Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 75



Глава 2. Ферральба: Серый ветер. 

 Жизнь безжалостна. Твой дом может разрушаться прямо у тебя на глазах, твои близкие – страдать, ты сам – пребывать в отчаянии, ей все едино. Колесо жизни катится по извилистой колее, давя божий виноград, не замечая людских бедствий.

Из соседского Аргоса прибыло посольство. Как было заведено, послы явились в Гайард, где им вежливо сообщили: Золотой Леопард в отъезде. Когда вернется, одному Митре ведомо. Ежели ваше дело не терпит отлагательства, вон там начинается дорога на Ферральбу. Попытайте счастья.

Послы сдержанно выразили недоумение нынешними порядками и всем кортежем проследовали в указанном направлении. Излагать пред герцогским ликом свое дело, давнее, как история мира. Еще один виток запутанной тяжбы между Аквилонией в лице Пуантена и Мессантией Аргосской. Касательно портов в нижнем течении Хорота и установления пошлин и сборов с товаров аквилонских купцов в аргосских портах.

Для разнообразия к набившим оскомину темам добавилась новенькая, только что с пылу, с жару, обсуждаемая вполголоса и тщательно завуалированными намеками. Мол, боги не обделили нынешнего дожа Аргоса потомством. Его младшая дочь Селестина на днях достигла совершеннолетия, и певцы на улицах Мессантии наперебой восхваляют красоту, ум и добродетель юной принцессы…

«Стервятники, – Леопард приязненно улыбался, внимая речам посла, – поднялись на крыло. Чуют поживу раньше всех. Высмотрели добычу и нацелились. Адалаис еще жива, а эти уже забрасывают сеть и высматривают, не блеснет ли чего полезного. Им не меньше нашего нужен мир и неиссякаемые доходы с речного судоходства, но, как и я, они чуют неладное. Король… а что – король? Можно издать тысячи законов и предписаний, но все рты в мире не заткнешь. Слухи ширятся, слухи ползут из города в город, из страны в страну, не ведая границ. Люди болтают на площади в базарный день. Люди задают вопросы. Люди спрашивают: отчего Леопард из Пуантена не спешит в трудный час в Тарантию, дабы облегчить ношу повелителя и друга? Отчего Пуантен ведет себя так, словно расплевался с вассальной клятвой и объявил себя независимым герцогством? Да потому, что все к тому и катится, прах его побери!..»

– Мы весьма польщены вашим предложение и подумаем над ним в самое ближайшие время, – гладкая, веками обкатанная в дипломатических поединках формулировка. Означающая как вежливый отказ, так и вступление в ритуальный танец с приближениями и отдалениями, выторговыванием уступок и условий. Мы – вам, вы – нам, и все довольны. – Принцесса Селестина, равно как ее соотечественники, всегда может рассчитывать на наше гостеприимство и понимание…

«С этих предприимчивых рож ведь станется отписать в Мессантию и спешной эстафетой доставить принцессу в Гайард. Явить товар лицом, пока покупатель не успел передумать. Кто их знает, может, они даже это предусмотрели. Бедная девочка под видом купеческой дочки или захудалой дворянки мается на постоялом дворе в ожидании условного знака. Только добродетельных аргосских принцесс мне не хватало для полного счастья».

– По известным вам причинам в Ферральбе блюдут тишину и покой…

– Наши сердечные пожелания скорейшего выздоровления герцогине, – ввернул посол.

– …Но было бы недопустимо лишать наших добрых друзей и соседей толики удовольствия, – Просперо мысленно скрипнул зубами. «Скорейшего выздоровления», ну как же, как же. – Мы рады видеть вас и ваших спутников на вечернем празднестве в вашу честь. К сожалению, празднество будет весьма умеренным. Мы непременно восстановим репутацию гостеприимного Пуантена – как только ее светлость вернется к нам…

«И кто из нас прожженный лжец, а?»

Поклоны, бесконечные поклоны и расшаркивания, блеск золотой мишуры и сияние ограненных камней в перстнях.

– Прием с танцами в такое время? – на сей раз тон Халька был почти спокойным, без желчи и язвительности. Видимо, бывший королевский архивариус вволю поразмыслил над давешней вспышкой гнева и осознал, насколько худой мир лучше доброй ссоры.

– Не могу же я просто указать им на дверь, – с сожалением заметил Леопард. – Все будет скромно и благопристойно. Немного музыки, немного танцев, ужин в тесном кругу, все мирно расходятся по покоям. Ни фейерверков, ни плясок ночь напролет, ни беготни с факелами по садам в поисках сокровищ, ни ловли призраков. Ферральба и так больше смахивает на монастырь, чем на дворец. Иногда я спрашиваю себя, что я здесь делаю? – последнее вырывалось у Просперо непроизвольно, в память о былом доверии между ним и Хальком.

– Поддерживаешь жену в ее страданиях, – отозвался барон Юсдаль.

– Называя вещи своими именами, торчу под дверями в ожидании, когда наконец Нергал вспомнит о ней, – буркнул Просперо.



– Жестоко говорить так об Адалаис, – сухо заметил Хальк.

– Зато искренне. Не искренности ли ты от меня добивался? – напомнил Золотой Леопард. Хальк отмолчался, с нарочитой внимательностью разглядывая сквозь арочный проем суету прислуги в Оленьем зале. Там раскатывали ковры и расставляли столы, заменяли свечи в жирандолях и масло в лампах, крепили повсюду бесконечные цветочные гирлянды.

– В былые времена тут всем заправляла бы герцогиня, – негромко сказал Хальк.

– А теперь заправляет мессир Тьореда, мой дворецкий, – в тон ему откликнулся Просперо. – Не нужно лишний раз язвить мою память. Я ничего не забыл, от первого мига моей встречи с Адалаис до нынешних тяжких дней. Не ты ли сам писал, якобы нет лучшего средства от душевных горестей, чем достойное исполнение надлежащих обязанностей? Вот я и стараюсь, как могу. Душу вкладываю в этот треклятый банкет. Чтобы аргосцы уехали довольными и перестали назойливо сватать мне свою принцессу Селестину.

– Я такое говорил? Не помню, – отмахнулся Хальк. Однако сплетни о принцессе его слегка заинтересовали: – Что, у них и подходящая дева наготове?

– Когда это Аргос оказывался не готов к изменению политической ситуации? – хмыкнул герцог. – Они с рождения обладают талантом чуять, откуда ветер дует и в какой миг он сменится. Сейчас аргоссцы решили сделать ставку на Пуантен.

– Согласишься? – прощупал почву Хальк.

– При живой-то супруге? – отбил выпад Леопард. – Вдобавок мне никогда не нравились аргосские дамы. Есть в них что-то от морских змей. Скрытные, таящиеся в камнях и норовящие куснуть исподтишка. Пусть принцесса обождет своей очереди. Я рассмотрю ее кандидатуру наравне с прочими претендентками.

– Их сбежится немало, – кивнул барон Юсдаль. Хрупкий мир между ними, казалось, был восстановлен – но надо ж такому случиться, что именно в этот миг в Олений зал забрела группка молодых придворных. К ним поспешил распорядитель, размахивая руками и со всем доступным вежеством убеждая приискать развлечений в ином месте. Незваные гости ограничились тем, что позаимствовали вазу с фруктами и кувшин вина, после чего удалились, пересмеиваясь.

Среди них затесался и Майлдаф-младший, издалека узнаваемый по диковинному наряду и белой шевелюре. Просперо не удержался от искушения поддразнить Халька:

– Надо предложить Лиессину выступить нынешним вечером. Ручаюсь, в Аргосе не слыхивали подобных варварских мелодий. Посол будет в восторге. Ну, или постарается изобразить восторг.

Хальк поджал губы:

– Ты и так чрезмерно выделяешь его среди прочих.

– Он же гость, разве можно быть нелюбезным с гостями? – изогнул черную бровь Леопард. Барон Юсдаль уловил, что над ним подшучивают, и сделался мрачнее тучи.

Тщательно подготовленный вечер не задался. Все – и слуги Ферральбы, и придворные Леопарда – из кожи вон лезли, стараясь явить гостям исконный дух пуантенских застолий, легкий и непринужденный. Когда в разговорах сами собой рождаются искрометные остроты, лесть не наигранна, а комплименты не фальшивы. Но что-то шло не так. За каждой колонной, за каждой занавесью мерещилась окутанная темным покрывалом согбенная тень. Незримая хозяйка Ферральбы присаживалась за столы, чуть касаясь иссохшей рукой края бокала, смущенно улыбаясь гостям – и вспыхнувшая было легкомысленная беседа затихала сама собой.