Страница 21 из 50
Конюхов не нашли. Кучер и охрана занялись лошадками сами.
Эжжи принялась чистить, поить и угощать своего любимца. А хозяин трактира – умолять девушку не пачкать нежных ручек и отдать Анта на его личное попечение.
А банкир остался ни с чем. Кроме, разумеется, надежды на более удачный случай.
XXIV.
Бывает так: наползает на душу туман беспричинной тоски.
Вот, и неплохо всё складывается. И боли телесные стихли. И жизнь тебя почти не обидела.
Но сизым туманом болотным затянуло душу – не продохнуть, одни ядовитые испарения!..
Вот, зачем я живу? Неведомо!
Росла бездумно, училась небрежно, любила вполсилы!
Ежели Анта не считать, то во всем мире никто мне не дорог и не близок.
Мать с отцом до глубин знаю – дурные они люди. Брат с женой ни в чем не повинны пред Небом – а все-таки не люблю их толком.
Брату – лишь благодарна. И от благодарности той за его любовь – вечно играю ответную! Как актриса в театре «Пышность и страсти», что в Сорте слывет – лучшим.
А слуг презираю втайне. За то, что не ищут вольной жизни, что не бегут от нас в далекие страны, где нет, как веет молва, ни королей, ни дворян.
Будь я прислугой – бежала бы на край света!
А, впрочем, я и так – бегу! И тоже – от злой неволи.
Но что я сама за гадость такая?!
Знаю же прекрасно, что Торсу побег мой – как нож в сердце!
Он ведь, как может, так – любит. И не со зла поглумился, от непонимания. Каждый сам собой мерит – что хорошо, что плохо. И что ему самому – по нраву, полагает: то и другим – в забаву да в сладость...
И графинька мне – без надобности. Что за подруги! Я, пусть и ленива, а не глупа. А Мадли Хаш, хотя и прилежна, да тупа. Как гусыня!
А ведь придется, верно, живя подле Мадли, опять притворяться. Чтобы презрения не показать. Чтобы никто не заметил, что я выше моей подруги-графини. Чтобы себя саму тем не унизить, что меня – за лучшего гостя почли, а я хозяйку ненароком на суд людской полной дурой выставила!..
Расползается по душе вязкий туман, заполняет всю Эжжи.
Бродит она дремотно по комнатке, что на третьем этаже трактира.
Окно распахнуто. Эжжи зябко кутается в тройную шаль из белой козьей шерсти.
Сама эту шаль связала, по-особому. Петли – узорными перекидами. Три слоя провязки в одну треугольную пуховицу закреплены. Не шаль, а – ветроубежище!..
Не хочется Эжжи ветра. Запирает она окно.
И ужасается вдруг: ветер невзлюбила – совсем душа больна!
Ветер – друг! Ветер – как Ант! Самый нужный на свете!..
Но туман боится ветра, внушает девушке: «Залезь в кровать, укройся с головой! Не сотрясай туман, а не то вдохнешь сполна клубы горючие – да и вовсе сама собою отравишься!..»
И лежит Эжжи в постели, укутавшись. И тихие слезы текут из зажмуренных глаз. А сердце колотится часто-часто. И мысли путаются, теряясь в тумане сомнений.
А в ушах будто бы шелестит, как листья берез на теплом ветру, ласковый шепот Торса:
– Вернись, Эжжи, вернись! Ведь я же тебя люблю!..