Ковен озера Шамплейн

Заброшенная комиссионка с клубками грязи – совсем не то место, где я мечтала провести такую ночь. Однако ослепительная вспышка снаружи, пробившаяся внутрь, убедила меня остаться. В небе будто протрубил божественный горн: оно наконец-то разверзлось, и дождь в мгновение ока затопил улицы и забарабанил по крыше. Дом заскрипел. Я восторжествовала: чем скорее грянет пик шторма, тем скорее всё уляжется. Спрятав замерзшие ладони под шарф, я довольно замурлыкала себе под нос, изрядно повеселев от тяжести в карманах: под моими пальцами теплела кожа толстого портмоне. А внутри меня ожидал еще больший сюрприз.

– Две тысячи долларов наличными, – воскликнула я, опешив. – Да этот парень точно псих!

От восторга я зашлась кашлем, но отвлеклась, выуживая из собственного кармана кое-что еще, что, похоже, прихватила с собой нечаянно в привычке хватать все, что нащупаю под рукой. Вместе с портмоне я выложила на одеяло тот самый круглый бронзовый талисман, который оказался отнюдь не часами или компасом, как мне показалось издалека. Позолоченное, расписанное вручную, я открыла перед собой карманное зеркальце. В нем мое бледное изнеможенное отражение казалось еще ужаснее. Румяна не помешали бы...

Детский ночник замигал и внезапно погас, погрузив меня во мрак на секунду, показавшуюся томительной вечностью. Декоративные свечи на полках шкафов вспыхнули вместо фонаря – и всё вокруг всколыхнулось тоже, включая загоревшийся камин в конце зала, из которого хлынула гарь и сажа, но никак не тепло и уют.

– Ты знала, что Новый Орлеан называют Парижем Нового Света?

Я подскочила.

Мой визг утонул в раскате грома. Ужас сковал так же, как сковали и руки брата, столь радушно принявшие меня со спины в свои объятия. Он прижался ко мне сзади, и я вдруг поняла, что визг мой на самом деле вышел беззвучным: те самые тиски ужаса не позволили бы вырваться даже шепоту, уже не говоря о большем. Испуганно онемев, забыв о том, как драться, двигаться или просто бежать, я застыла и почувствовала, как Джулиан приветливо целует меня в щеку.

– Выглядишь великолепно, – шепнул он, накрутив на палец локон моих волос, которого хватило лишь на пару оборотов вокруг фаланги. – Состригла косу. Покрасилась. Разве белая краска не сжигает волосы? Вредно же.

Его плащ зашелестел. Мы стояли между шкафами на скомканных покрывалах, пока за окном, судя по звукам, взрывался мир. Джулиан медленно развернул меня к себе, и я едва сдержалась, чтобы не зажмуриться. Пламя свечей плясало на мужском лице, похожем на вырезанную из гипса маску.

– Теперь мы ничуть не похожи, – выдохнул он огорченно, и вокруг серых глаз, отливающих металлом, пошли контрастно милые и обворожительные морщинки. – Жаль.

– Мы перестали быть похожи в тот же момент, как ты убил всю нашу семью.

– Одри, не начинай... – простонал он утомленно.

– Ты ничуть не изменился. Хотя, нет... Постарел, – вырвалось у меня язвительно. – Выглядишь на тридцатник. Отстойное нынче житие у душевнобольных, да?

– Чем больше в тебе магии, тем сильнее она давит изнутри. Выглядеть старше – не такое уж тяжкое бремя в обмен на могущество.

– Ты сейчас назвал себя могущественным? Все, чего в тебе стало в разы больше за эти годы, так это только самомнения.

Джулиан ухмыльнулся, и ноги у меня сделались совсем ватными. Брат удержал меня навесу и обнял крепче, заставляя прижаться вплотную. Отвратительно.

Я вздохнула, с болью в груди узнавая родной запах шалфея и лавандовых полей.

– Принцесса никогда не была виновата.

– Что? – нахмурился Джулиан.

– Сказка о двенадцати братьях, – прошептала я. – Твоя любимая. Только после... всего я поняла, почему она так тебе нравилась. Но принцесса никогда не была виновата в том, что король так грезил о ее появлении на свет. Принцесса не была виновата в участи братьев и уж тем более в том, что родилась. Все, что случилось дальше – исключительно вина короля.

– Верно, – внимательно выслушав меня, согласился Джулиан, и палец в замшевой перчатке погладил мою щеку, раскрасневшуюся от предательских слез, которые магическим образом высыхали сразу же, как брат их замечал. – Я никогда не винил принцессу.

– Разве?

– Никогда, – повторил Джулиан сдержанно.

– Тогда просто сверни мне шею, – попросила я, проглатывая всхлип. –Хоть раз прояви милосердие. Надеюсь, ты знаешь, что это такое. Мою магию тебе все равно не забрать, ты знаешь. Верховные – источник, а не проводник, как остальные...

– Что? – Джулиан скривился. – Зачем мне тебя убивать? - Я запрокинула голову вверх, вынося его дыхание на своих губах, только чтобы посмотреть удивленно и непонимающе, а затем услышать: – Я не собираюсь причинять тебе вред. Глупая маленькая Верховная... Я пришел за тобой, чтобы любить. Я ведь так тосковал по тебе. А ты по мне? Только не ври.

Все внутри воспылало и взбунтовалось, когда Джулиан, не дожидаясь от меня очередного сарказма, неожиданно поцеловал меня. Влажные холодные губы, сминающие мои – горячие и сухие, обветрившиеся на свистящем воздухе. Меня скрутило в рвотном позыве, и перед глазами всё поплыло.

– Да у тебя жар! – встрепенулся он и отстранился, чтобы придирчиво осмотреть меня с головы до ног, пока я безуспешно пыталась вытошнить на пол отведанный накануне брауни. – Захворала после того, как на спор искупалась в Миссисипи? Да, я следил за тобой. Если я не показываюсь – это не значит, что я не смотрю, сестренка. Время игр в прятки давно прошло. Больше не убегай, ладно?

Джулиан стянул с рук перчатки и отбросил их в сторону. Меня будто обожгло льдом, когда его ладонь втиснулась под мой свитер и прильнула к голому животу, облегчая лихорадку, но ухудшая все остальное. Я зажмурилась, пытаясь вытерпеть. Подушечки шершавых пальцев медленно огладили шрам, тянущийся дугой вдоль ребер под грудью, а затем сместились выше на тот, то оставили кусты роз, в которых мы играли в детстве. Он щупал каждую отметину, которая связывала меня с прошлой жизнью, и тронул даже ожог трехлетней давности на бедренной кости, который отметиной не являлся вовсе – это была память о той жертве, что оказалась слишком велика для меня даже во имя спасения.