрикнув. Еще мгновение - и он точно бы завыл, умоляя д’Арнье прекратить экзекуцию. Черт с ними, с деньгами, не нужно ему никаких денег, он уедет, спрячется, промолчит, лишь бы забыть об этом кошмаре... Он и вправду бы заорал - если б не загадочный, едва различимый отголосок наслаждения, сверкнувший, как монетка на дне глубочайшего из колодцев. Франсуа нестерпимо захотелось разглядеть призрачную монетку получше - а для этого требовалось стиснуть зубы и потерпеть. Ну хотя бы еще немного.
Актер попытался покрепче утвердиться на руках и коленях, чтобы не дергаться постоянно туда-сюда под сокрушительными толчками. Может, так будет легче? Может, ему повезет еще раз ощутить мимолетный экстаз? Ведь не может такого быть, чтобы телесные мучения совершенно ничем не вознаграждались...
Изумленный Шарль замер: неужто юнец сумел совладать с собой? Когда-то его самого постигло это откровение - ответная страсть способна родиться даже из боли, когда она переплавляется в горниле чувств в наслаждение, в ненасытимую жажду... и следующим его движением был уже не рывок, но обманчиво-плавное скольжение наружу... внутрь - снова резко... обратно - медленно и осторожно... Шарль целовал курчавый затылок Франсуа, плечи, спину, ободряя и поощряя, не доверяя обманчивому первому впечатлению. Если месье Моран способен не только покорно принимать и подставляться чужим страстям, но полноценно отдаваться… Тогда его цена неизмеримо больше жалких двухсот золотых!
От слез и застилающего сознание багряного тумана Франсуа почти ничего не соображал - пока к нему не пробилось ощущение того, что с ним больше не обращаются, как с бесчувственной куклой, вещью для удовольствия. Что-то изменилось, д’Арнье двигался в нем по-другому: словно бы он, Франсуа, обратился в водоем, и Шарль с размаху нырял в него, быстро и глубоко, томительно-неспешно поднимаясь на поверхность и всякий раз беспокоя дремлющую загадку в глубинах. Тело Франсуа начало жить независимо от разума, ища способ поскорее пробудить непонятную тайну в замкнутой ракушке. Прогнуться в талии, пошире развести колени, расслабиться, поймать ритм чужих движений... осторожно податься навстречу, чувствуя тепло прикосновений губ Шарля, его тяжелое дыхание подле самого уха, его горячее тело, нависшее над ним - как зверь нависает над добычей.
- Умница, - прошептал Шарль, - молодец, вот так, правильно...
Он сосредоточился на том, чтобы удерживать магический, завораживающий обоих ритм, отвлекающий от мыслей обо всем, кроме грядущего удовольствия. Ни боли, ни нетерпения - одно только мерное покачивание вверх - вниз, словно они лежали не на постели, а на морской глади. Еще и еще раз, медленно и уверенно.
- Как... удивительно, - онемевшими губами выговорил Франсуа. Его влекло куда-то, как течение реки увлекает малую лодку, оцепенение постепенно уходило, и даже боль сгинула. Воздух стал насыщенно-влажным, как перед приближающейся грозой, и ему самому было жарко, так невыносимо жарко... Слезы высыхали, он учился двигаться так, как было приятно Шарлю и ему самому, а потаенное местечко в глубине тела билось маленьким растревоженным сердцем. Он не удержался, застонав не от терзающей изнутри боли, но от подступающего к горлу наслаждения, выдохнув имя невольного любовника:
- Шааарль... Мне хорошо, правда... очень... так и должно было быть?
- Да, - выдавил совершенно исстрадавшийся Шарль. Признание месье Морана с лихвой окупило все предшествующие жертвы. А кроме этого, он наконец получил моральное право на свое удовольствие, поэтому движения его снова ускорились. Сделав еще несколько мощных толчков, Шарль обрел желанное освобождение.