Страница 39 из 154
Словно ищет в потёмках кого-то
И не может никак отыскать.
Песенка проста, но я обожаю её в исполнении Хворостовского. И в невольном подражании добавляю этакие бархатисто-оперные тона.
Может, радость твоя недалёко,
Да не знает - её ли ты ждёшь...
Что ж ты бродишь всю ночь одиноко,
Что ж ты девушкам спать не даёшь?
Наверное, про какого-то там Петруху... Обрываю куплет, потому что слышу шорох за окном и деликатное покашливание.
– Хозяюшка! – в оконном проёме появляется бородач. А, Петин заступничек! - Ещё можешь?
- Тьфу на тебя! - Я даже шарахаюсь. - Ты что, подслушиваешь?
- Не, вышли с ребятами подышать, с крылечка услыхали. Голос больно душевный, наши бабы так не выводят. Спой ещё, а?
- Будет с вас. – Я недовольна. Как бы Васюту не вывести из себя. То Петруха этот пристал, то спой им… Подумает, что клиентов чем-то приваживаю, только этого не хватало!
- Спой!
- Иди-иди, - захлопываю окно перед его носом. - Концерт по заявкам им подавай!
И вообще, пора к Гале. Чтоб до ночи обернуться.
Вскоре заявляется и Васюта. Смущённый. От него немного пахнет вином.
- Ванечка, спела бы ты для ребятушек. Они ж в походах годами женского голосу не слышат…
- Годами…- якобы недовольно прерываюсь и закрываю шкатулку. С другой стороны, мне приятно. – А кто меня вчера в зал не пускал?
- Так нынче другое дело. Одного отшила - другие не пристанут. Зауважали тебя, лапушка.
- Вот сейчас как дам больно… Какая я тебе лапушка?
Он улыбается, смешливо морща лоб. В тёмных глазах пляшут искорки. Так же улыбаясь, обнимает за плечи и тянет за собой в зал. Что, вопрос не обсуждается?
- Для тех, други, кто здесь недавно - вот хозяйка моя, госпожа Ванесса, прошу любить и жаловать. И не обижать, ручка у неё тяжёлая.
- Да уж, и локоток не из лёгких! – поддакивает кто-то из-за ближайшего стола. – Видели…
Ах вы, ироды! Клоун я вам, что ли?
Пока я размышляю, а не двусмысленно ли для здешних мест звучит «Хозяйка моя», мне освобождают лавку. И протягивают… гитару? С радостью хватаюсь за гриф.
- А это здесь откуда?
- Инструмент иномирный, - с важностью поясняет сосед. – Был тут у нас один из пришлых, потом к князю в дружину ушёл, а гитару оставил. Отпелся, голос сорвал. Мы бы и сами попробовали, - он смущённо косит на свои ручищи, - да повредить боимся.
Надо же, кто-то из попаданцев умудрился перенестись даже с гитарой. Музыкант? Студент?
- Давно он здесь, пришлый-то? - интересуюсь, подтягивая струны. – Ушёл, поди, не меньше года, вон струны как провисли. Жаль, камертона нет.
- Точно, с год. Сороковник прошёл и решил остаться. Романтика, мол, а дома никто не ждёт…
Романтика. Кожаные куртки, брошенные в угол… Ка-Эс-Пе-шник или турист. А гитара хорошая, из бывшего ГДР. Заглядываю в круглое отверстие, где ещё сохранились остатки фабричной этикетки - так и есть, «Резоната». И ласково оглаживаю корпус.
- Лак потрескался, - говорю. – Эх, мужики, у вас даже гитары боевые.
Петруха собирается встрять явно с какой-то пошлостью, но его одёргивают. Всем интересно.
Господи, ну, как дети малые. Незаметно их рассматриваю. Нет здесь сусальных картинных богатырей с огнём в глазах и седыми растрёпанными бородами. Есть здоровые крепкие ребята, и бритые, и бородатые, от обычных нашенских крепких парней не особо отличающие, разве что плечи немного шире, ростом выше, душой проще, без закидонов и распальцовок. Возрастной диапазон от восемнадцати до сорока-сорока пяти. Отцы и дети.
И, откровенно говоря, мне они очень нравятся. Со своими строгими моральными устоями, немного смешными мне, как дитяти своего времени. С весёлыми бесенятами в глазах. С уважением ко мне, ба… женщине и окоротом распускающих руки Петрух. Отчего-то мне кажется, что ежели бы я не шарахнула ухажера, ему бы и так недолго пришлось меня лапать. Ладно, Муромцы, спою, чего уж. Пальцы только разомну, а то за инструмент уж лет семь не бралась.
Слушают они заворожённо. А смотрят-то как!
Я пою казацкие: «Ой, то не вечер, то не вечер!» и «Любо, братцы, любо».
Я пою «Белой акации гроздья душистые».
Я пою Гамзатовских «Журавлей».
И случайно кидаю взгляд на Петруху. Одно ухо у него покраснело и заметно оттопырилось, глаза, зелёные, как первый берёзовый лист, наполняются слезами. Какой же ты Аполлон, умиляюсь, ты самый настоящий Лель, пастушок былинный. Ну, Лелюшка, придётся тебе показать, каково это – растревоженным тобой девкам. А кто не любит слушать про любовь?
И завожу последнюю.
…Ромашки спрятались, поникли лютики…
Когда застыла я от горьких слов.
Зачем вы, девочки, красивых любите?
Непостоянная у них любовь…
Отец мой очень любил эту песню, хоть и бабскую.
В отдалении, столика через два, незнакомый златокудрый красавец, разодетый, как английский лорд, строчит карандашиком в книжечку с золотым обрезом. Слова, что ли, записывает? Вскидывает на меня большие голубые глаза и чуть улыбается. А у меня так и проходит тёплая волна по сердцу.
Да что это со мной сегодня? Что я – как девочка, глаз от мужчин отвести не могу? Не по возрасту, вроде бы…
- Всё, ребята, - решительно отстраняю инструмент, - хорошего помаленьку. Меня Гала ждёт.
Петруха срывается с места.
- Дозволь, провожу. Время-то позднее!
Вопросительно гляжу на Васюту. Он усмехается, косит на Петрухино ухо.