Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 27

— Зачем он хотел тебя увидеть? — Катя на всякий случай взяла Иона за руку, и тот тихонько ее пожал в ответ. — Да еще в темноте. Может быть, ты и веришь ему, но я пока не очень…

Александр ухмыльнулся и картинно закатил глаза, кажется, оправдываться он явно не собирался.

— Сейчас мы все тебе объясним, — ответил Тин. — Надо только доделать кое-что, и чем быстрее, тем лучше…

Катя, изнывая от любопытства, присела на подлокотник дивана, а парни уже втроем уселись вокруг коробки с техническим мусором и в шесть рук принялись рыться в ней. Горка отсортированных деталей на полу росла, судя по всему, они точно знали, что делали.

— Вот же он! — воскликнул Тин, вытаскивая из коробки зеленый, блистающий гранями камень. — Ничего себе закопался. Я хоть и знал, что он здесь, но волноваться уже начал. Ведь без него ничего не получится.

Катя инстинктивно потянула на себя скомканный плед и надела его себе на голову.

— Ты чего? — удивился Тин, который как раз в этот момент поднял взгляд от коробки и застал эту странную пантомиму.

— Холодно, — буркнула девочка, расправляя ткань и заворачиваясь в нее. Холодно пока еще не было, поэтому она почти мгновенно покрылась капельками пота. Но, возможно, виной тому была не жара, а стыд…

Она старалась не смотреть на них, но когда посмотрела, то увидела, что Тин и Александр продолжают рыться в деталях, а Ион смотрит на нее. Смотрит и улыбается. Встретившись с ней взглядом, он кивнул, и Катя поняла, что он знал с самого начала. Знал и молчал, давая ей шанс все исправить.

Наконец отбор деталей был завершен, Тин убрал ткань, закрывающую станки, и Катя, хотя ничего не понимала в инженерной науке, поняла, что за станками этими часто работали и тщательно ухаживали за ними. Она с трудом могла представить, что можно изготавливать с их помощью, но хромированные детали были начищены до блеска, поверхности сияли чистотой, а реле, как только Тин щелкнул тумблерами, подключая электричество, исправно заработали.

Катя поняла, что это далеко не конец, придется еще долго сидеть и ждать, ждать и сидеть… Поэтому она тихонько ускользнула, мысленно пообещав Иону вернуться.





Учебники по-прежнему были разложены на столе. Катя взяла ручку, а потом, подумав минуту, вырвала из тетради по математике лист в клеточку. Почему-то листы в клеточку нравились ей гораздо больше, чем листы в строчку — эти прямые линии были дорогами, ведущими только в одном направлении, ограниченные сверху и снизу, они мешали творить. Другое дело листы в клетку — казалось, что они прятали в себе множество измерений, и можно было идти по ним и вверх, и вбок, и вглубь.

И вот она вырвала лист, мгновение смотрела на него, а потом, лишь коснувшись кончиком ручки бумаги, стала писать так быстро, что рука едва успевала следовать за мыслями.

«Девочка стояла в кромешной тьме, держала за руку своего друга и силилась рассмотреть хоть что-то…»

Она писала и писала, лишь иногда останавливаясь, чтобы перевести дыхание. И в такие секунды Катя думала: «Зачем я это делаю? И кто это прочитает, кроме меня? И написано-то как-то коряво…» Но история отказывалась оставаться внутри, она хотела быть записанной. А зачем, для чего — так ли уж важно? Оказывается, писать книгу — вот она самая огромная радость в жизни. Почему она раньше не подозревала об этом?

Катя очнулась лишь тогда, когда ворох листов был исписан и сложен стопочкой на столе. Девочка мимолетно подумала о том, что, наверное, надо было бы просто взять чистую тетрадь и начать писать в ней, а не терзать тетрадку по математике, которая к этому моменту стала совсем тоненькой. Но осознание того, что в тетради только определенное количество пустых страниц, давило. Вдруг, заполнив все-все страницы, она больше ничего не сможет придумать? Ей надо было знать, что страницы никогда не закончатся! И что всем историям, которые до поры до времени дремлют в ее сознании, найдется место…

И кстати, куда девался тот холод в груди, к которому она так привыкла, что почти перестала ощущать. Почему так весело и легко? Это было непривычно, но прекрасно! Катя вдруг захотела прыгать от радости, сама не понимая, что это за радость и откуда она взялась. Она только совершенно точно знала, что теперь радость никуда не денется от нее.

И радости было так много, что немедленно захотелось поделиться ей. Поэтому девочка заглянула в комнату к бабушке и, увидев, что она не спит, присела рядом и взяла ее за руку.

— Что, Катюня? — удивилась бабушка. — Что-то случилось?

— Ничего, бабушка. Просто захотелось посидеть с тобой…

— Ох, Катенька! Как я рада! А то ведь сил нет с тобой рядышком присесть, поговорить, как раньше. Только вот вечером набираюсь силенок, чтобы с твоей мамой побеседовать. Но это нужно… Отвлекаю ее, грустно ей сейчас очень, понимаешь? А ко мне ты не идешь, да я все знаю — что со стариками беседы-то вести… У молодых совсем другие заботы… Ну, что же мне тебе рассказать? Никаких событий у меня сейчас. А хочешь, расскажу, как мы в детстве через поле в школу ходили? Четыре километра и в дождь, и в снег… Или неинтересно?