Страница 9 из 42
– Почему сейчас? – спросила я, играясь с сакральным жемчугом из потайной шкатулки, баллады о котором жили в нашем ковене долгими поколениями.
Виктория улыбнулась, задвигая обратно свой столик с порошками эфирных масел и смолами драконового дерева.
– Просто так. Любая женщина, а уж тем более ведьма, грезит о дорогих побрякушках. В твоих же руках – настоящая родовая реликвия с тысячелетней историей, не имеющая цены. Тебе нравится?
Мое нерешительное мычание заставило маму вопросительно выгнуть бровь.
– Нравится, но... – Я смутилась, с трудом совладав с магнетизмом перламутра и оторвав от него взгляд.
– Но что?
– Я больше люблю стекло.
– Стекло? – удивилась Виктория
– Да... Ну, такие стеклянные бусины, знаешь? Как те, что для меня сделал Джулиан.
Виктория ухмыльнулась.
– Честь подержать в руках Вестников Даров выпадает лишь Верховным ведьмам, Одри... Привыкай к этому. Они теперь твои.
Неожиданно одна из жемчужин, – круглая, до совершенства ровная и сверкающая, – выкатилась из-под подушечек пальцев и соскользнула вниз, устремившись к полу под естественной тяжестью, но зависла в полуметре от половиц, оплевав все известные законы гравитации. Воздух подо мной сделался вязким, тугим, мешая вдохнуть; он буквально отпружинил шар обратно, прямиком в руку матери. Она ласково подула на него, отряхивая от пыли.
– Мои? – переспросила я растерянно.
– Да... Если ты согласна принять мое наследие, конечно, – подвела черту Виктория, забирая из моих ладоней оставшиеся драгоценности.
– Ты это сейчас серьезно?
Я почувствовала влажную испарину, возникшую на коже в тех местах, где до нее дотрагивались прохладные жемчужины. Мама подошла ближе: ее кардиган пропитался ароматом душицы и растений, к силе которых она с рождения так тяготела. Стихии природы были первым освоенным ею даром, потому и одежду она предпочитала оттенков землянистых, пастельных: песочные брюки, темно-зеленый свитер, украшения из натуральных камней. Я инстинктивно обвела ее взглядом, поражаясь шторму в темно-серых глазах, цвет которых издавна выдавал всех урожденных Дефо. Волнистые волосы, будто сплетенные из ржаных колосков, были забраны высоко на затылке непритязательной серебряной шпилькой. Я безмолвно удивилась, ведь еще вчера в волосах моей матери тоже блистал жемчуг: старый гребень, от которого она, судя по всему, избавилась, всегда был усыпан им. Виктория впервые предстала передо кем-то без своего морского венца и, пускай не утратила от этого величественного шарма, она будто и впрямь лишилась какой-то своей сокровенной части. И это меня пугало.
Я опустила взгляд на закрывшуюся шкатулку, куда Виктория поместила родовые жемчужины, и глухо ахнула.
– Вестники даров, – поняла я тихо. – Ты всё это время носила их с собой! В волосах... Прямо в том гребне! Шкатулка, которую ты так усердно прятала под алтарем в кабинете, на самом деле была пуста. Мама! Это же так...
– Нечестно и рискованно?
– Хитро и поразительно.
Виктория нежно улыбнулась, польщенная.
– Верховная никогда не расстается с тем, что ей по-настоящему дорого, Одри, – Она втолкнула шкатулку мне в руки и наклонилась, клюнув губами в лоб. – Однажды и ты сделаешь из него чудесное ожерелье или брошь... А, может, тоже захочешь обзавестись жемчужным гребнем. Разумеется, когда вернешь Вестникам их истинный вид.
Виктория со скрипом приоткрыла шкатулку, и на дне, вышитом красным бархатом, зазвенело нечто темное и уже не такое красивое: внутри перекатывались круглые угольки, в которых было не так уж просто заподозрить все те же бусины. От их былого великолепия, чистого и сияющего, не осталось и следа. Жемчужины почернели.
– Всего их восемь. Одна жемчужина – один дар. Каждый из них тебе предстоит освоить. Надеюсь, ты помнишь: стихии, метаморфоз, психокинез, ментальность, прорицание, некромантия, исцеление, сотворение, – перечислила мама, и я закивала, внимая ей. - Черная жемчужина – невежество, белая – достигнутое мастерство. Они – материнское наставление, напоминающие о предначертанном тебе пути.
Виктория втолкнула шкатулку в мою заледеневшую ладонь и отстранилась, отворачиваясь к платяному шкафу так невозмутимо, будто совсем не замечала, какой волной удушающего ужаса меня захлестнуло.
– Мне двенадцать, – хрипло напомнила я. – До подготовки ведь еще три года... Слишком рано.
– Твоя практика начнется с завтрашнего дня.
Кабинет матери был просто огромный, – с вытянутыми витражными окнами, массивами книжных шкафов и гигантским алтарным столом между колонами, укрытым пунцовым шёлком – но дышать здесь вдруг стало нечем.
– Мама, я не...
– Происходит кое-что очень плохое, Одри, – оборвала меня Виктория, храня ледяное спокойствие, и я увидела, как побелели костяшки ее пальцев, когда она сжала дверцу шкафа, едва заметно пошатнувшись, но удержавшись на ногах. – Боюсь, очень скоро ты станешь самой молодой Верховной ведьмой в истории ковена, потому что я умираю.
***
– Объявлено штормовое предупреждение! Увы, жителям Нового Орлеана придется отменить барбекю в честь наступления осени, потому что до конца выходных не рекомендуется покидать здание без экстренной необходимости. Синоптики обещают ослабление ветра с 28 м/с до 23, но дождь не прекратится до понедельника. Будьте бдительны за рулем!
Я разодрала слипшиеся веки и, приняв сидячее положение, вперила взгляд в абсолютно голую стену с проплешинами извёстки. Потолочное окно было перегорожено чугунными прутьями, а вместо двери – запертая решетка. Я сунулась к ней на звук включенного телевизора и чуть не упала, запутавшись. Стряхнув с себя невнятное шерстяное покрывало, я прислушалась к веселым голосам и свисту закипевшего чайника, а затем заглянула под койку в поисках своего рюкзака и скрипки, пытаясь вспомнить, как именно здесь очутилась. И, главное, где?