Невидимые

Тот противиться не стал.

– Обещали, что придут за мной. А Червинский велел продолжать искать невидимых и за указаниями к нему ходить. В новое место теперь. Меня ведь газетчик узнал. Статью про меня писать хочет. 

– Так тупо влезать в дерьмо еще надо уметь.

Макарка принялся грызть палец.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать три.

– Да ну?

Алекс повертел шеей, разминаясь.

– Скажи... А если я пойду – и с моста подамся? До моих все равно доберутся?      

– Или уходи, или ищи того, кто вас сдал. Прямо сейчас. Найдешь – накажи. И веди к этому… как его там? Кто все затеял?

– Степан.       

– Заставь перед ним признаться. А там уже видно будет, что делать.

Не оценил.

– Ищи, ищи... А как? Где?   

– Откуда я знаю? Начинай с тех, с кем на дело ходил.

Нет, не справится. Это видно. Что ж – его печаль.

– Лексей! А можно теперь я к тебе подамся? Хоть на чуть-чуть! Не стесню, хоть в углу на полу устроюсь, – взмолился Тощий.

Алекс задумался. Все же отлежался у него после визита к Легкому, да и предупредил щенок об облаве. Кроме того, неизвестно, что из него можно выжать. Пожалуй, еще живым пригодится.

– Иди в театр. Скажешь, что от меня, и что будешь жить в комнате Маруськи. Если кого уже там разместили – пусть гонят. Да, мебели там больше нет. Вели Щукину – это тот, что на бабу похож – пусть сообразит. Пересидишь пока. Наружу не выходи. Да, и чтоб молчал! Ни слова никому ни обо мне, ни о твоих делишках. Все понял?

– Немым стану! Спасибо! Ты мне жизнь спас! – миг – и Макар стиснул в костистых объятьях, больно задев бок.

Алекс аж зубами заскрежетал, ловко выскользнул и вышел за порог.

***

Макар постоял, слушая, как постепенно стихают скрипучие половицы. Незваный гость ушел, и без него стало тревожнее прежнего.

В правоте Алексея сомневаться ни приходилось. Он вообще на диво разумный оказался: хоть бери да каждое слово записывай, чтобы не забыть. Макар на полном серьезе как-то раз собрался, но не нашел ни бумаги, ни карандаша.

 «Найди и накажи» – говорит. Ну да, он-то сам, поди, легко бы сделал то, что советовал. Эх, вот бы взять и стать таким же. Тогда бы уж никакие Степаны и Червинские оказались бы не страшны.

Вспомнив о том, как подставил Алексея своей выдумкой про театр, Макар вновь ощутил муки совести. Рассказать бы о том, что сделал... Но боязно. Что учинит в ответ – даже представлять нет желания. Но явно не похвалит. А Макару бы так хотелось завоевать расположение.

Дожидаясь возвращения домашних, Макар растянулся на своей освобожденной кровати. Утро выдалось богатым на потрясения, и они не выходили из головы. И встреча в гостинице – а ведь она, казалось, так хорошо прошла! И как те двое с улицы затащили его в подворотню. Тоже работяги, но незнакомые – прежде никогда их не видел. Передали привет и угрозу, а затем, не дав ничего сказать в оправдание, начистили рыло. 

Спасибо Алексею: какое-то время Макар пересидит в театре... Но на что жить? Нос-то наружу нельзя высовывать. И как при этом продолжать ходить по берегу и вести беседы с сестрой Ваньки-мануфактурщика?

Нет, так и так – все не к добру.

А если рискнуть и прислушаться к совету?  Раз уж Макар все равно только и делает, что кого-то ищет – отчего бы не попробовать отыскать виновного и в собственных бедах? Родная шкура уж точно важнее, чем какие-то невидимые.

Алексей посоветовал начать со своих… Будто бы ясно, кто они такие – эти свои, и где они водятся. Все та же Ванькина сестра с берега, разве что?

Несмотря на тревожные мысли, Макар задремал.

Проснулся от плача Петьки. Мать, утешая, несла его в кроватку. Зоркая сестра тем временем обнаружила кошель на сундуке, схватила:

– А где Лексей?

– Ушел, – Макар подметил гримасу грусти.

– Забыл? Нужно бы вернуть.

– Не, вам оставил, за заботы. Велел благодарить.

– Ну, бог ему в помощь, – взглянув на кошель, отметила мать.

Макар сел, не зная, как сообщить домашним о немедленном переезде. Ох, что начнется! Приоткрыл рот – и снова закрыл, наблюдая, как мать с сестрой разбирают свежую штопку.

– Как госпожа так рубашку разорвала?  Да еще в таком месте?

– Вы вот что... Бросайте.