Страница 5 из 75
Тридцать лет тому Пуантен был охвачен пламенем мятежа. Великий герцог Троцеро и его подданные восстали против безумного короля Нумедидеса Хагенида. Юная Адалаис Эйкар сражалась наравне с остальными, предпочитая не замечать, как ядовитые испарения Боссонских топей исподволь подтачивают ее без того хрупкое здоровье. Она не жаловалась и не требовала поблажек. Она казалась шпагой, выкованной из лучшей зингарской стали, закаленной в ледяной воде и крови павших врагов. Она была одной из вернейших и преданнейших сторонниц Форальеров, отважной воительницей и искусным дипломатом. Просперо был готов жизнь отдать за один приязненный взгляд дамы Эйкар.
Он сделал все, чтобы стать ее мужем. Двадцать лет они были счастливы. Двадцать лет безмятежного счастья, омраченного лишь отсутствием наследников – и десять лет незаслуженных страданий, когда Адалаис начала кашлять кровью. Герцог спешно призвал в Гайард всех известных лекарей, требуя излечить супругу. Врачеватели опоздали, демоны болотной лихорадки захватили тело Адалаис – и с того дня женщина в одиночестве повела отчаянную, безнадежную борьбу. Не надеясь победить, но упрямо отвоевывая у болезни лишний год, месяц, день. Год шел за годом, Адалаис слабела и чахла – и в день, когда зацвело гранатовое дерево, герцогиня осознала: все. Настала пора отдавать долги и прощаться.
Она тяжело вздохнула, собираясь с силами, чтобы продолжить.
– Помнишь договор, заключенный нами в дни, когда я слегла? – с усилием выговорила она.
Просперо медленно кивнул. В темных, вьющихся крутыми кольцами волосах герцога блеснула инеем редкая седина. Несколько лет тому назад Адалаис, понимая, что их брак исчерпал себя, а развод герцогской четы станет самым крупным скандалом на весь Закат, даровала мужу свободу.
– Найди себе подругу, – велела она. – Женщину, которая сделает то, что не смогла я. Пусть подарит тебе сыновей или дочерей. Мы признаем их. Мы оба признаем твоих детей перед богами, королем и народом, они станут нашими законными наследниками.
Золотой Леопард не стал оспаривать решение жены – но и не воспользовался ее милостивым разрешением, как оправданием своих поступков. Его романы с женщинами в годы болезни Адалаис были короткими и мимолетными, не приводя ни к чему. Герцог явственно предпочитал обществу прекрасных дам времяпровождение в кругу министров, военачальников и немногих друзей.
– Твои надежды не оправдались, не знаю, к радости или к горю, – негромко вымолвил Золотой Леопард. – Зачем мне кто-то иной, когда есть ты?
– Не льсти, – Адалаис слабо улыбнулась. – Смирись с тем, что после… после моей кончины и положенного срока траура ты не останешься в одиночестве. Обещай мне. Обещай жениться вновь – или подыскать молодого человека, которого ты смог бы усыновить. Знаю, тебе будет трудно, – она невесомо коснулась руки мужа, и Просперо подумал, что тело Адалаис давно умерло. Лишь железная воля понуждает высохшую оболочку двигаться. Ногти и иссохшие пальцы женщины потемнели, став мертвенно-синими, кожа обвисла складками, волосы поседели, карие глаза мутны и подернуты белесой пеленой. Она похожа на старую ведьму из страшных сказок, и только он знает, что в тюрьме мерзкого облика злобные демоны удерживают в заточении прекрасную Адалаис Эйкар.
– Ты обрекаешь меня на тяжелейший из выборов, о жестокая, – невесело пошутил герцог. – Кто в силах сравниться с тобой?
– Ты справишься, – отрезала Адалаис. – Другого выхода у тебя нет. Ты в ответе за эту землю. С самого рождения, по праву твоего происхождения. Неважно, кто занимает трон в Тарантии, король из колена Хагенидов или киммерийский завоеватель. Форальеры должны заботиться о Пуантене. Мы добились этого тяжким трудом, сражениями и великими потерями. Предки не простят нам, если мы позволим провинции выскользнуть из наших рук, – выговорившись, женщина обессилено откинулась на подушки. Прислушалась к отдаленным голосам снаружи. Уже тише и запинаясь, вопросила: – Что, певец с Полуночи все еще здесь?
– Лиессин? – рассеянно переспросил Леопард. – Да, он в Ферральбе. Позвать его сюда?
– Ни в коем случае, – Адалаис с трудом пошевелила пальцем в жесте отрицания. – Негоже цветущей юности глядеть на дряхлую человеческую руину, трепеща при мысли о неизбежности и омерзительности старости. И незачем тому, кто одной ногой уже в могиле, лишний раз исходить желчью от зависти к молодым и здоровым… – герцогиня вяло улыбнулась. – Пригласи его и остальных молодых людей перейти в Гранатовый двор. Мне достаточно просто слушать их.
– Они устроят состязание, воспевая тебя, – начал Просперо, и вновь был прерван умирающей женой:
– Не нужно восхвалений и славословий. Никакой тоски и рыданий. Пусть поют не ради умирающей старухи, но ради самих себя. Они так молоды, так беспечны… так прекрасны. Я устала, Просперо. Устала влачить призрачное существование, устала ждать смерти… Позволь мне побыть в одиночестве. Не бди под моими дверями, это ничего не изменит. Будем… – она закашлялась, не договорив. В спальню немедля шмыгнула монахиня, захлопотала над подопечной, утирая ей губы и уговаривая принять целебный отвар. Просперо был лишним в этой обители тихой скорби, он был возмутительно, вульгарно здоров и полон жизни – и ничем не мог помочь своей верной подруге. Разве что велеть обществу из Фонтанного двора перебраться под окна покоев герцогини, где роняло лепестки гранатовое дерево.
Узкие, старинной кладки окна в палате книжного собрания Ферральбы стояли нараспашку. Среди книг шмыгали сквозняки, слегка касаясь раззолоченных и посеребренных корешков выстроившихся на полках фолиантов. Открытые окна не помогали, в библиотеке висела спертая, сухая духота. Пахло намертво въевшейся в портьеры книжной пылью, медовым воском и слежавшимися пергаментами. Книжное собрание не могло похвалиться количеством, но зато книги здесь были подобраны – редкость к редкости. Ожерелье драгоценнейших жемчужин, кладезь сокровищ, щедро дарованный знатоку и ценителю.
«Время безжалостно ко всем нам. Как ни старайся его обмануть, оно возьмет свое. Не сейчас, так через год. Не через год, так спустя два. Подкрадется со спины и набросит на горло незримую безжалостную удавку. Отнимет все и ничего не даст взамен».
Библиотека неизменно повергала герцога в упадническо-философское настроение. Вдобавок отягощенное скорбными помыслами об Адалаис, о звенящих во дворе юных голосах – и о сидящем напротив человеке. Давнем знакомце, за минувшие года ставшим не просто другом семьи, но чем-то гораздо бОльшим. Тем, без кого невозможно. Без кого радость не в радость, а горе кажется вдвойне тяжелее, когда его нет рядом.
И так не хочется замечать в облике друга удручающих признаков грядущей старости…
Хальк Юсдаль, придворный из Тарантии, до недавних пор – доверенное лицо короля Конана Канаха, хранитель дворцовых архивов и тайн королевской семьи, преданный слуга трона Льва. Изгнанный из столицы и нашедший приют в солнечном Пуантене. Рядом с Золотым Леопардом, покровителем, ценителем таланта, обширных познаний и острого ума барона Юсдаля. Рядом с былым любовником, ибо в молодые годы Хальк не устоял перед обаянием и натиском владетеля Пуантена. Ни тот, ни другой не жалели о случившемся и не пытались вычеркнуть былые жаркие дни и ночи из памяти – что было, то было, а что будет, тому суждено быть.
Хальк прожил на земле почти полвека. Из юноши крепкого сложения с добродушной физиономией, обладателя неотразимой и незабываемой полуулыбки, он превратился в образчик гандерского барона на склоне лет. Бодрого духом и телом, но изрядно огрузневшего в талии из-за пристрастия к перебродившему хмелю и хорошему столу. Он утратил изрядную часть русой шевелюры, отпустив короткую, вызывающе торчащую бородку. Серые глаза в обрамлении множества морщин потеряли жизнерадостное спокойствие, раздраженно и недоверчиво косясь на мир. Просперо частенько мучился вопросом: полноте, тот ли это Хальк Юсдаль, к которому он был так привязан? Да, перед ним сидел именно тот самый человек. Не его вина, что к закату своей жизни барон Юсдаль добрался именно таким.