Страница 10 из 75
– С такими красноречивыми обличениями моей распущенности тебе прямая дорога к брату Джеролано. Будешь писать за него проповеди и прославишься во веки веков, – Золотой Леопард попытался обернуть спор шуткой, ибо слишком тяжко и невыносимо было смотреть на исходящего бессильной злостью Халька. Смотреть, вспоминая, каким он был прежде. Вспоминая его улыбку, его речи, исполненные житейской мудрости и неунывающего веселья. В любой беде, в любой передряге Юсдаль не терял присутствия духа, вселяя надежду в отчаявшихся и находя слово поддержки для изверившихся. Он был как огонек в ночи, на ясный свет которого выходили отставшие и заплутавшие. Он был сильным духом… а стал слабым. Просперо не мог винить его за это.
Хальк не принял протянутой оливковой ветви перемирия. Выбрался из кресла, поклонился и безупречно вежливым тоном испросил у его светлости позволения удалиться. Когда он ушел, Просперо вновь бросил взгляд в окно. Звучал не анриз, но привычный виолон. Лиессина сменил кто-то из гайардских придворных, выводивший старинную кансону об улыбке далекой красавицы. Сам темриец сидел на каменной скамье подле девицы в нежно-лиловом платье с шифром фрейлины. Они болтали, и тут Лиессин поднял голову, скользнув рассеянным взглядом по фасаду здания напротив.
Невесть зачем Леопард торопливо отступил назад, скрывшись за портьерой – в убеждении, что Лиессин отлично разглядел его. Бард из Темры мимолетно улыбнулся пустому оконному проему стрельчатой формы, в обрамлении высеченных из камня сплетенных ветвей шиповника и виноградных лоз.