Revenge

— Дик!.. — привычные звонкие нотки уже пронизывают каждое твоё слово. 

А сейчас я на пятках разворачиваюсь и вопросительно поднимаю бровь. 

— Тебя не было последнее время… 

Или наоборот? Ты, Майя, всегда была жадной, непомерно жадной, но сейчас, потеряв всё, как никогда раньше не уверена в себе. И моей дорогой Кэти, которая всегда защищала, теперь рядом нет. 

— Нет, но… ты раньше… Я хотела бы, то есть… Ты можешь приходить, когда захочешь!

Я — твой кислород, Майя? 

Хочу уйти, но ты своим почти криком останавливаешь.

Подслушивала, вот как. Значит, согласна быть собачонкой, заменяющей мне Кэти? 

Жмуришься, но не противишься.

С притворным вздохом ухожу, и ты никак не можешь видеть довольной ухмылки, не сползающей с лица всю дорогу до кофейного автомата.

И даже не так сильно накрывает, как я ожидал. 

Тонкий аромат кофе щекочет ноздри, насмехается. Не наркоман, как же. А это не седьмая кружка за день. 

Когда я наконец поднимаюсь на четвёртый этаж, родителей Майи уже нет, но у палаты стоят два офицера. Значит, пришло время для разговора. Или нет.

— Сколько раз я вам говорил, что мисс Коул сейчас нельзя беспокоить по пустякам?! — Оказывается, врачи тоже могут быть пугающими.

— По-вашему, следствие — это пустяки? Наказать виновных — это пустяки? — и без того высокий голос срывается на писк, что совсем не вяжется с его вытянутой фигурой. 

— Если бы это хоть как-то помогло мисс Коул выздороветь, я бы сам первый её допросил. Но вы хоть сто раз их засадите, того, что они сделали с ней, это не изменит. 

— Но мисс Коул уже практически здорова, я слышал, её родители даже настаивают на выписке!





— Физически — возможно. Но не душевно. Её психологическое состояние крайне нестабильно, и будь моя воля, она бы осталась здесь ещё как минимум на три месяца. Не думаю, что её родители понимают, что делают. 

Тело поддаётся импульсу, и я буквально разрываю пространство между продолжающими препираться мужчинами, закрываю дверь палаты с другой стороны на замок. 

А я с трудом подавляю желание замотать тебя в простыню и унести куда подальше. От не в меру дотошных врачей, от подглуповатых копов, от назойливых родителей. 

— Сегодняшняя порция. Чай забыл, извини. 

Полуоборачиваюсь и внимательно наблюдаю за каждым твоим действием. Рассеянная.

Спрашиваю про себя, не вслух. Слежу за дрожащими пальчиками, только с пятого раза подцепившими цветастую обёртку, за глазами, смотрящими куда угодно, но только не на меня. Справляешься с верхушкой и откладываешь её на коленку. Замираешь, когда я забираю её, чтобы облизать. Привычка, оставшаяся ещё от студенческой жизни с Лайэлом. Он всегда выбрасывает крышечки от йогуртов, десертов, варенья, а я не слишком люблю сладкое, и его доза на таких крышечках для меня самое оно. 

Совсем как кто? Совсем как Кэти?

— Да. 

Вокруг меня снова небо, затянутое тучами. Теперь уже смотришь прямо, не уводя взгляд. Нет, тебе не показалось, в моём голосе действительно издёвка. Не знаю, куда деть разочарование и злость, так что готовься.

— Дело в доме или в них? 

— И в том, и в том. С тех пор как ты стал приходить реже, они — чаще... Им стыдно смотреть тебе в глаза...

Совсем как у меня на тебя. 

Ты словно не здесь. Я чувствую жар твоей кожи, но ты далеко. Осторожнее, чем обычно, настороженней. Обдумываешь. Что? Причины моего поступка? Так резко изменившегося отношения? Или того, что это будет значить для тебя?

— Я была бы очень рада... благодарна, — поправляешь себя уже совсем тихо: мне приходится наклониться, чтобы расслышать. 

Да, я уже твой кислород, наслаждайся мной.