Невидимые

Сперва зашли на мануфактуру – искать Ваньку. Но там давным-давно брата не видели. Вот так дела! Объяснили, однако, где он жил. Заглянули туда, в бараки – но и снова толку чуть: сказали, был Ванька, но куда-то запропастился.

И сестра исчезла, и брат.

Стараясь гнать от себя тревогу, Ульяна собралась к плотнику. Тут уж дети совсем разнылись – устали. Как ни прикрикивала – продолжали голосить. Она-то им не указ. Бросила их, пошла одна. Догнали, вцепились в спину, повисли:

– Не оставляй, сестрица!

К счастью, хотя бы Витька оказался на месте. Неловко даже: оторвали от дела, а мастер у него суровый. Наверняка потом выговаривал.

Брат попросился отойти, и проводил семью в свой угол, что снимал в бараке у мастерской: топчан да сундук. Совсем небогато, хуже, чем у Ваньки и матери.

Принес воды, расспросил о том, что случилось, темнея лицом. Потом достал из-под сундука свернутую худую пачку – и отдал все Ульяне. Она растерялась.

– А сам-то как будешь? – совестно.

– Ничего. Заработаю. Смотри, на улицы не суйся. Скоро приду к вам и еще принесу.

Ульяна повеселела – но через пару дней вновь пригорюнилась. Деньги брата закончатся – а дальше что?

Даже стиркой, как мать, не заработаешь. Ее нужно брать в городе, а потом туда же и относить. С детьми – не пойдешь: и белье перемажут, и господ распугают. Одних тоже бросать тревожно…

Мать Ульяна не осуждала. Сама думала отправиться на базар в поисках легкого заработка. На то теперь некому ругаться: пригляду нет. Ульяна и в тот раз правду не сказала о том, отчего ее погнали из нянек. Незачем матери знать… Тем более – не праведница она, а туда же, ругаться.

Вот, похоже, и сестра с братом лучшей доли искали…

А что, если мать не вернется и до зимы? Как оставаться в холода в сожженном доме? Ульяна заткнула тряпками щели, как могла, вместо двери повесила простынь – жалко портить, конечно, но хоть как-то жилище прикрыть. На лето сгодится. А что потом?

Начался дождь. Мимо обгоревшего порога сновали, занятые своими заботами, люди. И никто не обращал внимания на плачущую в голос девочку – вчерашнего ребенка.

***

Накануне лекарка предложила Алексу выпить из пузырька.

Выпил. Что терять? Травить насмерть – глупо, а так – почти с пустыми карманами вышел.

Из-за этого зелья он всю ночь был, как дурной. Точно после малинки – не соображал толком. Его трогали, поворачивали, прямо над головой слышались голоса – ничего не разбирал. А потом и полностью провалился в забытье.

Утром открыл глаза. Не отравили. Голова кружилась, но боль затихла. Рубаху сняли, пузо перемотали бинтами. Сквозь них лишь небольшая капля крови выступила.

– Жить точно будешь, Лексей, – ласково сказал со стула напротив тот самый гость, что принес сообщение. – Приглянулся ты моей сестрице, поди. Уж так хлопотала.

– Молчи, Макарка! – прошипели от двери.

Топ-топ-топ. Девка поспешила сбежать.

Алекс осторожно спустил ноги с кровати. Встал. Ничего хорошего, но идти сможет.

– Отлежался бы еще, – заметил рабочий.

Как в порядке вещей – будто Алекс его давний приятель. А нравы тут, похоже, как в Старом городе.

Он забрал у хозяина папиросу и затянулся, садясь на кровать.

– Твои сказали, что ты пропал.

– Ну да, так и вышло. В участок меня утащили. Только матери не скажи, – спохватился. – Для нее – я работал.

– За что?

– Ох… Да лавку мы брали, – стыдился? Новичком прикидывался? – Кто-то нас сдал. А Ванька решил, что я… Ух, что теперь со мной будет…

– Точно, ты.

– Да ты что?! Нет, не я! – громче, чем стоило, возмутился Макарка. Так и остальные – бабы его – сюда сбегутся.

– А как бы ты тогда вышел? Только так.

– Ей-богу, не я… Там совсем другое, – он даже сжался.

– Что?

– Не могу сказать, Алексей. Иначе мне вилы.

– Да ладно. Знаю я, в чем твое дело, – Легкий выручил, как иначе?

– Вправду знаешь? Тогда расскажи.

Ребенок встал в кровати, и, грызя погремушку, уставился на Алекса.

– Не здесь. Пойдем, выйдем.

– Петька, думаешь, разболтает? Так не говорит он.