Страница 71 из 75
Барон Юсдаль и Мабидан из Темры дружно закивали.
– Он решил: не подобает герою встречать закат своей жизни, пуская слюни перед очагом, – вполголоса сказал Хальк. – А мы – мы согласились. Мы пойдем за ним, куда бы он не вздумал нас повести – искать Стеклянный остров, воевать с уцелевшими атлантами или ловить кракена на удочку.
Карико открыл рот, не нашелся, что сказать, и отхлебнул вина. М-да, король варварской крови всегда славился неожиданными решениями и тем, что не искал проторённых дорог. С него вполне станется уплыть с малой командой соратников за закатный горизонт на поиски неведомого.
– Удачи вам, – наконец выдохнул Карико. – И благословения всех богов, сколько их ни есть.
– Боюсь об заклад, он начнет рассказывать новости встречным еще по дороге, даже не дотерпев до дома, – Ойсин и Хальк смотрели вслед торопливо уходящему по набережной корабельщику.
– Что ставишь? – Конан отложил парус и присоединился к ним.
– Солид против дырявого сапога. Ага, я выиграл – наш гость уже зацепился языком со знакомым, – хихикнул барон Юсдаль.
– Мы сделали все, что могли, – протянул Ойсин. – Обратили на себя внимание во всех кабаках по тракту от Тарантии до Кордавы. Повздорили со стражниками на воротах и с матросами в таверне. Осыпали новостями болтливого судовладельца. Может, все-таки стоит нанести визит королю Оливарро?
– Эй, я больше не король и не обязан таскаться по приемам! – возмутился Конан. Заговорщицки понизил голос, спросив: – Как обстоят дела с Чабелой?
– Упреждена, ответила согласием, прибудет, – доложил барон Юсдаль. – А как там с нашей отправкой в дальнюю дорогу?
– Да хоть завтра с утренним приливом, – пожал плечами Конан.
Малый островок Эгьер входит в группу пользующихся скверной славой Черных островов. Вытянувшиеся длинной разрозненной цепью, эти острова имеют дурную привычку исчезать с назначенного им картографами законного места, внезапно вырастая под днищем не ожидавшего такого подлого коварства корабля. По слухам, на Черных островах располагается одно из тайных прибежищ Берегового Братства – поскольку от них рукой подать до Барахас, древнего и неприступного логова корсаров.
На Эгьере ничего толком не растет. Зато в изобилии гнездится морская птица, а в одной из укромных бухточек обосновалась колония пятнистых тюленей. Больше ничего примечательного на островке не сыскать, разве что затянутые белесым мхом останки фундамента некоего сооружения – то ли маяка, то ли сторожевой башни.
Ясным осенним утром пролетающая в небесах над Эгьером чайка была весьма поражена видом аж пяти кораблей, объявившихся подле острова. Чайка не владела грамотой и способностью распознавать человеческие суда по виду и оснастке, а то она удивилась бы еще больше.
Невесть по какой причине у Эгьера собралась весьма пестрая компания, и некоторые из присутствующих были овеяны весьма громкой славой – как дурной, так и доброй.
Здесь был основательный, внушительный когг «Старый морж», китобоец и бесстрашный покоритель неведомых просторов, ходивший под командой Сигурда Асира, Убийцы троллей. Подобрав паруса, кокетливо покачивалась черная «Никея», неуловимая и стремительная гроза морских путей и пузатых аргосских торговцев, чьим капитаном был лихой корсар Жайме Фрашку. По соседству расположился крутобокий пинкас под названием «Лань», несший стяг Пуантена. Рядом бросила якорь нарядная каракка «Жемчужина». Над её высокой кормой гордо развевалось знамя с Золотой башней под короной, что непреложно означало присутствие на борту особы королевской крови.
У борта «Лани» стояла пришвартованная фелюка «Летучая рыба», казавшаяся на фоне соседей маленькой и невзрачной.
Неловко цепляясь за провисающий леер и переступая по крутым ступенькам трапа, Хальк Юсдаль спустился в гулкое подпалубное пространство фелюки, исполнявшее роль кают-компании. Под мышкой барон Юсдаль держал некий сверток и большой короб, то и дело норовивший выскользнуть.
Хальк аккуратно водрузил свою ношу на подвешенный на цепях стол, за которым сидел один-единственный человек – бывший правитель Аквилонии Конан Канах.
– Все готово, – уважительно понизив голос, произнес Хальк, адресуясь к широкой спине короля. – Можно начинать. А это передали тебе от пуантенцев.
Не оборачиваясь, Конан кивнул. Протянув руку, бережно коснулся пальцами порыжевшей и треснувшей на сгибах кожи, которой был обшит объемистый короб:
– Он решился приехать? И как он?
– Лучше, чем можно было ожидать, – помявшись, Юсдаль добавил: – Сказал, хочет увидеть тебя. Считает, теперь он обязан тебе жизнью.
– Ничем он мне не обязан, кроме неприятностей, – огрызнулся варвар. Шумно и глубоко втянул воздух и обеими руками осторожно снял висевшую на шее тяжелую золотую цепь из звеньев в виде чередующихся фигурок фениксов и львов. На цепи, весело выстреливая в стороны багряными отблесками, покачивался крупный рубин, огранённый как капля или слеза. В росписи коронных драгоценностей Аквилонии алый самоцвет обычно числился третьим, после венца и скипетра, под именем Камня Королей. Легенды гласили, что рубин редкостного огненного окраса есть то ли часть отколовшегося в незапамятные времена навершия посоха Митры Светоносного, то ли чудом сохранившийся кристалл из семицветия Великой Радуги, творения Старых Богов.
Ложась на стол, цепь нежно звякнула, в три кольца обернувшись вокруг рубина златочешуйной змеей.
Рассыпанные по спине седые волосы Конана стали снежно-белыми. Киммериец словно бы ужался в плечах и слегка уменьшился ростом, став стройнее и легче в кости. Покрытая шрамами и сетью морщин кожа на лице и руках натянулась, разглаживаясь и молодея. Неуловимо и неузнаваемо изменились черты, знакомые всякому, кто держал в руках аквилонскиий золотой солид. Последними сменили оттенок глаза – из льдисто-голубого на прозрачно-зеленый цвет прихваченной ранним морозцем травы.
Льоу часто думал, каким оно будет – чувство, с которым тебя покидает чужая личина? Оказалось, это как плеснуть чистой пресной водой в лицо, на котором много дней подряд осаждалась толстой бугристой коркой морская соль. Несколько мгновений вся кожа горела и саднила, а потом это чувство схлынуло, оставив по себе горькую растерянность и недоумение. Словно тебе по невероятной случайности довелось узнать и понять нечто важное – но ты отвлекся на пропорхнувшую мимо птицу в ярком оперении и все позабыл.
– Ты отлично справился, – Хальк смотрел на него со смешанным выражением недоверия и уважения. – Порой я даже забывал, что ты – не он.
– Главное, теперь мне самому запомнить: я – это я, и никто другой, – Лиессин Майлдаф с нажимом провел обеими руками по лицу, пытаясь уловить, какое оно теперь – все еще чужое или уже его собственное? – И дело вовсе не во мне, а в талисмане. Леди Айрена сказала, рубин столько лет провел рядом с королем, что насквозь пропитался ощущениями его души и рассудка. От меня не требовалось ничего особенного, только прислушиваться к подсказкам Камня.
– Я бы так не сумел, – честно признался Хальк. – Ну, идем?
– Сейчас, – Майлдаф развернул принесенный бароном Юсдалем сверток, оказавшийся плотно сложенным шерстяным шарфом в красно-зеленую клетку. Не брейкен, но вполне сойдет, чтобы перекинуть через плечо и напомнить себе, кто ты есть и откуда ты родом. В коробе, куда мимоходом заглянул Льоу, мирно покоился уцелевший в передрягах анриз с лебединой головой на грифе. Бард не стал его вытаскивать. Сегодня он не будет петь. И завтра – тоже. Он обречен на молчание, пока не исчезнет незримая петля, охватившая горло, и не вернется утраченный в Тарантии голос. Может статься, он не вернется никогда. Льоу покрутил жутковатую мысль так и эдак, равнодушно пожав плечами – что ж, жизнь на этом не кончится, придется осваивать другое ремесло.