Страница 8 из 75
Хальк не подавал и не собирался подавать никакого прошения об отставке. Внезапно оказавшийся не у дел королевский хронист понимал, что спорить и доказывать что-либо – себе дороже. Он видел короля, пытался говорить с ним, но не был в точности уверен, что Конан осознает присутствие давнего друга и слышит его увещевания. Хальк мешал королю. Он безмерно раздражал его, отвлекая от бесед с покойной женой. Чудо, что Конан смог удержатся и не прикончил досадливо зудевшего над ухом Юсдаля. Халька просто вышвырнули вон из Тарантии.
Собрав бумаги, подарив свою коллекцию книг Обители Мудрости и запечатав двери королевской библиотеки, Хальк Юсдаль покинул дворец. Перебрался в дом дальнего родственника и удрученно задумался над выбором: куда податься на склоне дней? Родные гандерландские края, лесное захолустье и позабытое баронство, совершенно не манили. Сын, Ротан Юсдаль, по королевской воле и собственному решению прозябал на страже границ. Дочь Меллис и супруга Цинтия обретались в Немедии, в родовой усадьбе Целлигов в Бельверусе.
С женой Хальк Юсдаль по взаимному согласию разошелся несколько лет назад, избежав дурных сплетен и пересудов. Обществу дело было представлено так, якобы баронесса с дочерью надолго отбыли в Бельверус для поддержки духа хворающей матушки баронессы.
– Я не разлюбила тебя, – решительно заявила перед отъездом Цинтия Юсдаль, урожденная фон Целлиг, тряхнув не потускневшими со временем локонами цвета сияющей меди. – Постарайся понять меня, Хальк. Я охотно потягаюсь за твое внимание с соперницами из плоти и крови, но я не в силах справиться с твоим разыгравшимся воображением. Твоими книгами и вымыслами, которых ты не отличаешь от реальности. Я больше не знаю, за кем я замужем: за Хальком Юсдалем или Гаем Петрониусом? Нет, я ничего не имею против Гая, за исключением одного обстоятельства – я люблю не его, а тебя, – она трагически всплеснула руками. – Давай проведем год вдалеке друг от друга. Как знать, вдруг это поможет нам сблизиться?..
Не помогло. Миновал год, и другой, супруги регулярно обменивались длинными подробными письмами, но Хальк, удивляясь себе, не испытывал ни малейшего желания вновь узреть Цинтию. Невесть отчего ему стало легче, когда она уехала. Да и Цинтия не тосковала по нему в Бельверусе. Баронесса Юсдаль устроила салон с чтениями, танцами и приемами, стала известной среди высшего света, обзавелась поклонниками и, если верить посланиям, была довольна и счастлива.
Приезд нежданного и незваного супруга был ей совсем ни к чему.
Оставался единственный путь. На Полдень, по широкому тракту вдоль течения Хорота, в веселый и легкомысленный Гайард белого и розового камня. С надеждой и упованием на то, что во имя былой дружбы там сыщется местечко для отставного королевского библиотекаря. Хотя много ли она стоит в нынешние времена, эта якобы долгая и преданная дружба?
Гайард в лице своего правителя с радостью распахнул двери для Халька Юсдаля. Герцог встретил придворного в отставке с искренней приязнью, выслушал подробности невеселого бытия аквилонского замка, сочувственно поцокал языком и вынес решение. Хальк Юсдаль волен остаться при дворе или поселиться в городе, его расходы оплатит герцогская казна, а лично герцог Просперо предпочел бы видеть барона фон Юсдаля в своей свите.
Хальк поселился в гайардском замке, облюбовав тамошнюю библиотеку и во всеуслышание заявив, что намерен посвятить остаток жизни сотворению подробнейшей и честнейшей хроники правления Короля-Льва. Он раскроет все темные тайны, выведет на яркий свет таящихся в кулисах персонажей и мастеров дергать за скрытые нити. Его труд достойно завершит карьеру литератора. Он будет ничуть не похож на восторженные и полные сказочных чудес романы Гая Петрониуса о похождениях варвара-короля со товарищи, коими взахлеб зачитывается молодежь Закатного Материка. Он наконец-то поведает миру правду – а пока приступает к сбору материала для книги.
Вскоре Золотой Леопард понял, что обещания и угрозы Халька разоблачить и вывести на чистую воду всех без исключения мошенников лишь слова, продиктованные горечью и обидой. Барон Юсдаль с упоением зарылся в книги, безвылазно сидя в библиотеке, делая многочисленные выписки и составляя планы. Создавая видимость бурной деятельности, но не продвигаясь ни на шаг в своем грандиозном замысле. Хальк стал больше пить, на просьбы Просперо позволить ознакомиться хотя бы с черновиками будущего великого трактата сперва отвечал уклончиво и вежливо, затем перешел к прямым отказам.
Разумному хватило, чтобы понять: барон Юсдаль не намерен ничего писать. За книгами он сидит исключительно по въевшейся в кровь привычке, а превыше всего жаждет покоя.
Почему бы и нет, решил Просперо, ведь это такая малость: даровать человеку на склоне лет долгожданное спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Герцог больше не настаивал, предоставив барону Юсдалю возможность поступать по своему выбору, и надеясь, что размеренная жизнь в Гайарде умиротворит Халька.
Но душевное равновесие, утраченное в тот миг, когда за ним захлопнулись двери королевской приемной, больше не вернулось к Хальку Юсдалю. Бывший летописец пребывал в постоянном ожидании коварного удара в спину.
– Адалаис позвала меня лишь затем, чтобы вновь настоять на необходимости повторного брака после ее кончины, – Просперо без видимой цели переходил от одного книжного стеллажа к другому, брал томики, рассеянно пролистывал несколько страниц и возвращал на место. – Ее не оставляет идея касательно усыновления. Мол, это вольет в старые пуантенские мехи немного молодого вина.
– Когда пойдет слух о твоем намерении жениться или устроить церемонию усыновления, придется объявить Гайард на осадном положении, – желчно предрек Хальк. – Ибо под стенами сойдутся в битве армии папаш с добронравными девицами на выданье, прекрасных вдовушек с почтительными сыновьями и многообещающими молодыми людьми хорошего происхождения. Все они будут орать наперебой: «Я, меня, меня, я рожу вашей светлости сыновей, я сочинил трижды двадцать планов того, как привести Пуантен к процветанию, о, как я жажду стать вашей супругой!». Те, кто предпочитает держать рот на замке, начнут травить удачливых соперников и тишком резать глотки. Вспыхнет такое веселье, что никому мало не покажется. Послушай доброго совета, оставайся скорбящим вдовцом. Или проделай все в тайне, поставив общество перед свершившимся фактом.
– Мне кажется, я нашел лучший выход, – Леопард встал подле узкого окна. – Изберу кого-нибудь из родни Адалаис, объявлю наследником и тиранически женю на твоей Меллис. Как помру, на следующий день твоя дочурка станет герцогиней Пуантенской.
Хальк скривился. Возможность стать отцом будущей великой герцогини явно его не радовала. Нехотя отложив в сторону книгу, он спросил:
– Как дела у госпожи Адалаис?
– Как месяц тому назад и год спустя – скверно, – буркнул Просперо. – Она не меньше моего желает, чтобы все наконец завершилось. Она устала бороться, сложила оружие и ожидает гонца, что сопроводит ее к полям бледных маков или что там цветет на Полях Забвения? Видят боги, я любил ее, ценил ее советы и уважал ее ум – но у человеческого терпения есть пределы.
Со двора прилетел обрывок зажигательной мелодии, танцевальной, непривычной слуху уроженца Пуантена. В залихватский, увлекающий в пляс разухабистый перезвон вплелся жизнерадостный голос:
По лесам зелено-синим, ясным, как стекло,
Я иду туда, куда случайным ветром занесло.
Долог путь через коренья, что же мне не петь?
До ближайшего селенья к ночи не успеть.
Вдалеке подножье замка, там найду приют.
Над зелено-синим лесом алый замер стяг.