Страница 1 из 27
…Но страсть и волю мне уже стремила,
Как если колесу дан ровный ход,
Любовь, что движет солнце и светила.
Данте "Божественная комедия"
Каждый день, возвращаясь домой из школы, она шла так медленно, как только могла. Дорога была знакома до мельчайших подробностей, и если бы она закрыла глаза, то, кажется, продолжила бы видеть даже сквозь закрытые веки и эти пучки пожухшей прошлогодней травы, выглянувшей на поверхность после того как снег почернел под лучами неяркого, но усердного солнца, и стены гаражей с облупившейся краской, и ряды колючей проволоки, отделяющей дорогу от территории ПТУ. По ту сторону валялись огромные катушки с намотанными на них проводами, ящики, стрела крана лежала на боку, и никто никогда не стремился установить ее ровно.
Она шла, не поднимая головы от дороги, глядя на носки своих стареньких коричневых ботинок, которые ступали в грязь, но даже не задумывалась о том, что пачкает их, и мама, уставшая после работы, снова будет ее ругать и попросит вымыть обувь. Но обувь никто не вымоет ни в этот день, ни в следующий, потому что мама устала, бабушка болеет, а самой Кате все равно.
Она шла и шептала, как заклинание: «Пусть меня ждет дома нечто чудесное! Пожалуйста, пожалуйста!»
И каждый раз, когда заканчивались гаражи и дорога выводила ее к открытому участку, она смотрела на окна своей квартиры, полускрытые тоненькими молодыми березами, и силилась рассмотреть за стеклом отголоски того чуда, которое непременно, именно сегодня, ждет ее дома. Но окна не хотели намекать, охраняя тайну. И она вдруг невольно ускоряла шаг, чтобы не упустить это чудо, которое, быть может, не будет ждать ее бесконечно. Чудеса — они такие, только держи!
Катя не знала, чего именно ждет ее. Но это должно было быть что-то, от чего сладкая радость разольется по всему телу, и станет жарко, и не будет хватать воздуха от того восторга, что наполнит ее…
Сначала она думала, что этим чудом должен быть ее папа. Она зайдет в квартиру, и бабушка, нарядная и бодрая, совсем не та, в которую ее превратила болезнь, встретит ее у двери и воскликнет:
— Катюша, ты посмотри, кто приехал!
А папа сидит в это время на диване в комнате, улыбается и кивает. Он скажет: «Поехали со мной на море!» или «Посмотри, вот билеты в цирк!», или «Побежали в кино, чернобровка!» И Катя повиснет у него на шее, счастливая, как тысяча маленьких поросят. Это папино выражение про «тысячу маленьких поросят». Потому что Катя, когда сильно смеется, то хрюкает, а от этого смеется еще сильнее, и еще больше хрюкает…
Но папа так и не приехал. Катя слышала его голос по телефону дважды в год: на свой день рождения и на Новый год. Но так как день рождения был в середине декабря, а Новый год наступал уже спустя две недели, эти два события в ее сознании объединялись в одно. Тем более что разговор с папой шел словно по одному сценарию.
— Как дела, доча? — спрашивал он. Катя иногда отвечала на этот вопрос, иногда молчала, папа этого не замечал. Голос его всегда был бодр, свеж и полон энергии. Папа всегда был полон энергии, ему все удавалось. Все его, даже невозможные на первый взгляд желания, сбывались словно по мановению волшебной палочки. Вот хочет папа мотоцикл, и через неделю у него мотоцикл, хочет папа поехать в Швейцарию, и через несколько дней уже там. У него была счастливая жизнь, у папы. Жалко, что он совсем не хотел поделиться этой удачливостью с Катей. Ей бы совсем немножко…
— Как там бабушка? — задавал папа следующий вопрос. Про маму он не спрашивал никогда, но с бабушкой у него всегда были хорошие отношения.
— А что тебе подарить? — спрашивал он напоследок. Обычно, услышав пожелания, он энергично соглашался, прощался, обещал перезвонить в ближайшее время. И никогда не перезванивал. И подарков не присылал.
Постепенно Катя поняла, что папа это не то чудо, которого стоит ждать.
Но ведь в этом мире обязательно должно быть что-то, что заполнит ее сердце тягучей радостью. И это что-то обязательно случится. Постучится к ней в дверь. По-свойски расположится на диване, попивая чай и ожидая ее, Катю. Знать бы еще, что это… Кто это…
Она нажала кнопку звонка на двери, ожидая услышать шаркающие шаги бабушки. Бабушка не была еще стара, но была очень и очень больна. И если раньше, Катя еще помнит те времена, бабушка, встречая ее из школы, расспрашивала о том, как прошел день, шутила, поправляла Катины тоненькие хвостики, ставила греть чайник, и пока он закипал, они с внучкой успевали обсудить множество интересных вещей, то сейчас она лишь улыбалась тенью своей бледной улыбки, шелестела чуть слышно:
— Катенька, детка, разогрей себе. Все в холодильнике.
И молча уходила в свою комнату. Ни Катина жизнь, ни ее шутки, ни ее тоненькие хвостики бабушку больше не интересовали.