Игрушки

Я видела, как они встают на мелководье, как Джуд поддерживает Эллу, а она опирается на его руку и, кажется, смеется – от пережитого волнения и над собой. Она часто посмеивалась над собой. Я видела, как они выходят на узкий пляж и садятся на высокий вал крупной гальки. Вот Джуд обнял Эллу. А вот она склонила голову на его плечо…

Я встретила их обоих на середине склона. Они шли медленно, не разговаривали и держались за руки. Хотела бы я знать, что они делали в те несколько минут, пока я не могла за ними наблюдать…

**

Однажды я засиделась в кафе дольше обычного. Повар Марси косилась – она почему-то меня недолюбливала – а Элла предложила поужинать с ними и переночевать в свободной комнате, если мне неохота возвращаться в гостиницу. Ради разнообразия я согласилась, к тому же меня забавляла забота Эллы – кажется, она всерьез верила в то, что мне всегда немного одиноко. Но я не знаю, что такое одиночество. Это желание быть рядом с кем-то? Но - зачем?..

Кроме желания переночевать на новом месте у меня имелась еще одна задумка – было любопытно разузнать, как Элла и ее помощник проводят темное время суток. Я видела, что Элла сильно привязалась к нему за последние две недели, после того, как он спас ее на море – вполне достаточно, чтобы начать испытывать не только платонические чувства, особенно если принять во внимание то, что внешне Джуд вполне соответствовал ее вкусу.

…Пожелав всем спокойной ночи, я поднялась в комнату, выждала час, а потом тихо вышла в коридор. Комната Эллы была заперта, изнутри не доносилось ни звука. Я спустилась к черному входу, обогнула дом, пробираясь между мокрыми от росы кустами роз и оказалась напротив окон первого этажа. Два темных, закрытых – кухня и кладовая; а вот зал – створки распахнуты, подоконники заставлены лилиями. Приглушенный плеск ручейка, тихие голоса. На лепестках цветов и на оконных стеклах мерцают слабые оранжевые отблески.

Прижавшись плечом к холодной стене, я заглянула в комнату. Перед камином на ковре, на границе красноватого теплого света и темноты, сидели Элла и Джуд. Она вновь, как там, на пляже, положила голову ему на плечо, он обнимал ее за талию. Я прислонилась поудобнее и стала глядеть на них.

Перебирая его волосы, приблизив свое лицо к его лицу, Элла чуть слышно говорила:

— Знаешь, когда я увидела тебя в первый раз, я… Опасалась тебя. Ты казался мне совсем чуждым, и я никогда не думала, что все так изменится…

Этот ее монолог я могла бы рассказать заранее и вряд ли допустила бы много ошибок. Как все просто и заранее известно у таких, как она! Как они наивны, доверчивы, как решительны, честны и верны – они, такие, как Элла. Как отзывчивы, как легко начинают дорожить теми, кто проявляет к ним доброту и преданность. И как легко можно играть такими, как она, переставлять словно пешки, управлять ими, будто древними куколками на веревочках. И, наверное, именно своей простотой, наивностью, доверчивостью и редкой честностью они всегда были притягательны для меня – точнее, только Элла, потому что других, подобных ей, я хоть и встречала, но близко с ними не сходилась. Они, видно, чуяли, какая я на самом деле, и сами удерживали дистанцию. Должно быть, и Элла не подпустила бы меня близко, повстречайся мы позже, но мы знали друг друга очень давно, и она привыкла считать меня своей подругой.

— Ты столько сделал для меня, Джуд.

— Я счастлив, что могу тебе помогать, и что ты довольна мной.

— Ты правда чувствуешь? Счастье, радость, грусть? Как человек?

— Мы много раз говорили с тобой об этом, - мягко произнес он. – Я скажу снова: мне трудно судить, как чувствуете вы, люди. Скорее всего, я чувствую не так, как вы, и все-таки я чувствую.

— Я понимаю, – Элла снова погладила его волосы. – Знаешь, я думаю, что…

Она замолчала. И мне казалось, я знаю, отчего. Слова: «Ты мне нравишься» казались ей пошлыми, а сказать «Я люблю тебя» она все-таки пока не могла.

Элла дотронулась пальцами до его щеки:

— Ты, наверное, тоже меня понимаешь.

Он улыбнулся своей открытой улыбкой и уверенно и крепко обнял ее. Как предсказуемо!

Я, в общем, ждала чего-то подобного. Элла была слишком старомодна, чтобы воспринимать андроидов исключительно как машины – для этого они были чересчур похожи на людей. И – хотя она вряд ли когда-то об этом задумывалась – на людей именно ее типа, на людей, сохранивших в себе еще очень много человеческого. Что есть Первый закон, как не человечность в ее исконном понимании? А многие из нас именно это свойство стремительно утрачивали в последние годы, и если раньше это оправдывалось жестокостью мира и общества, то теперь заменялось разумностью, прагматичностью и подавалось как свойство нового человека. Это входило в моду.

Иногда мне казалось, что гуманность, доброта и честность, способность к самопожертвованию – и в самом высоком смысле, и в мелких бытовых ситуациях - распределены между разумными существам, как вода в сообщающихся сосудах. И когда появились роботы, изначально обладающие этими качествам и неспособные, в отличие от нас, избавляться от них по собственной воле, люди с легкостью сбросили с себя человечность, всегда немножко их тяготившую. Этого качества не стало в мире меньше, оно просто перешло от одних к другим. Там убыло, здесь прибыло.

…Зачем я смотрю на них? Мне интересны их чувства, точнее, чувства Эллы – почему? Потому что я сама не способна такое испытывать? Любовь – миф. Сложность жизни и то, что ее интерес заключается именно в этой сложности – миф. Жизнь проста, если ты сам не стремишься усложнить ее излишними переживаниями, мечтаниями о недостижимом, отжившими идеалами, привязанностью к кому-то или чему-то… Жизнь проста и по большей части скучна.