Страница 1 из 16
========== 1 февраля ==========
В начале февраля в Хармони и снега-то не встретишь. Снег в Хармони вообще редкость – выпадет, например, на Рождество, порадовать детишек и романтичные натуры, полежит в среднем пару дней – и всё, тает. Так что зима от весны по факту не сильно отличается. И всё же именно с началом февраля люди всё чаще, спеша куда-то по улице, вдруг останавливаются и, с мечтательной улыбкой вдыхая влажный воздух, уносятся мыслями в мечты и воспоминания. Что-то есть в нём такое, в воздухе. В запахе влажной земли, прелой листвы и хвои, а ещё духов, шоколада и цветов…
Две женщины, выгружающие коробки из машины и перетаскивающие их в нарядный домик с немного запущенным садиком, болтали весело и без умолку, из-за чего работа, надо сказать, шла вдвое медленнее, чем могла бы.
– Хорошо Фрэнк устроился – работа у него, видите ли… Разок-то мог отпроситься, встретить, помочь разгрузиться, ничего б там без него не поломалось… Хотя и ну его к чёрту, что мы, сами не справимся?
– Джосси, да не стоило тревожиться, мы бы и сами…
– Что – сами? Довезли бы на автобусе все эти коробки? – как доказательство зловредности коробок, под ногу светловолосой женщине подвернулся мелкий камешек, удержать равновесие удалось, но верхняя коробка медленно и ехидно съехала и спикировала вниз.
– Тогда б я меньше всякой ерунды с собой взяла, - темноволосая женщина подняла коробку и положила поверх заготовленной своей горки, - отвыкла ездить по гостям, собралась как на вечное поселение….
– …К тому же, твоей подопечной так, наверное, лучше. Стоит ли сразу подвергать её такому стрессу, как поездка в многолюдном транспорте?
Темноволосая догнала светловолосую, они пошли рядом.
– Ну, может, и так… Хотя я именно это и поставила своей целью – разорвать её изоляцию. Чем скорее она вернётся в общество, в круг людей – обычных людей, не персонала больницы и тем более пациентов – тем лучше, я считаю.
Расположив коробки в прихожей, они перевели дух. Джосси огладила мелированную гривку, смущённо улыбнулась. Сейчас Ванда скажет что-нибудь о том, что тут совсем ничего не изменилось… Они ждали приезда сестры долго, очень долго, планировали к этому времени если не ремонт, то хоть какие-то обновления и перестановки сделать… Куда там, с Фрэнком и его вечной работой…
По улице на полной скорости пронеслась машина, громко орущая музыкой и набитая горланящими подростками. Джосси передёрнула плечами, глядя им вслед.
– Понаехало идиотов, будто своих было мало… курортная зона им тут…
За процессом с соседнего участка наблюдали две кумушки. Они, эти кумушки, как всегда уже всё знают – и кто приехал, и зачем, и с кем, хотя никто их вроде специально не извещал. Какое-то время они тихо шушукались между собой, наконец любопытство окончательно победило и осторожность, и здравый смысл, и они решили подойти – как раз тогда, когда темноволосая женщина открыла дверь машины, чтобы помочь выйти ещё одной, невидимой и неслышимой до сих пор пассажирке.
– О господи, кто это к нам приехал? Никак, малютка Ванда? Сколько же мы тебя не видели, с ума сойти, просто целую вечность!
Ванда сдержанно улыбнулась.
– Много работы, миссис Пингер.
Джосси, увидевшая, что сестру берут в оборот, нахмурилась, уже обдумывая, как отшить любопытствующих соседушек так, чтоб не дать им новых поводов для приставаний и сплетен.
– Ой, а это с тобой кто? Привезла с собой подружку?
За руку Ванды, слегка опираясь, держалась высокая темнокожая женщина, годами, пожалуй, помладше её, но с необыкновенно усталым, отрешённым лицом. Несмотря на распущенные волосы и на то, что стояла она в пол-оборота, кумушки, конечно, её сразу узнали.
– Милли, Амелия Уайт! Дорога-ая, как мы рады тебя видеть! Уж не думали, что увидим когда-нибудь! Как ты, милая, у тебя всё хорошо? Как чудесно, что вы с Вандой подружились и она взяла тебя в гости к своим родителям! Значит, мы теперь будем жить по соседству?
– Миссис Пингер, миссис Эллиот, нам пора. Скоро Фрэнк вернётся, а нам ещё распаковывать вещи и готовить ужин…
Как всегда в начале февраля, все силы Сары Палмер шли на одно – как не назвать своё состояние единственно верными словами. Смертная тоска.
Не та смертная тоска, которой называют скучные каникулы или неинтересные уроки молодые девчонки. А именно та, что скребёт на сердце беспощадными дикими кошками. Этими тёмными вечерами так страшно быть одной – но именно одной больше всего и хотелось быть. И её неизменно устраивало постоянное «много работы» Акселя, и ей совершенно не интересно было, на работе ли он на самом деле. Главное – что не дома. Не разбавляет ничем эту тишину.
В эти февральские дни, когда магазины ломятся от покупателей, толкущихся возле прилавков с валентинками и конфетными коробками в форме сердечек, а молодёжь вовсю кокетничает и планирует вечеринки, ей хотелось одного – чтоб по возможности все оставили её в покое.
Днём это было, конечно, невозможно – и приходилось улыбаться покупателям этих бесчисленных сердечек, даже если в их весёлой болтовне слышны были те самые, проклятые в Хармони, но никогда не забываемые имена, даже если вовсе не смущённым шёпотом, как было это поначалу, а в составе какой-то шутки, с гоготом на весь торговый зал. Это нормально – люди стремятся забыть плохое, вернее, не забыть, а … переиграть, что ли? Обратить страшное в шутку, посмеяться над ним – и так сделать не страшным. Она понимала. Даже эту новую моду – на конфеты с вишнёвым ликёром, в коробках с кровавыми разводами. Для них, для молодых – это уже не трагедия. Это история. Так на пожарищах бойко пробивается крапива, тянет к солнцу молодые побеги. И ей совершенно не стыдно за то, что растёт она на пожарище. Их жизнь светла, у них всё впереди. Они давят во рту эти пьянящие вишнёвые конфеты, целуются взасос, смеются, гоняют на вопящих музыкой машинах по городу, и пока не заботятся о том, чем занять свою жизнь. А она вот нашла. Неплохое занятие на остаток жизни – бежать от правды о том, что единственный мужчина, которого она любила, оказался сумасшедшим убийцей…
Всю жизнь она чего-то ждала. В хорошее время – счастья, в плохое – новых бед, смерти. Их с Акселем отношения, казалось, пережили второе рождение тогда, после тех событий… Это казалось вторым медовым месяцем, вернее, по правде, у них и первого-то нормального не было… Они не говорили о любви, о доверии, о благодарности, о том, как много для них значит семья, столько слов за все годы до этого. И были не только совместные уикенды в парке – Ной на аттракционах, они на скамеечке со сладкой ватой, смеющиеся и украдкой целующиеся, как подростки, и неожиданно принесённые букеты хризантем или лилий, и даже усыпанная розовыми лепестками постель. И даже когда кошмар вернулся, когда днями, неделями, месяцами они ждали, что вот-вот беда придёт и в их мирный дом – они всё ещё держались друг за друга. Потом родилась Кристина… И вот вскоре после этого всё пошло на спад. Словно выключили какое-то особое волшебное освещение, выветрился из воздуха афродизиак. Было ли дело в том, что Кристина родилась очень больной, так что врачи сперва обещали, что она не проживёт и года, и последовали бесчисленные больницы, обследования, бессонные ночи, нервные срывы – рождение больного ребёнка действительно серьёзное испытание для любой семьи… Или снова винить во всём призраки прошлого? Их с Акселем брак снова не выдержал экзамен на звание идеального. И теперь они всё больше отдалялись друг от друга, и всё, что тогда у них было, казалось самообманом. И больше ей нечего было ждать…
Хлопнула входная дверь. Кто мог придти? Нехотя она поднялась из кресла, вышла в прихожую.
– Ной? Ты же вроде сегодня собирался… Боже, что произошло?
По щеке Ноя, из разбитого виска, текла кровь, куртка была намертво измазана в грязи.
– Всё нормально, мама…
– Я звоню отцу.
– Я же сказал – всё нормально. Ну, подрался, что такого. Я им тоже навалял, всё хорошо.