Страница 26 из 42
Машина припарковалась у кирпичного жилого дома спустя еще километр. Распахнув дверцу, я тут же окунулась в озерной вихрь, подхвативший и едва не унесший мою фетровую шляпку. С упоением втянув в себя знакомый воздух, пропитанный мокрой древесиной и рыбой, веющей с причала, я уже свесила из машины ноги, когда Коул вызывающе кашлянул.
Я закатила глаза, оборачиваясь.
– Что еще?
– Больше никаких пожаров, Одри, – предупредил он меня строго, заглушив мотор и сложив локти на руле. – Давай впредь обойдемся без поджогов – и иллюзорных, и настоящих, – договорились? Бёрлингтону и так в последнее время тяжко приходится.
Я примирительно кивнула, едва удержав в себе очередную остроту, что без пожаров в такой унылой дыре будет слишком скучно. Коул перетащил через Штруделя наши вещи, а затем двинулся к багажнику.
Раз пирог. Два пирог. Три пирог...
Двадцать яблочных пирогов.
– Ты совсем не готовишь дома, да? – спросила я, наблюдая за тем, как Коул волочит по лестнице необъятные коробки, брякая на ходу ключами. – У тебя что, аллергия на нормальную пищу?
Но истина оказалась куда прозаичнее.
– Я не умею готовить.
– И следить за своим желудком, видимо, тоже.
– Штрудель любит яблоки...
– Ты пирогом и кота кормишь?!
– Мы регулярно посещаем ветеринара! Всё, перестань, уж не тебе нотации мне читать. Лучше подержи вот это.
Коул попытался всучить мне несколько коробок, чтобы расправиться с дверью на четвертом этаже, но те предательски покатились по вниз по ступенькам вместе со всем остальным. Я взвыла и нагнулась, подбирая его выпавший бумажник и полицейский значок. Скользнув пальцем по краям позолоченной звезды и нашивки со званием «сержант», я по инерции прошерстила пальцами визитки из ресторанов и китайского фаст-фуда.
Помимо карточек, под пальцами зашелестело что-то еще.
– Говоришь, сунул последние деньги владельцам фургона, да? – спросила я, демонстрируя взъерошенному Коулу, судорожно сгребающему пироги, еще около пяти ста баксов и две кредитные карты.
Он замешкался и протянул руку, ревниво выхватывая свой бумажник обратно.
– Надо ведь было как-то проучить тебя за аварию и воровство.
Я промолчала, смирившись с мыслью, что заслужила это, и, пожалуй, прошедшая ночь не была такой уж плохой, чтобы жаловаться. Едва ли можно было бы расстроиться, встретив живописный рассвет на другом конце Америки с красавчиком, купившим тебе острый хот-дог и ванильный латте.
Я помогла Коулу повернуть ключ в дверном замке, и вместе с пирогами мы ввалились внутрь. Между ног юркнул Штрудель, устремившись на свою лежанку у фикуса. Пока Коул пытался уместить все коробки в холодильник и заносил в квартиру багаж, я скинула рюкзак со скрипкой на диван в гостиной и принялась осматриваться.
Это было...
– Вау, – вырвалось у меня уже не в первый раз после знакомства с Коулом.
Его квартира располагалась на самом последнем этаже, отчего крыша в некоторых местах наклонялась, срезая незначительную часть пространства. Это придавало особый шарм и ванной комнате, выложенной коралловой плиткой, и спальне, раскрашенной в черно-белые тона, будто комната из нуарного детектива. Над кроватью поистине королевских размеров был закреплен проектор, а над рабочим столом Коула – экранное полотно. Слева, загораживая проход на балкон, стоял книжный шкаф, с которого сыпались папки, а по соседству - пробковая доска, пестрящая документальными сводками, вырезками из газет и желтыми стикерами. Картин у Коула тоже была масса: развешенные по всем стенам от кухни до туалета, они варьировались от классического натюрморта до современного арт-деко. Несмотря на это, вся гамма цветов в квартире ограничивалась пределом основной палитры, исключая насыщенные и контрастные переходы: вместо яркого красного – светло-малиновый, почти брусничный; вместо синего –васильковый, а зеленого – болотный, почти серый. Ничего не резало глаз и не было лишним – полная гармония минимализма. Атмосфера абсолютной чистоты и порядка, которую Коул, судя по всему, педантично соблюдал везде, кроме своей машины.
Я выглянула в окно, раздвинув пальцами жалюзи, и действительно увидела голубой залив: на него выходили буквально все комнаты в квартире. Куда не сунься – озеро Шамплейн; куда не сунься – моё прошлое.
Я почувствовала покалывание магии и прикрыла глаза в эйфории. Может быть, когда я окончательно выздоровею, то даже искупаюсь в озере, чтобы воссоединиться с ним во всех смыслах. Моя неуверенность в себе испарилась как по щелчку пальцев, как испарился и страх – вот, чего мне не хватало, чтобы наконец-то позволить стать себе Верховной. Мне не хватало моего дома.
– Знаешь, Коул, – улыбнулась я, завороженная и почти признавшая мысль, что готова свершить своё предназначение. – Возможно, я бы смогла попробовать некромантию, если только...
Мой голос заглушил непредвиденный храп. Я дернулась, и даже Штрудель драпанул из лежанки. Не успев разуться и снять куртку, на диване распластался обессиленный Коул. Он буквально потерял сознание от недосыпа, чудом упав лицом в подушки, а не в пол. Счастливчик.
– «Располагайся, Одри», – сказала я себе его интонацией, кривляясь. – «Чувствуй себя как дома!».
Я закрыла распахнутую настежь входную дверь и, убедившись, что все упаковки с яблочными пирогами утрамбованы в морозилке, предпочла раз и навсегда закрыть ее и больше не открывать, чтобы всё это лавиной не хлынуло наружу. Не без усилий вытянув свой рюкзак из-под длинной туши Коула, я порылась в одежде и по-хозяйски закинула в стиральную машину все грязное, выбрав парочку того, что еще оставалось свежим – изумрудный кашемировый свитер и кожаные брюки из чикагского масс-маркета.
Пенная ванна с шоколадной бомбочкой – однозначно самая роскошная компенсация, какая только может быть после того, как тебя пытались убить.
Я плескалась в пузырящейся мыльной воде почти полтора часа, вытянув лодыжки на мраморный бортик и допивая бокал вишнёвого сока за неимением какого-либо вина. В его поисках я перевернула верх-дном всю квартиру, но нашла только несколько любопытных фотокарточек. На одной из них стоял маленький Коул в полосатом свитере, а по бок с ним - ещё один мальчик в такой же одежде, но повыше ростом. В том же шкафчике, где отыскался полупустой альбом, лежал и блокнот с заметками, обложка на котором датировалось мартом этого года.