Стокгольмский синдром

К чёрту всё, пусть она не сможет спасти Сисси, но она спасёт себя! Она мать двоих детей, она любимая жена своего мужа, надо думать об этом! Душа в горле отчаянный визг, она бросилась в свою спальню… Удар настиг её на пороге.

– Ванда! Сисси! Где Джосси? Что, чёрт возьми, произошло?

Встревоженное лицо Фрэнка – он ещё не понимает, не хочет верить, что произошло. Он примчался, услышав звон разбитого стекла – это высадила окно Амелииной комнаты Сисси, в отчаянном прыжке спасая свою жизнь. Она упала в каких-то двух метрах от них, израненная, окровавленная. А Джосси… Джосси осталась в доме. И боже, до конца дней теперь не забыть Ванде этот чёрный силуэт в окне. В том окне, из которого недавно выпрыгнули они с Амелией. Так вот, как выглядит он, оживший кошмар…

– Тётя Сара! Вы-то что здесь делаете?

– Я приехала к Кристине, меня вызвали… Что случилось, Сисси, боже! Вы попали в аварию?

– Можно и так сказать, тётя Сара. Что такое с Кристиной? Что-нибудь серьёзное?

– Пока неизвестно, я жду… Ты отцу уже сообщила?

– Конечно, тётя Сара, мы сообщили ему сразу, как только… Не волнуйтесь, всё хорошо, врач только что осмотрел меня, вправил вывих, а царапины… заживут они, куда денутся.

– Ничего себе – царапины… Боже, и я не могу дозвониться до Ноя, и Аксель не отвечает тоже, да что же это такое…

– Дядя Аксель занят, уж это вы мне поверьте, они с папой сейчас как раз… там… А за Ноя уж точно не волнуйтесь, он на тренировке, телефон отложил, ну как всегда. Я тоже в такое время не могу ему дозвониться, а потом он сам перезванивает. Сейчас он наверняка уже дома, спит без задних ног.

Подошли Ванда с Амелией, обе украшенные синяками и пластырями, Сара вымученно улыбнулась. Тревога скребла и скребла, и ещё тошнее было от того, что она не могла определить источника, средоточия этой тревоги.

========== 13 февраля ==========

– Итого – дурдом набирает обороты. Теперь у нас два женских трупа, с интервалом аж в 4 часа. С соответственно модифицированной надписью. «Ты плохая мать»… Будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю.

– Ну, почему Люси Уиллер плохая мать – даже объяснять не надо, да… На голубом глазу пыталась мне тут доказывать, что наркоту её сыночку проклятый убийца подложил, а то и мы сами, чтобы оболгать бедного мальчика… Плевать, что на пакете его отпечатки, отпечатки, видимо, тоже мы приделали… Последний её перл – попытки обвинить во всём Амелию Уайт. Не, ну не то чтоб она совершенно прямо не могла… Я даже сам, грешным делом, немного её подозревал. Всё-таки псих, со счетов сбрасывать не стоит… Но вот саму Люси Уиллер не убивала точно – она в то время была с Сисси и Вандой в больнице, это железно. Как, логично, не убивала она и Джоселин Коубел.

– Уиллер… сперва сын, теперь мать… Боюсь, если наш чёрный судия решил продолжить логический ряд и взялся карать родителей преступников – нам стоит выставить охрану у дома Тайлеров. Но Джоселин Коубел… Её старшему 15, и пока ни в чём дурном он замечен не был. Ломается к чёрту вся гипотеза… И ломается к чёрту вообще всё, что мы наработали. Придётся выпускать наших подозреваемых, вот теперь у них алиби железное, железнейшее. А мы опять у нуля. Мы что-то просмотрели, чёрт возьми, какую-то мелкую, но важную деталь. Дьявол побери, неужели это всё же Ханнигер, скажите мне, что это не так, разбудите меня!

– Он едва не убил мою дочь. Аксель, я только об этом и могу думать – он чуть не убил мою дочь. Я всю жизнь молил бога об одном – чтоб моя дочь не столкнулась больше никогда с таким кошмаром, чёрт возьми, почему бог не слышит моих молитв?

– Да, чувак, это ты клёво придумал – с костюмом…

– А то! Какая ж вечеринка без Гарри Уордена? Идея не совсем моя, правда… Но чо, дёшево и сердито… Ну, не совсем дёшево, всё-таки чуть не обосрались в этой шахте, грешным делом… Но дело того стоило, уверен. Намешаем ему как следует в пиво, как вырубится – переоденем… измажем как следует, кирку эту в руку вложим… Накса всё равно давно пора в расход пускать, толку с него никакого, того гляди, подведёт под монастырь… Вот и убьём двух зайцев. Как очнётся – скажем, так и так, замкнуло тебя, чувак… Теперь хошь не хошь, а либо мы помогаем тебе прятать труп и покрываем, либо…

– А настоящий убийца…

– Ой, да хрен с ним, разберёмся по ходу вальса, ладно? Какая нам вообще разница, нам шерифёнка обработать, остальное как-нибудь образуется…

– Мама, каким он был, отец?

Их никто не может слышать. Маленькая кафешка в больнице в этот час пуста, два дымящихся стаканчика кофе на столе. Амелии, конечно, совсем не холодно, но она греет пальцы о стакан. О стакан дочери, сплетая свои пальцы с её.

– Сперва, конечно, мне было ужасно страшно. Но страх нельзя испытывать долго, думаю, это ты даже читала… Человеческая психика просто не выдерживает, и начинает себя защищать… Наступает безразличие, привычка, или что-то ещё… Когда ты видишь смерть, вот так близко, и когда лишь какой-то миг отделяет тебя от неё… От смерти мучительной, ужасной… Становится важно только одно – ты избежала этой смерти…

13 лет назад

Мили Уайт глупой блондинкой, в общем-то, не была. Просто потому, хотя бы, что была чернокожей. Но можно было сказать, что все 16 лет жизнь её была совершенно обыкновенной и жила она, не напрягаясь. Средняя семья – отец, мать, брат, она. Отец автомеханик, брат собирается ему помогать, мать работает санитаркой в больнице. В школе всё тоже… Ну, средне. Ну, как у всех. Уроки, оценки, подружки, завистницы. Мальчишки, которые не прочь с ней замутить, мальчишки, с которыми не прочь замутить она. И как у всех, это редко одни и те же мальчишки. И лучшая подруга, болтушка Санди Гордон, с которой они часто ночевали друг у друга, смотрели глупые комедии и ужастики для отдыха мозгов и сплетничали ночи напролёт.

И вот теперь она думала – а если бы в этот вечер она не пошла к Санди, осталась дома, как просила её мать – будто чувствовала… или если бы она хотя бы не выходила из комнаты, не спустилась, услышав сквозь сон грохот и, вроде бы, крики, в гостиную, а забилась под кровать или в шкаф и сидела тихо, как мышка, или вообще выбралась через окно и бежала без оглядки… Может быть, тогда её жизнь и дальше, за исключением минут ужаса и скорби за чужие жизни, была благословенно обычной?

Он стоял перед ней – огромный, чёрный и словно пришедший из самой преисподней. Налобный фонарь был выключен, а в стёклах маски отражались тусклые отблески уличных фонарей и её собственное перекошенное ужасом лицо. С кирки в его руке капала кровь. Кровь была всюду. Кровь из распоротых тел Санди и её мамы расползалась по полу, подбиралась к её босым ногам. Она отступала от этой крови, пока не упёрлась спиной в стену. Он шагнул к ней.

Когда произошла эта первая жуткая история с Гарри Уорденом, ей было 5 лет. Одна из погибших в больнице медсестёр была подругой её матери. Она помнила похороны с закрытым гробом, неверие маленькой Трейси, что мама могла вот просто взять и улететь на небушко прямо с работы, помнила, как долго до ужаса боялась людей в шахтёрской форме.

– Пожалуйста, не убивайте меня! Пожалуйста, умоляю! Я ведь вам ничего не сделала! Я никому ничего не скажу… Оставьте мне жизнь, прошу…

Как страшно, когда убийца в маске. Под ней не видно лица. Не видно, усмехается ли он… Или может быть, ему совсем, совершенно всё равно…

Он убил уже стольких, что убить ещё и её – ему ничего не стоит. Как зачарованная, смотрела она на поднимающуюся руку с киркой. Вот так и выглядит смерть…

– Не убивайте меня, умоляю… Я знаю, вы можете… Но бога ради, неужели моя смерть доставит вам радость? Неужели это всё, что…

Она смотрела на своё отражение в стёклах. Огромные глаза, растрёпанные волосы, сползшая с одного плеча ночнушка толстушки Санди, великоватая ей… Бедная Санди, её таки погубила непобеждённая вредная привычка шастать ночами к холодильнику…