Идол

Они вошли. Первое помещение, которое встречало гостей, было затемнено, и на стенах здесь горели свечи. В их мерцающем свете отбрасывали тени массивные чёрные подсвечники, и тени блуждали по шершавой штукатурке. Свечи… Маленькие огоньки, каждую секунду борющиеся за свой свет.

«Свечка я, свечка на ветру», – вспомнилось вдруг Луневу. Так когда-то говорила фройляйн Рита, он вспомнил теперь.

Рита, всегда остававшаяся собой. До последнего момента не изменившая своему идеалу.

Она погибла в ссылке. Но образ её остался – образ горящей свечи под порывами ветра, пламя, не признающее никаких препятствий. А какие могут быть препятствия, если ты захотел – и сделал, что захотел? И конечно, фройляйн Рита, доживи она до этого дня, сказала бы всё, что желала сказать, и сделала бы то, что всегда желала сделать. Жаль только, ей уже не приведётся.

Лунев, не мигая, взирал на извивающееся пламя свечи. Не просто так оно колышется сейчас… Нет, не просто так.

Фройляйн Риты больше нет. Но он остался.

И во имя Риты он должен выстоять – перед любой железной системой. Даже перед Ним Самим.

Коридоры – широкие и парадные, вот что представляла из себя резиденция дальше. Здесь всё было налакировано и блестело, как холодная официальная улыбка. Лунев шёл через них по гулко стучащему блистающему полу. Он шёл – в самом центре, окружённый всеми остальными, приятелями и недругами, сильными и слабыми, малыми и великими.

Он шёл – ведомый, но собравший всех вокруг в одно. Он шёл Ему навстречу.

Зал, неизмеримо огромный и почти зеркальный, возник неожиданно в одно мгновение. Все были здесь – все, кто сопровождал Лунева, все, кто встречал его тут; огромное, огромное количество людей. Все они собрались в этом зале.

В костюмах и галстуках, старавшиеся выглядеть важными и весомыми, они стояли, напряжённо улыбаясь, и смотрели на него. Лунев не обращал на них внимания, он просто отсеял их образы: сейчас значение имел только Один из присутствующих здесь.

И Он был: тоже в самом центре, тоже притягивающий к себе всех вокруг. Лунев быстро нашёл Его лицо. Этот взгляд маленьких глубоких глазок был знаком и достопамятен, будто ещё вчера Лунев столкнулся с ним и был полностью подчинён, поглощён без остатка, попав под гипнотическую власть. Этот взгляд забирает волю, – Лунев помнил об этом и опустил глаза. Пока смотреть не стоит.

Тишина повисла в зале, будто по знаку. И тихий, вкрадывающийся в душу голос произнёс:

– Ну что, Лунев? Ты ничего не хочешь мне сказать?

Он не отвечал, осознавая вдруг, что все вокруг молчат – и вовсе не из-за Него, а из-за него; что они ждут его ответа, что всё напряжение, все эти устремлённые взгляды – из-за того, что они не знают, что он ответит. Это от меня зависит, чем закончится дело, – понял Лунев с неожиданным азартом. Эрлин, ближе всех стоявший к Нему, неловко шевельнулся, как будто хотел совершить движение по направлению к Луневу и не знал, какое конкретно движение будет к месту.

Тишина. Мёртвое молчание.

Лунев поднял взгляд.

– Фройляйн Рита просила передать вам, что вы дрянь, – сказал он.

Неясный звук ухнул в столпотворении, возмущённый выдох многих, непроизвольное движение, разрядом прошедшее по стоящим. Главное лицо в центре почти неуловимо изменилось, спрятанный в глубине гнев как будто смял его изнутри.

Эрлин двинулся к Луневу, на этот раз с более определёнными намерениями. Но время ещё было. Смотря в глаза напротив, Лунев произнёс:

– А ещё она хотела сделать вот это.

И плюнул в идола.

август - декабрь 2010

Конец