Идол

Он видел страх – не внезапный, вспыхивающий, пронзающий насквозь, а мерный и постоянный. Он видел его в глазах людей, появлявшихся в грёзах. Они боялись на всякий случай, потому что могло что-то случиться. Они привыкли уже, что так бывает. Они, бывшие когда-то совсем другими…

Он тосковал, отгонял невыносимые образы и призывал их снова. Люди приходили, какими он их запомнил, и всё повторялось сначала.

Он никогда никого не любил.

Но, боже мой, как ему не хватало их всех!

Разговоров и пожатия рук. Встречных взглядов. Говорящей без слов улыбки. Так мало надо… Всего-то…

Он хотел вернуться. Он очень хотел вернуться.

Образы, лишь эфемерные образы вокруг, и можно только следовать за ними взглядом, наблюдать, не имея возможности вмешаться, не зная даже, правда или выдумка они.

Идол, пусти меня обратно!

Я не буду называть тебя идолом, пусти обратно.

Пусти.

80.

Лес, переполненный звуками, не думал о покое. Какой там покой, когда лето, разгар дня, когда столько буйной зелени вокруг и столь же буйных жизненных сил. Колыхались травы, ветки цеплялись одна о другую и задерживали в себе ветер, так что он беспрерывно шелестел ими. Иногда пролетали птицы – сороки или кто там, – садились на раскачивающиеся ветви, недовольно вскрикивали, что им не дают усесться спокойно, и улетали, скрываясь из глаз.

Но несмотря на немолчный шум и уйму голосов, сыплющихся отовсюду, вместе они складывались в непривычную тишину, тишину услышанную, а не возникшую оттого, что ты не расслышал звуков. Эта тишина услышанная настолько ошеломляла, что они молчали весь день, хотя и работы окончились (почему? ещё совсем не вечер… или просто кажется так, оттого что светло?), и никто не приказывал им ничего – не сказали, что делать. А они не знали сами и молчали.

Они сидели посреди высоких и зелёных деревьев, которые никто не собирался срубать, на старом сухом бревне и ничего не говорили. Вокруг бегали муравьи. Иногда они тоже залезали на бревно, хотя оно не сильно им нравилось, по-видимому. Или не нравились люди на нём. Лунев подумал об этом мельком, проследив за муравьями взглядом, но спрашивать у них не стал.

– Скоро будет год, как я в ссылке, – вдруг сказал Семён.

– Год? – Лунев не понял и изумился. Наступил только июнь, а ссылка ведь началась с ноября… Разве нет?

– Ага, год, – подтвердил Семён. – Меня ж в июле сослали.

В июле. В прошлом июле, это так давно, прошлое лето, ещё до того, как Лунев прилетел в Ринордийск.

– Так ты здесь с того лета? – уточнил Лунев, всё ещё не веря. – Почти целый год?

– Ну так я тебе что и говорю, – недовольно проворчал Семён. – Говорю же, в июле…

– И всё это время ты был на каторге?

– Лексей, ты совсем дурак, что ли? Ты подумай. Где я ещё мог быть?

Время вдруг развернулось перед Луневым во всей своей красе, как разворачивалась уже раньше географическая карта. Календарь, столбики дат, сложенные в аккуратные блоки-месяцы. Ноябрь, декабрь… дальше где-то март… май, июнь… (Какой громадный календарь!) Зодиакальное колесо – слева и пониже, оттуда – вверх, по часовой стрелке, на вершину колеса, затем плавно, перетекая, вниз – и сколько же ещё до изначальной точки! Год, целый год, целых двенадцать месяцев, полный цикл – это так бесконечно долго. За это время выпадет и растает снег, и дети пойдут в школу, и встретят Новый год, и тысячи, тысячи других событий человеческой жизни, – вот что такое год. И пока, с прошлого июля, прошёл только один. А с ноября вообще ещё не прошёл.

Ссылка – это не временное неудобство, как он незаметно для самого себя считал всё это время. Нет, это гораздо, гораздо дольше…

– А может, когда год пройдёт, тебя вернут? – спросил он вдруг дрогнувшим голосом.

Семён как-то нервно рассмеялся.

– С чего вдруг? – от смеха его косматая борода дрожала. – Кто ж мне даст один год? И речи не шло. «Вернут»! Да-да, больше им делать нечего.

– А сколько тебе дали? – Лунев облизнул пересохшие губы.

Семён задумался.

– Нисколько, – произнёс он наконец. – У меня ссылка бессрочная, на усмотрение высшего руководства.

Бессрочная. Это слово будто обухом по голове ударило Лунева. Бессрочная – это значит без срока. Без срока – значит, без установленного конца. Никто не обещал, что освободят тебя тогда, или тогда, или даже вон тогда. Нельзя даже подумать: «Мне осталось всего лишь…» и назвать цифру. Ссылка прекратится, только если будет волеизъявление сверху, слово, сказанное вдруг в качестве одолжения или для своих непонятных целей. Когда оно будет сказано – ещё через год, через пять лет, через двадцать? Откуда он знает, когда надумают они или Он лично?