Страница 34 из 50
XL.
Милая заботливая Мадли!
Она заранее припасла в подарок для Эжжи бархатное платье цвета темной сирени, обшитое кружевом, сплетенным как бы из солнечных лучей!
Двойные ажурные прошивки удачно подчеркивают бюст. Сильно заниженная талия украшена витым золотым поясом, длинные концы которого, ниспадая от узла, затянутого на уровне лобка, романтически колеблются при ходьбе.
Для невзрачной девицы Хаш это платье символизирует ее огромное восхищение красотой подруги!..
Служанка прикатила манекен на колесиках – дамский торс на высоком стояке с подпоркой как «на курьих ножках».
Платье на манекене на миг вызвало у Эжжи нехорошее предчувствие: «О, нет! Мне отрубят голову! Что же я такое натворю-то?!»
Девушка тут же расхохоталась нелепым мыслям.
Что за глупые выдумки?! Отрубят голову?!
Эжжи ведь – даже не дворянка! В крайнем случае, ее просто – повесят!
Хотя и это – весьма странная мысль! Перед законом Эжжи чиста, как... Кто же?.. Бабочка?.. Пчелка?.. Ха-ха-ха!..
Служанка заискивающе наговорила сладких слов веселой барышне. И помогла той нарядиться...
– Перешнуруй, милая! Расширь! Очень жмет, дышать трудно! – попросила красотка помощницу.
– Меня, барышня сладенькая, Лейкой звать! – сообщила служанка, ослабляя шнуровку на спине госпожи. – Я, значит, на то скромно намекаю, что счастлива буду, коли вы меня по имени окликать станете!
– Хорошо, Лейка! Осчастливлю тебя, Лейка! – Эжжи снисходительно усмехнулась. И внимательно вгляделась в увядшее лицо, украшенное доброй улыбкой и хитрыми светло-голубыми глазами. – Ты, тут, должно быть, экономка? Так ли, Лейка?
– Куда уж мне! Всего-то навсего – кормилица нашей госпожи! Вот уж бедная девочка! – веселым тоном заверещала служанка. – Осталась наша графиня ненаглядная одна-одинешенька! Сиротинкою горемычною! И...
– Довольно врать-то, Лейка! – оборвала фальшивые причитания гостья упомянутой графини. – Бедная! Одинокая! Горемычная!.. Наша Мадли Хаш – знатна, богата и окружена почтеньем! И весьма скоро, думается мне, от воздыхающих по ее благородной руке с тугим кошельком – спасенья не будет! Того гляди – обольстят ненаглядную нашу!
Лейка замерла на месте, напомнив Эжжи насторожившуюся гончую. Служанка с восхищением уставилась на подругу своей молочной доченьки. Кормилица боялась поверить, что взаправду нашла союзницу в борьбе против искусителей, подло зарящихся на доходы глупышки Мадли! Ах, какая хорошая гостья к нам попала!..
– Ну-ну, Лейка! Не стоит так мило на меня глядеть! – улыбнулась Эжжи. – Мадли слишком хорошая и слишком добрая девушка. Она, разумеется, не должна достаться корыстному негодяю. И, раз уж я здесь, – помогу, чем смогу. Да и ты, Лейка, пригодишься! Потому как, ежели слуга имеет к себе уважение, то и для хозяина он – надежней будет! Так мой отец говорить любит, Лейка!..
Несколько минут Эжжи и Лейка перешептывались так тихо, что даже волшебная мышь-проныра из сказок города Мэлма, сиди она на голове у одной из союзниц, не разобрала бы слов.
Лейка, весьма довольная хитроумным планом гостьи, отправилась в покои Мадли, чтобы объявить готовность барышни Тари к встрече с подругой.
Как и ожидала кормилица, добрая Мадли не выдержала чопорности графских традиций. И, позабыв про разницу в положении, сама помчалась в покои к низкородной гостье.
– Помчалась, ох-ох! Наплевав на то, кто тут – графиня! – проворчала Лейка. – Старый граф был наш – спорить трудно! – злодеем отпетым. Но ругал-то Мадли мою – за дело. «Никогда, – так душегубец наш дочку-то учил, – никогда не выйдет из доброго человека достойного правителя! Не будь дурой, Мадли!» Ну-у... Да уж... Как Бог поможет!.. Авось, хоть за доброту графине нашей судьба что-то доброе взамен даст! Однако, не верность слуг. Меня, понятно, не считая. Сама вскормила – жаль, поди! А другим-то – что?! Только урвать бы с той глупой доброты господской!.. Однако, Эжжи Тари, думаю я, верно – бескорыстная душа! А уж как славно мы договорились – аж сердце мое старое умилилось!..
Лейка – как правильно поняла Эжжи! – была из тех редких женщин, души которых, хотя и пропитались цинизмом жизни, но сумели сохранить ядро любви к себе и к ими избранным, а также и веру в чудесные исключения – в честных и чистых героев и героинь...
XLI.
Прошло три часа.
Эжжи уже навестила Анта в просторной конюшне. Пообещала ему вечернюю прогулку. И осталась весьма довольна должным уходом парнишек-конюхов за милым другом.
Сейчас подруги под ручку разгуливали по просторам особняка. Предполагалось, что Мадли показывает Эжжи красоты дома.
Временами девушки замедляли шаг перед вычурной лепниной арок. Или перед дахскими фарфоровыми танцовщицами, что на каминных полках. Или же перед дубовыми стойками с хрупкими сервизами, давным-давно привезенными с Востока дедом Мадли...
Эжжи притворно восторгалась. Оценить диковинки особняка по достоинству ей мешала неотступная мысль: «Была ли я раздета, когда меня нашли в лесу?»
Всё увиденное в особняке тотчас смешивалось в мозгу как бы в общую картину безумного художника. Если бы кто-то, чудом могущий повелевать нашей красоткой, остановил бы ее и принудил рассказать о том, что она помнит из прогулки по чужому дому, то воображение Эжжи, колеблясь и сомневаясь, нарисовало бы бело-голубой мир в завитках, напоминающих цветы и птиц, затем залило бы этот мир всеми красками радуги, а затем замазало бы его весь серым цветом безразличия...