Страница 22 из 110
– Дальше.
– А дальше я услышала крики и побежала к нему. Он лежал на полу с перекошенным лицом, а в руке у него было письмо. Прибежала Марфа, и я приказала ей отправить Клима за доктором. Пока она отсутствовала, я прочитала, что было в том письме, и пришла в ужас: ведь ничего подобного я не писала и не посылала. Поэтому, когда Рейль спросил меня про потрясение, которое могло свести мужа в могилу, я солгала, что ничего не было. Но потом поняла, что Клим знает про письмо, созналась и отдала его полицейским.
Опять повисло молчание: было ясно, как день, что обман Татьяны Юрьевны преподнесут, как хорошо продуманный коварный замысел. Мне показалось, что наше положение ещё хуже, чем его обрисовал господин Ильский.
– Значит, – не отступал Измайлов, – вы не знаете, кто мог послать это письмо?
Оленина прикусила губу:
– Нет. Это чудовищно. Мне страшно представить, что было бы, если б Павел Сергеич выжил и потребовал от меня объяснений. Куда бы я от него ушла? И – к кому?..
Измайлов в раздумье разглядывал край шали, который терзали женские пальцы:
– Что вы скажете о слугах?
– Слугах? – переспросила она недоумённо.
– Да, Татьяна Юрьевна. Показания этих, на первый взгляд, незаметных людей могут решить вашу судьбу. Пётр Евсеич рассказал, что они не собирались помогать вам выпутаться из этой истории.
Казалось, вопрос застал её врасплох.
– Марфа следит за хозяйством и помогает мне одеваться, Клим выполняет мужскую работу по дому, он и дворецкий, и камердинер Павла Сергеича… Марфа с Климом давно в доме и преданы хозяину. Возможно, им что-то не нравится во мне, но они – слуги, и никогда не позволяют себе показать своё недовольство. Марфа ведёт учёт денег, потраченных на хозяйство, а мой муж её проверяет… проверял. В настоящее время, она по моему указанию приходит в крепость и передаёт кое-что из вещей.
Оленина вдруг оживилась:
– Недавно случился казус: я попросила принести вышивку, чтобы занять себя, и Марфа принесла, но начальник караула запретил иголки, потому что они могут послужить «орудием убийства». Он сказал это на полном серьёзе!
– Штабс-капитан Гончар? – спросил я тихонько.
– Да, – радостно отозвалась Татьяна Юрьевна и сразу помрачнела:
– Марфа в тот раз рассказывала о похоронах. – Меня не отпустили на похороны мужа.
– А кто сейчас распоряжается имуществом вашего мужа?
– Константин. Это же естественно – он самый близкий родственник.
– И первый наследник после вас, так?..
Оленина замерла и почти шепнула:
– Так...
– Скажите, пожалуйста, – вкрадчиво начал Измайлов, – кто вам покровительствует?..
Татьяна Юрьевна гневно сверкнула глазами:
– Что вы имеете в виду?
– Вы попадаете в непростую камеру, вам разрешают долгие свидания, вы пользуетесь всеми привилегиями, которые есть у примерных заключённых, но самое главное – информация об убийстве вашего мужа не попадает в газеты! Единственно возможный вывод: у вас есть влиятельный покровитель.
Что-то промелькнуло в её глазах, но она только вздохнула:
– Стоит женщине спокойно провести дни, оставшиеся до ужасного суда, и её тут же обвинят в какой-то связи.
– Не в связи, – погрозил пальцем Измайлов, – я всего лишь утверждаю, что кто-то вас оберегает от тягот острога…
– Я не понимаю, – нахмурилась Оленина. – Возможно, это просто счастливое совпадение или благородное обращение офицеров караула. Вы не там ищете, вы ошибаетесь, Лев Николаевич.
– Я ошибаюсь?.. Ни ваш муж, ни господин Гарелин не могли рассказать вам, чем я на самом деле занимаюсь. Павлу Сергеичу я сообщил, что иногда помогаю с личной охраной, а с Гарелиным говорил только о скачках. Только ваш добрый всезнайка-опекун мог посоветовать обратиться ко мне в исключительном случае.
Измайлов вроде бы совершенно припёр даму к стенке, но она вывернулась в чисто женской манере:
– Значит, кто-то из знакомых однажды рассказал мне о вас. Согласитесь, что сейчас – исключительнейший случай в моей судьбе!
Даже мы с Ильским понимали, что Оленина скрывает от всех имя покровителя, и ждали, что скажет Лев Николаевич.
Потерев подбородок пальцами, он медленно произнёс:
– Если вы так же будете отпираться во время судебного заседания, –восстановите против себя и присяжных, и судью.
Вы не поверите, но она – усмехнулась:
– Ни один присяжный не спросит, кто мой покровитель.
Измайлов что-то собрался сказать ей в ответ, но потом передумал:
– В ближайшее время мы должны осмотреть вашу квартиру. Всю. Поэтому у меня к вам большая просьба: напишите Марфе записку и прикажите открыть перед нами все двери.
Пётр Евсеич, могу я попросить у вас карандаш и небольшой листок для Татьяны Юрьевны?
– Безусловно, – Ильский повёл по воздуху левой рукой и, выхватив из портфеля чистый лист, положил его на стол и аккуратно прижал карандашом.
Наша дама взяла карандаш и принялась писать каллиграфическим почерком. Мы следили за тем, как она создавала шедевр: в написанных ею словах яркие твёрдые линии чередовались с тончайшей паутиной связок, а заглавные буквы были разукрашены фантазийными завитками, благо мягкий карандаш Ильского послушно исполнял все прихоти автора. Обычное письмо барыни к служанке выглядело как поздравление Великого Князя или Великой Княжны ко дню тезоименитства. На деле оно имело такой вид: