Игрушки

— Мне тяжело было бы жить вот так, - объяснила Элла, - я обязательно постаралась бы узнать свои корни… Ты привыкла, понимаю. Ты не одна такая, а все-таки ничего хорошего нет в такой жизни в одиночку. Жаль, что одиночество все больше входит в моду. Нет детей, нет родителей. Почти не осталось любви и семьи.

— По-моему, любовь и семья – разные вещи.

— Бывает, что да, к сожалению. Нужно, чтобы были одним и тем же.

— Скажи, каким должен быть тот, кого ты могла бы полюбить?

Она натянуто рассмеялась:

— О, всего одно маленькое требование: он должен смириться с тем, что я никогда не стану такой, какой он хотел бы меня видеть.

— Проще говоря, он должен любить тебя такой, какая ты есть?

— Да. Это ужасно трудно для мужчин, Талли.

Так вот, заказ прибыл через две недели. Заполняя бланк, я указала адрес Эллы, но попросила заранее предупредить меня о доставке, и потому-то пасмурным утром в ее день рождения я торопилась к «Пончику». Мне не хотелось, чтобы она, разобравшись, что ей прислали, тут же отослала это обратно.

Кондитерская открывалась в десять, но я знала, что Элла на ногах уже с шести. Подарок доставил стандартный робот-курьер, четвероногий, с двумя парами суставчатых лап-манипуляторов. Упаковка – длинный контейнер, больше всего смахивающий на те ящики, в которые давным-давно укладывали покойников, чтобы потом закопать их в землю на специально отведенных под это дело участках. Нелепый обычай…

Элла вышла на звонок бодрая, с распущенными мокрыми после традиционного купания волосами, одетая в домашнее платье. Она озабоченно хмурилась и, по-моему, совершенно забыла о собственном празднике. Видно, она и впрямь сильно заработалась, потому что вообще-то, в отличие от меня, дни рождения помнила и любила – как свои, так и своих друзей. Эти праздники были для нее еще одной милой уходящей в прошлое традицией.

Первым делом ее сосредоточенный взгляд направился на меня:

— Талли? Что-то случилось?

Я мотнула головой, а Элла заметила курьера и контейнер, и ее тонкие брови дрогнули под разделенными аккуратным пробором волосами:

— Что это? Я ничего не заказывала.

— Открой, это от меня. У тебя же сегодня день рождения!

— О, Талли! Ты хотела сделать мне подарок?

Меня всегда раздражали вопросы, ответы на которые очевидны.

— Я уже его сделала. Открой ящик!

Она открыла. Пока открывала - улыбалась, но увидев, что внутри, перестала. Мгновенно выпрямилась, резко бросила:

— Мне это совсем не нужно.

Терпеть не могу кого-то убеждать, но тут пришлось – иначе мои хлопоты теряли всякий смысл.

— Послушай, это идеальный слуга. Тебе нужен помощник – ты сама говорила.

— Я отправлю это обратно, - решительно заявила она. – Ты нарочно купила мне именно это? Такая шутка? Я помню, что у тебя всегда было странное чувство юмора…

— Не очень-то вежливо отсылать подарок обратно, даже не испытав, - сделала я последнюю попытку.

— Не очень-то вежливо присылать то, что, как ты заранее знала, будет мне неприятно, - парировала она.

— Ну, перестань! Он ничего не стоит тебе. Оставь хотя бы на пару дней, и увидишь, насколько он полезен. А если решишь, что тебе действительно от этого никакого проку, я сама отошлю его обратно. Контрольный срок – три дня, идет?

Элла не любила и не умела спорить, а также и долго думать, она все и всегда решала быстро, и теперь тоже поразмыслила полминуты, неподвижно стоя над контейнером и глядя на такого же неподвижного робота внутри, и сказала:

— Ладно. Три дня – договорились. Что мне теперь с ним делать? Как его включить?

Курьер, сверкающий своим мокрым от тумана кожухом веселенькой расцветки, подсунул ей какие-то листки:

— Код активации, мэм. Вам следует прочитать это, оставшись с моделью наедине. Затем проведите стандартную проверку в соответствии с инструкцией – вот она. Хотите провести активацию здесь?

Элла позволила занести ящик в свою квартирку на втором этаже и поставить на самодельный лоскутный коврик. Затем мы с курьером удалились, и я, разглядывая магнолию за окном - цветы в тумане были как размытые розовые пятна - подумала, что, пожалуй, для моей приятельницы это самый странный день рождения за все ее двадцать шесть лет жизни.

Я не знаю, какие слова для активации она, волнуясь и все еще сердясь, зачитывала с листка, врученного ей курьером, и я не знаю, что сказал ей андроид, когда поднялся со своего жесткого временного ложа. Впрочем, вряд ли он мог произнести что-то кроме стандартного: «Здравствуйте, мэм, меня зовут…». И я не знаю, что она ему ответила – хотя вряд ли и она могла сказать что-то иное, кроме как представиться в ответ. Но одно я знаю точно – в тот момент, когда она, выражаясь ее старомодными понятиями, оживила его, она ощутила ответственность за него. Именно ответственность – как если бы ей нежданно-негаданно привели собаку. Быть может, она и не захотела бы навсегда оставить у себя животное и сразу взялась подыскивать другого хозяина, но на тот период, что собака оставалась здесь, Элла считала бы себя за нее в ответе – как теперь за этого андроида.

Я услышала, как открылась дверь, и приятельница окликнула меня. Ее подарок сидел на стуле в позе вежливого ожидания, готовый встать при первой надобности. Элла все еще нервничала, но хмурое раздраженное выражение ушло с ее лица. Она представила нас, как если бы мы оба являлись людьми:

— Талли, это Джуд. Джуд, это Талли, моя подруга.

Рук мы друг другу не пожали, хотя у меня было чувство, что Элла этого ждала. Курьер с очередным тихим: «Прошу вас, мэм…» подсунул ей еще один бланк. Она подписала, тот спрятал бланк под кожух, прижал лапы к бокам и выскользнул в редеющий туман. Мы все, даже Джуд, автоматически проводили его взглядами, и могу поспорить, что Элла глядела с мимолетным глупым сожалением – потому что теперь, когда этот четвертый лишний перестал путаться под ногами, наш кружок сузился.