Страница 35 из 50
Эжжи, так и не придумав способа выведать нужное обходным путем, решилась наконец спросить прямо.
Остановившись вдруг перед жемчужно-серой ширмой, красотка усилием воли выдавила из себя неудобный вопрос.
– Ваше сиятельство, извините меня за дерзость! Позвольте спросить, в каком виде вы меня обнаружили? Была ли я одета?
Эжжи закашлялась от досады на саму себя: вопрос звучит ужасно пошло!
Маленькая графиня с большим сердцем разволновалась не на шутку.
– Ах, Эжжи! Во-первых, ты не обязана обращаться ко мне на «вы» наедине! Впрочем, даже и при гостях ты имеешь полное право не стеснять себя. Как близкий друг, ты можешь свободно обращаться ко мне без всяких условностей!.. А во-вторых, какой ужас! Лекарь уверил меня, что ты – здорова! А это вовсе не так! Совершенно не так!.. И хриплый голос, и жуткий кашель!.. О! Тебе надобно немедленно прилечь, моя дорогая!..
«Самое главное Мадли не заметила! Как всегда!» – раздраженно подумала Эжжи, с милой улыбкой выслушивая заботливую подругу.
– А в-третьих, – добавила красотка, как только графиня на секундочку смолкла, чтобы перевести дух, – в-третьих, мне желательно узнать: была ли я голой в твоем лесу?
– Голой?! – Мадли машинально оправила блеклые кудельки на висках. В непонятного цвета глазках разлилось серебро изумления. – Как могла бы ты оказаться в лесу в таком странном виде, милая?!
Эжжи возликовала.
То был бред! Просто бред – и более ничего! Какое счастье!
Впрочем, из осторожности Эжжи решила уточнить:
– Мадли, будь любезна, скажи мне, знаком ли тебе некий Торс Гривн?
– Гривн? – Мадли глубоко задумалась, от усердия надув щечки. – Гривн?.. Кажется, есть какой-то важный вельможа или сановник. Банкир или барон... Не помню точно... Но какой-то особо значимый немолодой человек... Хотя, впрочем, я могу и ошибиться... Ты же знаешь, я хорошо запоминаю только тех, кого часто вижу. Или – сильно люблю. Как тебя, дорогая!
В знак признательности Эжжи обняла подругу. Та просияла, словно весеннее солнышко.
– Ты видела в бреду, что совсем раздета? – робко поинтересовалась Мадли минуту спустя. – Я читала в «Толкователе снов», что видеть себя голой – к стыду. Какие странности сочиняют для дамских книжек! С чего бы тебе стыдиться, Эжжи?! Ты ведь – такая хорошая, удивительная и самая-самая достойная почета!..
«Ох! – Эжжи мысленно вздохнула. – Хотелось бы мне и самой в это полностью поверить!..»
Но спорить не стала.
В конце концов, если тебя принимают за Удивительную Достойную Героиню, то всегда можно попробовать сыграть такую приятную роль! Отчего бы и нет?!
XLII.
Обед оказался всего-навсего посиделками четверых.
Правила высшего света были забыты. Мадли, Эжжи, лекарь и кормилица откушали все вместе, весело болтая о пустяках: о капризной погоде, о породах собак, о современной живописи, о древней стране Зрафади, погибшей в пучине вод, а также о том, почему нельзя слепо верить людям...
Затем графиня, приобняв кормилицу, которой никогда не открывала своих истинных тайн, нашептала той якобы по секрету: скоро к Мадли посватается барон Дэл Хамеф – и получит решительный отказ.
Лейка прониклась важностью сообщения и одобрила решение. Нечего выбирать старого жадного мужа, когда ты сама – молода, богата и щедра!
Заметим неохотно, но правдиво: Мадли недоверяла кормилице, хотя та доверяла своей молочной дочке.
Печальное несоответствие чувств имело корни прошлого.
Некогда Лейка, боясь ревности и гнева родной матери Мадли, скрывала горячую любовь к подопечной, покуда ныне покойная графиня была жива. Заметь грозная госпожа лишние ласки-нежности между кормилицей и Мадли, Лейку отослали бы прочь.
После смерти графини, служанка резко переменилась к девочке, стала открыто проявлять любовь к той. Однако, когда граф ругал дочь, кормилица из опасения стать неугодной, для виду поддерживала мнения отца Мадли.
Умом нынешняя графиня понимала причины переменчивого отношения к ней кормилицы. Сердцем – давно простила. Но память Мадли, порой неустойчивая и дающая сбой, упорно напоминала девушке о печальном детстве, когда ни на кого нельзя было положиться, когда она ощущала себя сиротой еще при живых родителях, когда кормилица невольно предавала любовь своей подопечной!..
Эжжи, мило щебеча ерунду, дочаевничала с лекарем.
А затем вся компания накинула плащи и шляпы. И отправилась в склеп...
Идти было недалеко.
Ни дождя, ни ветра.
Выложенная булыжником дорога вела к старинной церкви, позади которой скрывался родовой склеп.
Церковь Двадцати Жертв оказалась мала, но прекрасна. Похожая на перевернутый колчан, она как бы стремилась взлететь в небо.
Сине-красно-зеленые витражи, являющие сцены гибели великомучеников, пленили Эжжи особой утонченностью рисунка. Она угадала сходство с гравюрами мастера Тэроса Эйрса. И Мадли охотно подтвердила, что витражи созданы полтора века назад внуком великого художника.
– Мадор Хайс-Эйрс – так его звали! – воскликнула Мадли, втайне гордясь своим родом, сумевшим оплатить драгоценные витражи.